– Ты в порядке? Дурацкий вопрос, который странно звучал из уст Селиверстова. Костя нахмурился и приготовился выстраивать каменные барьеры, через которые никогда еще не пробиралась живая душа. Он равнодушно отрезал: – Все в норме. – Что в переулке стряслось? – Мне, что ли, оправдываться? – Да почему сразу оправдываться? Я просто спрашиваю. – Не надо просто спрашивать. – Ты отключился. Прямо как в лифте. Это совсем не круто, вортако. – Что ты трусишь, – как можно небрежнее усмехнулся Ромал и закатил глаза, – все в порядке, ладно? Не драматизируй. Я просто увлекся, с кем не бывает? – Опасные у тебя заскоки, – нерешительно подметил Артур. – Хочешь мораль мне прочитать? – Да я не… – Вот и не читай. Сказал же, все в норме. Чего ты привязался? – Селиверстов угрюмо свел брови, а Костя вдруг ощутил себя полным кретином. Он не понимал, с какого черта у Артура вообще появилась идея поболтать о проблемах. – Я с ног валюсь. Ты все сказал? – Ага, как на духу. – Класс. – Ромал прошел в комнату, но потом остановился. Он не привык, чтобы кто-то интересовался его самочувствием. Это сбивало с толку. К чему такие тупые нежности? Они, что ли, подружки? Будут плакаться друг другу в жилетку? И тем не менее Костя уже не знал, где черное и где белое, он запутался. Этот бесящий кучерявый блондин общался с ним гораздо больше, чем отец или двоюродные братья. Идиотская ситуация. Он нехотя обернулся к Арту и выпалил: – Я разберусь. Больше ты подобного не увидишь, лады? Арт удивился. Неужели ему удалось достучаться до Константина Ромала? – Лады, – улыбнулся он и со стуком захлопнул дверь. Глава восьмая Кингисепп Евгений Игнатьев вернул Маше дневник уже на следующий день, и, несмотря на то что субботнее утро выдалось довольно холодным, девушка пришла к парням в общежитие и постучалась в сто вторую комнату. Она долго благодарила ребят, хотя Артур божился, что они и пальцем не пошевелили. – Это наши знакомые, – все повторял он. – Те самые, о которых мы рассказывали тебе в столовой, – добавлял Костя. Маша была умна. Вряд ли она им поверила, но ничего не сказала. Протянула белый конверт и попросила передать его «помощникам». В конверте лежала тысяча. Идиотская и странная ситуация, в которой ни Арт, ни Костя, ни Даниил не знали, как себя вести, но все же деньги они забрали. Положили к тысяче от Оли. Сайт «животных» получился мрачным и стильным, в красных и черных тонах. Даня просидел над ним полночи после возвращения с миссии, а потом все утро продремал. Где-то к двенадцати он очнулся и вспомнил, что им пора собираться в Кингисепп. – Мне Алина написала, что визитки готовы, – неожиданно сообщил Селиверстов. – Уже? – удивился Костя. Он сонно повернулся к другу: – Когда она успела? – Алина одержимая, может всю ночь проработать… прямо как этот, – Артур махнул рукой на Волкова и по-доброму усмехнулся. – Давайте сначала заедем за визитками. Мой дом в нескольких кварталах от вокзала, доберемся минут за десять. Как думаете? – Почему бы и нет? – А ты, Дань? – Главное, успеть на автобус. – Успеем. Не кипешуй. А вы чего такие кислые? Сегодня же суббота, боже, я обожаю субботы. Больше чем воскресенья и пятницы. Больше чем все остальные дни. Артур все болтал и болтал, застилая кровать, а Костя сел за стол и опустил голову на руки. Он не мог заснуть целую ночь, но, только если Даниил работал, Костю не отпускали мысли о внезапных провалах в памяти. Вдруг это что-то серьезное? Хотя наивно было бы даже предполагать обратное. Уже третий раз Ромал выключался и приходил в себя, совершив нечто плохое и опасное. Агрессивное, если выражаться точнее. Вспышки гнева, неконтролируемая ярость, эпилептоидная психопатия. Костя знал все эти термины и прокручивал их в голове, полночи глядя в черный потолок. Он не считал себя психом, но готов был признать, что сбой происходил на неврологическом уровне, в башке, в эмоциях. Исчезал контроль над ситуацией и включалась механическая защита. Сам он защищался физически, а мозг – ментально, и потому, когда Костя заносил кулак, голова отключалась, чтобы не фиксировать приступы агрессии. Едва за окном появились первые солнечные лучи, Константин пришел к выводу, что его организм, по всей видимости, пребывал в депрессии. Глупость, конечно, потому что смотреть сопливые фильмы, напиваться и жаловаться знакомым он не собирался, и все же, судя по многим признакам, Ромал находился на грани нервного срыва. Его преследовали частые головные боли, постоянная утомляемость, напряжение и чувство… отвратное чувство вины. Он ведь бросил маму, уехал, он думал о ней постоянно, все время хотел ей позвонить, но сдерживался и переживал еще сильней. Отстой, одним словом. Где же выход из такого идиотского состояния? В учебниках советуют обратиться к специалисту, но Костя не собирался изливать душу перед каким-нибудь мозгоправом в белом халате. На самом деле все просто. Есть проблема – взгляни ей в лицо. На этом ведь построены миллиарды психологических практик во всем мире! Правда… мужика-гения[21], который предложил усиливать человеческую паранойю, чтобы в конечном счете от нее избавиться, приговорили к казни. Плохо, что только сейчас до ученых дошло, как важно, чтобы человек смотрел в лицо своим страхам, – ведь людей пугает неизвестность, а когда у них формируется картина происходящего – и почва под ногами появляется, и решение. Так в чем состоял страх Кости? Хотя правильней было бы спросить «в ком?»… – Эй! – внезапно воскликнул Арт и подскочил к Ромалу. Тот порывисто выпрямился и недовольно покосился на блондина. – Ты уснул, что ли? Нам пора собираться. – Я задумался. – Поделишься? Костя поднялся из-за стола и с невинным видом размял спину. Будто бы его ничего не беспокоило. Будто бы он думал о новых кроссовках, а не о психическом расстройстве. – Нечем делиться. – Кто бы сомневался. Семья Селиверстовых жила в уютном двухэтажном доме с пепельно-черной крышей и бежевыми стенами; с широкими роскошными окнами, красивым крылечком, с цветами по обе стороны каменной дорожки и подстриженными пихтами. Добираться до дома Арта пришлось больше часа: минут сорок на метро, а потом пешком топать, потому что автобусы туда не ходили. Видимо, в этом престижном районе у людей не было ни желания, ни необходимости добираться до центра через подземку – они ездили туда на своих автомобилях или заказывали такси. Ни Костя, ни Даниил никогда не бывали в подобных местах. В то время как Артур лихо, с довольным видом шагал по идеально ровному тротуару, они молча плелись следом и озирались по сторонам в поисках чего-то приземленного и привычного, но видели только помпезные особняки. Коттедж Селиверстовых, на удивление, отличался ото всех соседних домов. Он выглядел аккуратным и маленьким, в сравнении-то с остальными гигантами в пять, а то и шесть ярусов. Кто жил в этой части Санкт-Петербурга, Костя не знал. Впрочем, местные обитатели тоже вряд ли подозревали о существовании того пригорода Питера, где жил Костя. – Родителей дома нет, – невзначай бросил Артур, – папа сейчас работает постоянно, дело ведет важное, а у мамы дела за городом. Наверняка опять поехала на этот дурацкий цветочный рынок. – Цветочный рынок? – недоуменно переспросил Костя, когда они подходили к дому Селиверстова. Он впервые видел так близко позолоченные оконные рамы. Это же краска? – Мама в саду любит копаться, как одержимая, она вообще любит заниматься домом. Тут таких немного – реально по утрам на лужайках в комбинезонах траву стригут какие-то наемные работники, мусор выносят, полы драят. У всех моих друзей были эти… гувернантки. – Не повезло вам. – И не говори, но я – везучий, мама терпеть не может, когда за нее готовят, убирают, а уж воспитывают… – Арт усмехнулся и остановился на пороге, – это вообще харакири. Неожиданно дверь стремительно распахнулась, и перед парнями возникла Алина. На ее плечах висела безразмерная черная футболка, перепачканная в краске, а на лице горели разноцветные капли. Волосы Алина собрала в пучок, за ухом спрятала толстую кисть. Она так неожиданно появилась перед ребятами, что те удивленно застыли. – Что там? – Девушка обернулась назад. – Что такое? – Ты работала? Извини. – Селиверстов подошел к сестре и внезапно обнял ее, а она улыбнулась, опустив подбородок ему на плечо. – Не думал, что мы оторвем художницу от искусства. Уже смастерила мою статую? Признавайся. – Как раз работаю над этим. Алина выпрямилась и помахала Косте с Даниилом. – Выглядите уставшими. Долго добирались? – Они не выспались, – отмахнулся Арт, по-хозяйски пройдя в холл. – Да нет, на самом деле, все в норме. – Чего застыли? Давайте уже, проходите. Может, чай поставить? Девушка чуть ли не затолкала ребят в дом, закрыла за ними дверь и вновь широко улыбнулась. Она наверняка заметила, каким испуганным стало лицо Дани, каким сбитым с толку выглядел Костя. Ромал изо всех сил пытался не показывать своих чувств, но… Как можно было притворяться, будто ничего особенного не происходит, когда он переступил порог самого красивого дома из всех, что он когда-либо видел? Мраморный пол, молочно-бежевые стены, деревянная лестница с золотыми поручнями и огромные зеркала. Светлый и невероятно уютный семейный уголок, завораживающий теплом и спокойствием. Ромал откашлялся, затормозив в проходе, а Даня пристроился рядом. – Вы не будете проходить? – растерялась Алина. Артур наконец вспомнил, что он не один, и развернулся на пятках. Костя и Даниил не торопились разуваться и казались двумя истуканами, оказавшимися в центре вулкана. – Слушай, мы чай не будем, – опомнился Селиверстов и подскочил к сестре. – Нам бы визитки забрать, и мы покатим в Кингисепп. – Что за Кингисепп? – Небольшой город в ста тридцати километрах от Санкт-Петербурга, – выстрелил Даниил с умным видом. – Там родилась моя мама – Ирина Волкова. Когда отец заболел, пришлось перебраться к родственникам. Я плохо помню это время, мне тогда исполнилось восемь, и меня не интересовали проблемы родителей, меня тогда вообще мало что интересовало. Ты можешь поехать с нами, Алина, если есть желание и возможность. Девушка удивленно вскинула брови и поглядела на брата: – Ты им еще не надоел?