Настала очередь учителя-пенсионера из Блэкуотера. – По-моему, девять, – произнес он тихо. – Неправильно, – сказала Филлис. – Четыре! Перебрав Гайдна, Моцарта, Шуберта, Малера, Сибелиуса и Брукнера, она добилась того, что в зале воцарилась ошеломленная тишина, угадать не удалось никому. Филлис перешла к операм и предложила назвать композиторов, ответы знали и учитель, и юноша из Блэкуотера. Благодаря этому блэкуотерцы вырвались на пятнадцать очков вперед, и Филлис объявила последние раунды, в которых соревнующиеся могут совещаться друг с другом. Один участник попросил о перерыве, чтобы сходить в туалет, и Филлис согласилась. На столе снова появились бренди с содовой и шипучка “Бабичам”. Взглянув на дверь, Нора заметила компанию из нескольких человек, возмущенно смотревших на них с Филлис. Перехватив ее взгляд, молодой парень с песочного цвета волосами и загорелым лицом оглянулся на остальных. Он подошел к ней с таким видом, будто ему нанесли личное оскорбление. – Голосина у ней будь здоров, – кивнул он на Филлис. – Надеюсь, сегодня она не поедет через Килмукридж, потому что ребята изрядно озлились на ее кваканье. Больно много воображает, доложу я вам. Нора молча отвернулась. – Я тебе так скажу, – заметил парень приятелю, – она уделается, когда ей забьют эти симфонии по самое не могу. Уж тогда-то перестанет задавать свои вопросы. Филлис шепнула Норе, что нужно как можно скорее возобновить викторину. – Внимание! – крикнула она. – Приготовьтесь к последним, самым напряженным раундам! Сейчас миссис Вебстер объявит нам предварительный счет. Молодой парень продолжал отираться поблизости. Филлис посмотрела на него в упор: – Боюсь, вы мешаете. Совершенно незачем стоять так близко. Не могли бы вы отойти и сесть? Парень помялся, затем испепелил Филлис очередным яростным взглядом и двинулся к маячившим у двери друзьям. Новый раунд был посвящен премьер-министрам разных государств, и, судя по всему, один килмукриджец к нему подготовился. Он сумел назвать имена премьер-министров Швеции и Норвегии. Трудности начались, когда у команды спросили, как зовут премьер-министра Советского Союза, и ее члены сначала сошлись на том, что это Брежнев, а потом передумали и назвали Подгорного. – Так кто же из них? – осведомилась Филлис. Они совещались, пока Филлис не остановила секундомер. – Подгорный, – сказал один. – Боюсь, что оба ответа ошибочны. Председатель Совета министров Советского Союза – Косыгин. – Вы же спросили, как зовут премьер-министра, – возразил кто-то. – И его фамилия Косыгин. – Но вы сказали, что он председатель. – А это то же самое, что премьер-министр. И боюсь, что мое решение окончательное. Можете спорить сколько угодно. Следующий вопрос! Поднялся ропот, и Филлис повысила голос: – Я больше не позволю перебивать! Нора уткнулась в таблицу очков, не смея поднять глаза. Команда Блэкуотера не ответила на несколько вопросов, и к концу раунда разрыв составил всего три очка. Норе – как многим, по ее мнению, – было ясно, что если бы не вопрос о Советском Союзе, то впереди оказался бы Килмукридж. В последнем раунде, который был посвящен знаменитым сражениям, обе команды сумели правильно ответить на все вопросы. К концу викторины Нора подвела итог. Блэкуотер победил с перевесом в три очка. Филлис встала, снова призвала к тишине и властным тоном огласила результат. Не успела она сесть, как от толпы отделился мужчина и направился к ней. Он был в кепке и клетчатом пиджаке. – Откуда вы? – агрессивно спросил он. – А вам какое дело? – огрызнулась Филлис. – Вы ведь даже не из Эннискорти. Вы не пойми откуда. И не имеете права тут выделываться. – Я думаю, вам пора домой, – отрезала Филлис. – Я-то хоть знаю, где мой дом. – Вы нас ограбили! – крикнул другой. – Все было подстроено! Тут из толпы выбрался Том Дарси: – Мы с приятелем из-под Килмукриджа приглашаем вас, дамы, в “Этчингем” и хотим угостить в благодарность за ваш тяжелый труд. – Надо с ними пойти, – сказала Нора и облегченно вздохнула, когда Филлис согласилась. – Вы жена Мориса Вебстера? – спросил уже в баре спутник Тома Дарси. На секунду она усомнилась, известно ли ему, что Морис мертв. – Я хорошо его знал, – добавил он. Нора огляделась и отыскала Филлис, которая держала полный стакан бренди с содовой и оживленно болтала с Томом Дарси. – Давно? – спросила она. – Познакомились, когда он как-то приехал сюда с братом, с ними было еще несколько человек. Мы рыбачили вместе. Его брат еще жив? – Да, – ответила Нора. – И был еще один, хворый, который умер? – Верно. – А Маргарет, сестра, замуж вышла? – Нет, так и не вышла. – Хорошая женщина, ее все любили. – Он отпил из стакана и глянул поверх него на Нору. – Я огорчился, когда услышал про Мориса. Господи, да все мы тут расстроились. – Спасибо на добром слове. – Жизнь непредсказуема. Иногда это сплошная бессмыслица. Они молча постояли у стойки. – Хотите чего-нибудь получше, чем это? – спросил он наконец. Нора взглянула на свой “Бабичам” и замялась. – Я слышал, что это ужасная дрянь, – сказал мужчина. – Вам лучше взять водки со светлым лимонадом. Мои хозяйка с дочкой только ее и пьют, когда выбираются в свет. Он заказал ей водки со светлым лимонадом и сам налил, когда принесли. Она увидела, что компания мужчин, стоявшая в дверях зала, перебралась сюда и заказывает выпивку; после викторины бар заполнялся, и общее настроение было приподнятым. Необычное событие спасло вечер и дало тему для обсуждения. Оживленная публика больше смахивала на болельщиков, вернувшихся с хёрлинга[39] или футбола. Филлис продолжала беседовать с Томом Дарси, щедро пичкая его материалом для пересказа жене. Вскоре к ним присоединились другие мужчины, которые заговорили с Филлис как со старой знакомой. Филлис втянулась в дискуссию, кивала и переводила взгляд с одного на другого. Нора подумала, что муж у нее – ветеринар, а потому она привыкла к обществу фермеров и знает, когда следует оставить командный тон. А может, все дело в бренди. Никто не позволял Филлис и Норе платить, и всякий раз, когда мужчины оплачивали очередной круг, они брали бренди с содовой для Филлис и водку со светлым лимонадом для Норы. Вскоре Филлис начала показывать ей на выход, Нора оглянулась на дверь и увидела Тима Хегарти и его жену Филомену. Тим был учителем из школы Мориса. Нора знала, что на выходных они с женой колесят по окрестностям в поисках компании, но понятия не имела, что им понадобилось в Блэкуотере. С ними были двое детей. По выражению лица Филлис было ясно, что она не одобряет подобное. Тим славился приятной внешностью и звучным голосом. Жена пела с ним, когда была не слишком пьяна, а как-то раз, участвуя в концерте в обители Милосердия, на котором побывала и Нора, все семейство, включавшее родителей и шесть или семь детей, сыграло семью фон Трапп из “Звуков музыки”[40]. Все тогда сказали, что быть им профессиональными артистами, если Тим и Филомена бросят пить. У барной стойки призвали к тишине. Тим Хегарти стоял, закрыв глаза. Волосы напомажены, узкий галстук-бабочка и пиджак в красную и белую полоску. Вылитая американская кинозвезда. Не открывая глаз, он запрокинул голову и запел голосом мягким, но звучным: “Мона Лиза, Мона Лиза, так прозвали тебя люди, ты так похожа на даму с загадочной улыбкой…”[41] Сначала Норе показалось, что кто-то пел эту песню на ее свадьбе; она попыталась вспомнить, кто бы это мог быть. А потом подумала, что нет, это было позднее и не про нее. Это было после рождения Фионы, а приятно, наверно, сделалось при воспоминании о дочке – какой она была милой, как училась говорить и ходить. Тим перешел ко второму куплету, и Нору поразило, насколько точно она вспомнила, когда это было. Они с Морисом оставили Фиону с матерью Норы – на день, а то и на ночь, чтобы побывать на свадьбе кузена Мориса – у Эйдан и Тилли О’Нейлл. Прием устроили в отеле “Талбот” в Уэксфорде, а шафером был Пирс Брофи, сын Нэнси, который впоследствии уехал в Англию и там прилично поднялся. Пирс тогда встал и спел эту песню, которая, подумала сейчас Нора, была в том году свежим хитом, и все поразились, что он знал слова. Он пел медленно, в точности как сейчас Тим, и хотя песня была не из тех, что нравились Морису, Нора ее любила – за неспешность и печаль и еще за удачные рифмы. А главное, было отрадно, что рядом Морис, – она радовалась, что они вместе, нарядные, и все вокруг знают, что они муж и жена. Песня кончилась, и посетители бара наградили Тима громовыми аплодисментами. Одна лишь Филлис осталась, мягко говоря, безучастной и, глянув на Нору, закатила глаза. Нора заметила у нее в руке полный стакан бренди с содовой и увидела, что и перед ней самой опять стоит водка и светлый лимонад. С другого конца зала доносилось бренчание: играла на гитаре Филомена Хегарти. Средь этого шума и гама Норе остро захотелось оказаться где угодно, только не здесь. Дома она часто страшилась наступления ночи, зато была одна и все находилось под ее контролем. Одиночество и тишина приносили странное облегчение. Нора спросила себя, а может, как раз это облегчение и неподконтрольно ей. Как же давно она не была в такой толпе, с молодости. Когда уходить с вечеринки или на сколько задерживаться, всегда решал Морис, но непременно спрашивал ее. Удивительно, но прежде она никогда об этом не задумывалась. Но ведь на самом деле ее нередко раздражали перепады настроения Мориса: сперва ему не терпелось пойти домой, а через минуту он уже взбудоражен и ввинчивается в компанию, а она терпеливо ждет, когда вечер утихнет. “Так вот что такое одиночество”, – подумала Нора. Одиночество – это вовсе не испытания, через которые ей пришлось пройти. Она не была одинока, когда смерть Мориса обрушила ее мир, когда она будто попала в аварию, нет, одиночество – это стоять в океане людей, якорь выбран, а вокруг кипит бессмысленная и непонятная жизнь. В баре снова зашикали, донесся перебор струн, и Тим Хегарти запел “Люби меня нежно”. Так меланхолично, с таким томлением, что Норе почудилось, будто он обращается к ней, издевается над нею, смотрит в лицо и смеется, но тут песня взяла свое, и голос, покоряясь мелодии, смягчился и притих, временами умолкал, давая вступить гитаре. Тим закончил петь, и Нора присоединилась к аплодисментам и вместе со всеми удивилась, когда Хегарти, не обращая внимания на овации, перешли к песне, которая была намного бодрее. Тим Хегарти сымитировал американский акцент Элвиса Пресли: Старый друг Зашел сегодня, Потому что он рассказывал каждому в городе О любви, которую он нашел. Его последнюю любовь звали Марией[42]. Филомена била по струнам все сильнее, Тим пел, отовсюду летели одобрительные возгласы и свист. Нора запрокинула голову и закрыла глаза, наслаждаясь буйством мелодии, ее настойчивым звучанием, – и вспомнила лето, когда эту песню исполнили в первый раз, а может, и следующее, когда она достигла Куша. Наступал вечер, и кто-нибудь ставил проигрыватель на стол перед автобусом Триси, превращенным в летний домик, удлинителем подключались к сети в одном из окрестных домов, где было электричество.