– Откуда они у тебя? – Они из коробки вывалились, – протянул друг. – В комнате громилы? – Ну да. – И ты просто забрал их? – Ага. – Все? – Только три пачки, – сглотнул Арт. – Каждому по одной. – И сколько денег в пачке? – Не знаю. Возможно, полтинник. – Пятьдесят штук? – громче переспросил Ромал, сжимая деньги в кулаке. В голове у него закружились миллионы мыслей. Он не знал, что хуже: робость Дани, растерянность Артура или… корысть. Желание забрать деньги и никогда не возвращать их обратно. Были ли он и его друзья преступниками? Были ли они ворами? Безумие горело в глазах Кости. Он глядел на Арта, тот глядел на него, и они молчали. Разумеется, мужик добыл эти деньги нечестным путем. Разумеется, он не имел права ими пользоваться. Наверняка они обязаны были отнести деньги в полицию, чтобы менты… Костя остановил поток размышлений и досадливо нахмурился. Чтобы менты – что? В каком таком мире менты раздают деньги тем, кто их потерял? «Ночные животные» выполнили свою работу и сделали кое-что сверх того, подвергнув себя настоящей опасности, они пострадали и заслужили награду! Им нужна была награда, чтобы оплатить обучение, чтобы… помочь своим близким. Ромал ухмыльнулся, и Артур ухмыльнулся вместе с ним. Уставшие и окровавленные, они внезапно почувствовали себя совершенно другими людьми. – Неплохая развязка, – обрадовался Селиверстов и крепко сжал деньги. Никто точно не знает, в какой момент стираются границы. В какой момент хорошее заменяется плохим, плохое уступает место вынужденному, а вынужденное становится нормой. Что такое норма? Говорят, для каждого она своя, но это наглая ложь. Существуют законы морали, которые невозможно преступить, не потеряв себя. Шагнуть за очерченные пределы просто. Один шаг в пропасть. И только. Но, чтобы снова забраться на поверхность, придется потратить долгие годы. Поняли ли друзья, что падение уже началось? Почувствовали ли ветер, услышали ли его свист? Сломаются ли их кости при столкновении с землей? А может, падать предстоит вечно? Может, у зла нет предела? Вот мораль очерчена четко, о ней мы наслышаны с самого детства. А что касается зла, есть ли у него границы? Есть ли лимит человеческой алчности, похоти, кровожадности, ярости, гордыни? Есть ли предел человеческой безнаказанности? Глава пятнадцатая Ответственность Впервые за все обучение Ромал пропустил почти две недели занятий, отлеживаясь в кровати. Нос ему подправили, таблетки выписали, но боль была такой неприятной, что по ночам парень не мог спать, а по утрам не мог бодрствовать. Он самостоятельно штудировал лекции, писал конспекты, а иногда просто болтал с Артуром, который привык пропускать пары в начале дня. Они могли часами разговаривать о фильмах и о музыке – пусть Костя мало что понимал в музыке и посмотрел не так уж и много фильмов, но Артура сложно было остановить. Он написал целый список лучших, по его мнению, фильмов, на которые другу стоит обратить внимание. К концу февраля до Ромала дошло, что пора ему выбраться в институт. Он прочитал вперед несколько параграфов по криминалистике, выучил десятки статей по праву, решил задачи по аналитике и зазубрил столько информации, что голова раскалывалась! Другими словами, отсиживаясь дома, Ромал учился больше, чем на занятиях в универе, и пора было заканчивать с этой нехорошей практикой. – Где мой галстук? – взвыл Артур, роясь в шкафу. – Я должен найти галстук. – Зачем наряжаешься? – Читаю доклад по межкультурной коммуникации. – А это знаковое событие? – Я еще ни разу не читал доклад. Хочу произвести хорошее впечатление. – Тогда нужно было подготовить доклад, а не галстук. – Опять умничаешь? Костя усмехнулся и искоса взглянул на взвинченного друга. – Слушай, – сказал он, – а ты ведь никогда не говорил, на кого учишься. Артур обернулся и поинтересовался: – Тебе память отшибло? – Ничего мне не отшибло. – Не прикалывайся, вортако. – Да я серьезно. – Артур учится на факультете иностранных языков, – доложил Даня и достал из-под кровати пыльный галстук. – Его ищешь? – О да, отлично! Ты меня спас. – Учишь языки? – Угу. – И твой тренер возмущается, почему у тебя так много занятий по французскому? – Я тоже возмущаюсь, – честно признался блондин, повязывая галстук вокруг белого воротника, – я ведь собираюсь стать олимпийским чемпионом, а не переводчиком. – Тогда зачем поступил на этот факультет? – Моя специальность – лучшая в мире, которая с распростертыми объятиями примет любого, кто намерен заниматься чем-то помимо учебы. Чего это ты заговорил об этом? – Да просто интересно. Ромал закинул учебники в рюкзак, застегнул молнию и еле-еле прикоснулся пальцами к носу. Вроде бы болит уже не так сильно. Пластырь смотрелся на носу по-идиотски, но, кажется, Костя привык так выглядеть. Ребята вышли из общежития и направились к машине. Грязные сугробы постепенно превращались в лужи, неизменно серое небо казалось темнее обычного, и если бы настроение зависело от погоды, то люди в Петербурге ходили бы сонными и понурыми, будто опущенные в воду. Костя задумался о прошедших днях, о накопленных деньгах. Жизнь так стремительно неслась вперед, что иногда ее варварски заносило на поворотах, и парень будто оказывался в невесомости. Костя не любил подвешенное состояние. Он хотел понять, почему Волков никак не может найти дилера Антона, на которого указал Матвей. Хотел узнать, откуда в Питере появились таблетки с распятием на упаковке. Он постоянно ломал голову, строя теории, и расстраивался, едва они заходили в тупик. – Мне, кстати, Алина написала, – неожиданно признался Селиверстов, и Ромал тут же позабыл, о чем он думал. Дилеры, таблетки? К черту все это! Парень вдруг вспомнил, что и сам на днях списывался с Алиной, но разговор у них не задался. Она так сухо отвечала, как будто он насильно заставлял ее печатать сообщения. – И что она хотела? – Спрашивала, как у меня дела. – Ну… классно. – Еще она спрашивала про Даню, как он, как поживает его мама. – Передай Алине, что со мной все в порядке, – совершенно серьезно ответил Волков. – Она и про Лизу спрашивала. Костя поджал губы. Выходит, Алина спрашивала, как дела у Артура, Дани, Лизы… И не спрашивала, как дела у Кости. Отлично. Ромал прочистил горло и бросил: – Зачем ей Лиза? – Ну, знает она, что у вас там любовные перипетии. – Какие еще перипетии? – Любовные. – Это ты ей такое наговорил? – Я только правду рассказываю, друг, – улыбнулся Селиверстов и лукаво взглянул на вортако. – Видела бы она, как ты краснеешь при встрече с Ланжерон… – Я не краснею, – с нажимом процедил Костя. – Да кого ты обманываешь? Падок ты на длинноногих красоток. Не стоило спорить, чтобы не ляпнуть в запале лишнего. А ведь Костя до сих пор не знал, как признаться Арту, что ему нравится общаться с Алиной… что она ему нравится. Порой Костя боялся и себе в этом признаться. К тому же теперь он знал, по какой причине Алина отвечала ему так холодно. Сколько раз Селиверстов повторил, что его лучший друг «падок на длинноногих красоток»?