– А не чересчур ли самоуверенно ты восхищаешься самим собой? – Я не восхищаюсь. Я констатирую факт. – Костя лишь пожал плечами. – Например, единственный способ поставить на место тебя – это спровоцировать активные действия. – То есть врезать мне по носу? – Иначе ты не слышишь. Ты привык, что все вокруг только языком треплют, и уже давно не получал тумаков. Кстати… ты вообще получал тумаки? – Людям дорога жизнь. Обычно. – Ну, все бывает впервые. – Ага. Абсолютно все. Даже вот жизнь можно кому-то спасти впервые. – Арт поднял руку и помахал ею перед лицом Кости. Бинты пропитались зеленкой. Жуткое и довольно неприятное зрелище. – Как ты это прокомментируешь, судмедэксперт? – При чем тут судмед… – Хватит умничать. – Почему сразу умничать? – Все, я умываю руки. Сам с ним говори, – пробормотал Артур и поменялся с Даней местами. – Твой выход. Может, тебя «наш гений» еще не раскусил. – Никого я не раскусываю. – Как, вообще, человека можно раскусывать? – не понял Волков и приподнял маску. – Вы ведь понимаете, что чисто физически это маловероятно? – Это такое выражение. – К чему, вообще, такие выражения? Почему не называть вещи своими именами? – Вопрос, которым задаются уже тысячи лет, брат. Хотя, – Артур наклонился вперед и язвительно прищурился, – наверняка Ромал и на него знает ответ. Верно? – Что ты возмущаешься? – Да потому что ты Гермиона Грейнджер в цыганском обличье. – Вместо того чтобы пересматривать Гарри Поттера по тринадцатому кругу, открой учебник по психологии. Ты ведь не забыл, как выглядят книги? – А ты не забыл, как выглядит фингал под глазом? Ребята шагнули навстречу друг другу, и Даня вырос между ними, словно подушка безопасности. А он-то думал, что конфликт исчерпан. – Прекратите, – взмолился Волков. Как же ему становилось паршиво, когда у этих двоих возникало желание помериться крутостью! Их задевали даже такие мелочи, на которые никто другой не обратил бы внимание! – Может, хватит? У меня из-за вас голова болит. – Да ты… – Да я – что, Артур? – Он меня опять тупым назвал. Ты ведь слышал, да? – Я не называл тебя тупым, – вмешался Костя, – что ты себе воображаешь? – То есть я еще и воображаю? – Вы ссоритесь от скуки! – воскликнул Даня, вытянув руки по швам. Его глаза горели недовольством, прожигая друзей насквозь, словно лазер. – Ваши конфликты ничем не подкреплены, не обоснованы! Вы кидаетесь друг на друга, будто враги, но где логика, я не понимаю, где она? Я стараюсь найти смысл, но его нет. Неужели вы действительно собираетесь самоутверждаться за счет оскорблений? Как так? – Даня быстро отвернулся и передернул плечами. – Почему люди такие нелогичные? Мы ведь пришли сюда вместе. Мы ведь друзья, у нас общее дело. Ну почему вас так и тянет ударить друг друга? Это соперничество? Оно? – Парень уставился на ребят во все глаза. – Но тогда что вы делите? Объясните, потому что я совершенно вас не понимаю. Даня сдулся, будто надувной шар, и сразу как-то сгорбился. Костя и Артур некоторое время наблюдали, как со свистом поднималась и опускалась его грудная клетка, как подергивались сжатые в кулаки пальцы. А потом Арт придвинулся к Ромалу и шепнул: – Предохранители сгорели. – Какие… еще… предохранители? – тяжело дыша, переспросил Волков. – Он услышал. – Конечно, услышал. Я же не глухой. – Дань, мы не ссоримся, – дружелюбно проговорил Костя, – мы так общаемся, это наша фишка, наша особенность. Мы так лучше… – …понимаем друг друга, – подхватил Селиверстов. – Мы тренируемся. – Ага, оттачиваем умения. Я – хороший коп, а он… – …плохой. Так что не переживай. Поругаемся – помиримся. – Не вижу логики. – А ее нет. – Логика должна быть. – Не всегда, иначе мы вообще не начали бы общаться, – усмехнулся Ромал. Неожиданно двери спортивного комплекса распахнулись, на улицу огромной толпой выкатились десятки спортсменов, и парни одновременно натянули маски. Артур прижался спиной к холодной стене и потащил за собой Даню. Ромал выглянул из-за угла. Он знал: со спортсменами сложнее всего. Они выносливые, горделивые. А еще они ходят группами. С Игнатьевым нужно было поговорить с глазу на глаз. И не потому, что Ромал боялся толпы качков – а стоило бы, пусть с инстинктом самосохранения у Кости безумные проблемы, – а из-за того, что перед друзьями Игнатьев стал бы выделываться и из кожи вон лезть, лишь бы выглядеть классно. А в одиночку особо не повыпендриваешься. Да и смысл, если никто не увидит? Игнатьева нужно было выследить и отвлечь. К счастью, для этого не нужно было защищать диссертацию или покорять космос. Евгения отличали напыщенное высокомерие и самовлюбленность. Восторг прихлебателей взрастил в нем ощущение собственной неприкосновенности, ему казалось, что даже капли дождя не осмелятся упасть ему на голову, но это ощущение было ошибочным. Самоуверенность до добра никого не доводит. – За мной, – отрезал Костя и не спеша двинулся по переулку. Раз шаг. Два шаг. Жертва все ближе. В темноте сумерек едва различался контур плеч Игнатьева. Раз лужа. Два лужа. Евгений беспечно шагал по ним, переговариваясь с друзьями, и не подозревал, что прямо сейчас за ним следят внимательные глаза чужаков. Раз – сигарета. Два – щелчок зажигалки. Белый дым плавал перед его лицом, залезал в капюшон, под которым скрывалась наглая ухмылка, и рисовал узоры в прохладном воздухе. Питерские невысокие постройки отражались в блестящем асфальте и завлекали в лабиринты, улочки, закоулки. Раз тень. Два тень. Третья – уже совсем близко. Игнатьев притормозил, чтобы отбросить в урну окурок, но промахнулся. Его губы вновь тронула ухмылка, и на мгновение он застыл перед темным переулком с мусорными баками. – Сигаретки не найдется? – послышался за спиной низкий голос. – Найдется, – не оборачиваясь, ответил Игнатьев. Его трудно напугать, ему ничего не страшно, у него все под контролем. Он потянулся за пачкой сигарет… и неожиданно его резко толкнули вглубь переулка. Он ничего не понял. Открыл было рот, но его тут же зажала рука в кожаной перчатке. Но он ведь сильный. Евгений замахнулся для удара и тут же согнулся от боли сначала в животе, потом – в плече. Со всех сторон на него посыпались нещадные грубые толчки. А когда он открыл глаза и увидел нелепицу – людей с головами животных, – то совершенно растерялся. Маски закружились, и ноги Евгения начали заплетаться. – Какого хрена! – зарычал он и отлетел к стене от жесткого удара по челюсти. Перед глазами больше не мелькали маски. Теперь там мельтешили черные точки. Сумка упала на асфальт, прямо в лужу, а спина съехала по кирпичам, как по горке. – Что за… дерьмо, что за дерьмо, что за… Костя распахнул куртку спортсмена, достал пачку сигарет и отрезал: – Спасибо. – Да берите и валите на хрен! – сиплым голосом выкрикнул Игнатьев. Тряхнул головой и попытался встать, но потом понял, что его окружили три незнакомца в черной одежде. И в детских пластмассовых масках. Испуг превратился в шок. Шок – в злость. Игнатьев свел брови и остервенело выплюнул: – Кто вы такие, мать вашу? С неба начал накрапывать дождь. Костя осмотрелся, подошел к мусорному баку и вытащил оттуда металлический прут. Его губы тронула ухмылка, скрытая от окружающих, а черные глаза сузились. Неожиданно с улицы послышались мужские голоса: кто-то искал Игнатьева. Ромал, крадучись, подошел к Евгению и прижал палец к пластмассовым клыкам летучей мыши. – Не надо, – посоветовал он. – Какого хрена я… Ромал замахнулся, в небе сверкнула молния, а Даня содрогнулся всем телом и до боли сжал кулаки. Он ждал, что Костя ударит, но… – Подожди, я не… подожди! – затараторил Игнатьев, вытянув перед собой руки, и Костя замер. Артур подошел к Ромалу и похлопал его по плечу, а потом присел на корточки перед Игнатьевым и невзначай смахнул со своей маски капли воды, будто капли пота. – Что за херня? – проскрипел Евгений. Его взгляд метался от одного противника к другому. – Прости моего друга. – Твоего друга? – Ему по кайфу кровь, торчащие кости. – Вы чокнутые ублюдки, мать вашу, чокнутые ублюдки! – Почему сразу «мы»? – не понял Селиверстов. Из-за маски его голос слегка искажался и звучал неестественно. – Это ему кровь нравится, а мне нравится общаться. Я ведь пытаюсь общаться, улавливаешь? Я за толерантность, гуманизм и прочую ерунду. – Да пошел ты, – рыкнул Игнатьев, выгнувшись вперед, словно дикий пес, – иметь я хотел твою толерантность и твой гуманизм, и тебя на хрен, услышал? Тупая тварина, тебе валить пора, давай вали! Иначе я засуну тебе кишки в задницу, ублюдок, запихну их по… Артур резко поднялся на ноги и взмахнул руками: – Разговор не задался. – Игнатьев тут же замолчал. В переулке повисло напряженное молчание, и даже молнии беззвучно вспыхнули на небе. – Ну что поделать? Он твой. Ромал усмехнулся, вновь шагнул вперед и завел за спину металлический прут, как будто собирался отбить крученый мяч на бейсбольном поле, а Игнатьев в ужасе округлил глаза и подорвался с асфальта.