– Сказал, что я бомбический. – Какой? – Бомбический! – воскликнул Артур, и друзья рассмеялись. – Я настолько классный, что мне дали грамоту. А грамоты давали только-по-десятое-место! Ясно? Выкусите! – Выкусите, – повторил Ромал и приобнял блондина за плечи. – У кого есть грамота? – У меня есть грамота. – И кто крут? – Я крут. – А ну-ка, Дань, разверни плакат. Мы должны торжественно покинуть этот зал. – Мне кажется, будет лучше, если я пойду первым, – предложил Волков и расправил перед собой ватман, на котором кривыми буквами было выведено имя Артура. – Ты прав. Идешь впереди. Мы сзади. – Договорились. – Ну что, шествуем? Селиверстов крепче обнял друга и кивнул: – Шествуем. В ногу, обнимаясь и покачиваясь, они покинули спортивный зал, и внезапно у Артура на душе стало так тепло, так спокойно! Он вдруг понял, что победа не так важна, и, вообще, результат – вещь относительная. Важно то, с кем ты разделяешь яркий момент. Ты можешь стать чемпионом мира и ощутить себя песчинкой, ничтожеством, а можешь взять грамоту за четвертое место и почувствовать крылья за спиной. Парни дождались, пока Арт переоденется, вместе отвезли домой его спортивную форму. Артур все время улыбался. Когда ребята ехали на окраину навестить Анну Ромал, он позвонил родителям и поделился с ними радостью. Оказалось, Софья Селиверстова даже не знала, что ее дети поссорились. Артур не рассказал ей всего, но признался, что уже давно не разговаривал с Алиной. Как только он отключился, Ромал придвинулся ближе к другу и сказал: – Помиритесь вы. – Ага. – Не переживай ты так. Ну, наговорили друг другу сгоряча глупостей. – Не люблю с ней ссориться, – с деланой небрежностью усмехнулся парень. – А я люблю ее… – Даня рывком обернулся, выпучив глаза, Артур окаменел, а Костя, втянув глубоко в легкие воздух, продолжил: – Характер. Она у тебя сильная. И общаться с ней приятно. У меня ведь есть двоюродные братья. Но мы с ними не ладим. Арту показалось, что в голове у него вспыхнула лампочка. Он заторможенно ответил: – Ну, двоюродные – это не родные. – Ага. Ромал откинулся на сиденье, постарался убрать с лица растерянное выражение и покачал головой. Ну и придурок же он! Вообще не контролирует, что говорит. Волков все посматривал на него через зеркала, а Костя недовольно мял ладони. Нельзя врать другу. Нельзя врать самому себе. И откуда он выдумал такие глупые проблемы? Ведь нужно было всего лишь открыться. Но что для Ромала значило «открыться»? Как минимум стать совершенно другим человеком. Даня припарковался напротив небольшого грязно-рыжего дома, и Костя выбрался из машины на улицу. Закинул рюкзак на плечи и несколько раз сжал-разжал кулаки. Сегодня ему выпал шанс осуществить свою мечту, сделать рывок в правильном направлении. – Я быстро, – отрезал он и закрыл дверцу автомобиля. Решительным шагом он преодолел расстояние от «хендая» до подъезда. Взлетел на второй этаж и постучал. Его трясло. Он буквально чувствовал, как дрожат ноги. Дверь открылась, Анна Ромал появилась на пороге, и ее черные брови поползли вверх. – Костя? – растерялась она, едва не выронив полотенце. – Привет, мам, – прохрипел парень, шагнул вперед и так крепко прижал к себе мать, что ощутил бешеное биение ее сердца. – С днем рождения. – Ты что делаешь? – Обнимаю тебя. – Отец скоро вернется. – Анна отстранилась, схватила в ладони лицо сына и неожиданно посмотрела на него такими грустными глазами, что внутри у того все сжалось. – Уходи. – Никуда я не пойду. – Уходи. – Нет, мама. Я пришел к тебе. – Дэвэл, Костя, не зли своего отца! Мэ тут мангав,[37] не зли его. – Мне наплевать на этого человека, – грозно отрезал Ромал и зашел в квартиру, потащив маму за собой. Показал ей на стул. – Сядь. – Костя, – испуганно нахмурилась женщина. Лицо у нее было таким уставшим, руки такими худыми! Она казалась лишь видением из прошлого. Призраком детства. – Ты не… – Садись. – Я не… – Бога ради, мама, сядь, прошу тебя. – Анна Ромал покорно присела на треснувший стул, сцепила в замок пальцы, а ее сын нервно кивнул: – У меня для тебя кое-что есть. – Виктор скоро вернется. – Хватит про него. – Что ты делаешь? – Спасаю тебя. – Костя упал перед мамой на колени, неуклюжим движением раскрыл рюкзак и вывалил деньги. Все, что он накопил. Каждую тысячу. Каждый рубль. У него звенело в ушах, перед глазами колыхалась темная завеса. Костя сгребал деньги в охапку, но они сыпались и вываливались, и черные глаза Анны становились все больше. – Забирай. – Что… – Женщина схватилась за грудь. – Я не понимаю. – Я заработал их для тебя. – Хохаибэ[38]. – Здесь сто тридцать пять тысяч, мам. Не так много, знаю. Но их хватит для начала. – Для начала? – Ты должна уйти отсюда, – Ромал подошел к матери, взял ее руки в свои и решительно посмотрел ей в глаза, – ты заслуживаешь другой жизни, слышишь? Он больше никогда не поднимет на тебя руку. Тебе не нужно больше драить полы. – Костя. – Ты можешь уйти, убежать, исчезнуть. – Перестань. – Ты можешь выбраться из этой помойки, – жестко процедил парень, – тебе здесь не место. – Хватит! – Женщина прищурилась и выдернула руки из рук сына. Ей неожиданно стало так плохо, что мир перед глазами закружился, а весь воздух куда-то пропал. Она чувствовала, как уходят силы. Непонятая и измученная, она всю жизнь пыталась принадлежать мужу и любить сына, но по какой-то нелепой ошибке, прописанной свыше, не могла быть с ними обоими. Она выбирала одного, но теряла другого. – Откуда эти деньги? – Я заработал. – Где? – Это имеет значение? – Ты такой же, как отец. – Что? – Убежал из дома, потому что не хотел быть им. Но ты – это он. Откуда у тебя такие деньги? Что ты натворил, чяво? Парень стиснул зубы и ответил: – Я работаю на благо общества. – Яблоко от яблони. – Неправда! – Ты не должен приносить мне деньги. – Должен. – Нет. Я не просила тебя. – Анна вскочила на ноги и схватилась за голову. Ей нечем было дышать. Сердце разрывалось от боли. – Я не просила, я не хотела.