– Это все превращается в какой-то идиотизм, – процедил Вуко. Феечка метнулась по склону как оскорбленная бабочка, трепеща крылышками и влача за собой радужную полосу. Вуко присел на земле, опершись о меч. – Что теперь? – спросил Бормот. – Теперь не мешай ему. – В чем? Он же просто сидит. Драккайнен сидел так минут десять, терпеливо выжидая. Потом вдруг встал, потянулся за мешочком, произнес в воздух: «Спасибо, хорошо» – и зашагал траверсом поперек склона. Остановился в одном месте, потом вырубил мечом засохший куст и принялся отгребать снег, открывая темную яму шириной метра в полтора. Сплюнул и вполз в отверстие, из которого веяло влажным теплом и неопределенным органическим смрадом. Когда они подошли, он выставил голову наружу. – Дальше становится шире. За мной входят Сильфана и Филар. Потом Хвощ и Кокорыш, с сундуком, за ними Варфнир, Грюнальди и Дягиль. Внутри пусть один из вас зажжет факел. Да, тот самый, со странным светом. Пусть несет его Дягиль, если опасаетесь. Вьюн, Дерн и Явор, ждете нас при входе. Это очень важно. Мы должны быть уверенными, что сможем выйти. В путь. И помните, что говорил Филар. Внутри будет множество созданий из тумана. Вы не можете бояться. Думайте только о том, что пещера ведет на другую сторону горы, и что мы скоро выйдем. Сильфана и Филар отгонят их пением. Дягиль, ты тоже пой с ними вместе. Только не словами, потому как твой испанский ужасен. Просто мурлычь. Остальным лучше идти тихо. Он отступил внутрь некой пещеры, вынул из мешка что-то вроде булавы, а потом ударил расширенным концом в скалу, пробуждая свет в плененном внутри создании. Зеленоватый блеск залил пещеру, помаргивая на влажных потеках и известковых формах, кажущихся клубком окаменевших внутренностей какой-то твари. Сзади эхо доносило грохот камней, дыхание его людей и хруст ящика, влекомого по скале. Шепоты появились, когда за спиной исчез свет, падающий от входа. Желеобразные создания начали вдруг почковаться от стен и потолка, показывая полупрозрачные конечности и большие, мясистые головы со стальными челюстями с плоскими человеческими зубами, будто в древних зубных протезах. Сильфана взвизгнула. – Пойте! – крикнул Драккайнен, заглушая на миг голоса («Не уйдешь, Пассионария, не оставишь нас, Пассионария…»). Сильфана и Филар запели. Сперва голосами дрожащими, но как раз это нисколько не мешало мелодии, но потом все увереннее. Чуть подальше можно было встать, а потому он приподнялся и нанес несколько ударов, пробудив писки и призрачный шепот. («Это ничего не даст, Пассионария, всегда будем с тобой, Пассионария…») – Ладно, Цифраль, высоси их, perkele, – произнес Драккайнен, потянувшись под броню и вынимая один из хрустальных флаконов, приготовленных Фьольсфинном. Бросил его, как гранату, слыша, как тот ударяется о скалу и разбивается в прах. Известковый валун зашипел, покрылся пеной и провалился внутрь себя, превратившись в лужу булькающей жидкости. Лужа миг кипела, а потом выпустила огромный мутный пузырь, который вырос, застыл на миг, как огромное яйцо. Вдруг вершина его растрескалась на три части и разложилась, будто лепестки цветка, показывая мясистые внутренности и тянущиеся за ними нитки слизи. – Шутник, – рявкнул Драккайнен. – Киноман, runkku. Раздался хоровой писк, когда создания в панике бросились в отверстия и щели пещеры, сублимируясь в мерцающую пыль, что полосами втягивалась внутрь яйца. – Будет на потом, – сказал Вуко довольно. – Очисти пещеру, малышка. Под ноль. – Что происходит? – спросил кто-то сзади. – Он с ними управился, – ответил Спалле. – Дорога свободна. – Прими меня, Сад… Укрой душу мою, Сад… – Кто там молится?! Петь, perkele! Они протискивались пещерой, слушая отголоски шагов, бесчисленных капель и собственное дыхание. Свет приугас, потому Вуко треснул булавой о скалу снова. А потом наклонился и протиснулся в другую пещеру, поднимая фонарь. И тотчас же отпрыгнул назад, опрокидывая остальных. В отверстие, словно разогнанный самосвал, ударила большая, как стол, обтекаемая треугольная башка змея с распахнутой пастью, из которой, как копье, торчало жало. Башка воткнулась в дыру коридора, засыпая их обломками скалы, а потом отдернулась в грохоте камней. – Назад! – крикнул Вуко. – Назад! Дайте мне место. И петь, perkele! Вас заткнуло или как? Это просто проклятущий слепой змей длиной с корабль. Perkele molopaa! – Но я ведь его убил, – сказал Филар раздраженно. – Я распорол его вдоль! – Ну, теперь он чувствует себя получше, – процедил Драккайнен. – Цифраль? – Не сумею его высосать. Он управляется снаружи. – Влети внутрь и погляди, как там все выглядит. Я должен проскользнуть туда, чтобы хоть что-то сделать. – Вуко, он меня видит… – Как он видит, если он слепой? Да никто тебя не видит, ты эманация моего разума. Пока я жив, тебе ничего не грозит. Погоди немного. Он покопался под панцирем и вынул новый хрустальный флакон с единственной мутной каплей. – Отступить и закрыть глаза! Я буду деять! Вуко разбил флакон и растер капельку масла в ладонях. – Ну давай, малышка, все будет хорошо. Фея шмыгнула по коридору и влетела в пещеру. Вуко просунул голову и увидел, как змей поднимает голову вслед летящей Цифраль одним молниеносным движением и хватает ее в пасть, как собака – муху. Услышал собственный вопль, выскочил из отверстия, поднимая меч, и ударил в скользкое тело в воздухе, оплетая его ногами. Тварь свернулась, замотала башкой, но Драккайнен, продолжая орать, яростно приколол его череп мечом сверху вниз. Змей издал отвратительное шипение, после чего принялся мотать головой во все стороны, разбивая сталагмиты и сбивая известковые потеки. Драккайнен держался за рукоять меча и свалился, лишь когда голова гада со скользким грохотом ударила в свое же скрученное тело на дне пещеры. Сразу же вскочил, вырвал меч и принялся рубить в метре от башки, издавая ужасные вопли. Тело твари уступало легко, и Драккайнен отрубил голову за пять ударов. Вуко воткнул клинок в глотку и осторожно разрезал башку вдоль, прощупал весь пищевод, а потом поспешно воткнул туда руку. – Что случилось? – спросила Сильфана. – Что там? Разведчик сидел на корточках и смотрел на свои покрытые слизью руки. Она присела рядом, обхватила его за плечи. – Вуко, ты плачешь? Что там? Драккайнен встал, сжав ладонь, будто что-то в ней держал, а потом осторожно и ласково спрятал за пазуху. – Пойдем, – сказал он глухо и вытер лицо. – У нас есть работа. – Ульф… Этот сундук не войдет в коридор. Мы пролезем, но не она. – Тогда оставляйте его. Все равно нам придется сюда возвращаться. Они вышли из пещеры на склон горы, а под их ногами открылась долина. Вся в снегу, с лесами, неровными рядами домов и жутким замчищем, вырастающим из ствола монструозных деревьев, вставая на добрых полсотни метров. – Ладно, – обронил Вуко. – Теперь поправить этот наш дурацкий маскарад – и вперед. Петь. Что теперь, Филар? Дикие дети, да? – Колыбельная должна их отогнать. Когда я шел в ту сторону, приходилось помнить, что они не настоящие. Ты – Деющий. Твоя воля будет сильнее ее воли, потому что она спит и сосредотачивается только на том, что видит во сне. – Я был Деющим, – деревянным голосом произнес Драккайнен. – Там, в пещере, я потерял нечто очень важное. – Но воля-то у тебя осталась. Смотри, я потерял все, но я иду. – Осталась. Пойдем. Они вошли в лес. Драккайнен ударил булавой в ствол, заставив ее светиться. Дикие дети появились почти сразу, кружа вокруг деревьев, высовывая рассерженные мордочки из дупел. Кто-то свисал с веток, завернувшись в крылья, словно странный плод, который выворачивался наизнанку, открывая бледную, жутковатую мордочку. – Что-то не так, – заметил Драккайнен. – Пойте громче. – Мы должны оставить оружие, – сказал Филар. – Они боятся резкости. Это может заставить ее проснуться. – Блин, да махал я на это все! – рявкнул Вуко и воткнул меч в землю. – Оставьте оружие. Обойдусь. Не нужно будет. Я сейчас и так достаточно разъярен. Он двинулся широкими шагами, лязгая зеркальным доспехом, с обнаженной головой и без оружия, с одним мешком в руках. Вдруг остановился, будто что-то вспомнил, потом вынул из мешочка сверкающую жестяную корону, усаженную красными и зелеными камнями. Насадив ее на голову, резко повернулся к Грюнальди. – Ни слова. Ни единого слова, а то узнаешь, отчего тебя назвали как назвали. Грюнальди миролюбиво выставил ладони. Дикие дети все так же окружали их, шелестели в ветвях, один-другой пронесся в воздухе, оставив на щеке Сильфаны три кровавые полосы. Та на миг замолчала и подняла к щеке ладонь, но запела снова. Они с Филаром уже охрипли. А потом, совсем рядом с башней, создания плотно их окружили и не дали идти. – Что теперь? – спросил Драккайнен раздраженно. – У нас нет оружия, нет магии, колыбельная не колыбелит. И тогда раздался звук флейты. Баллада зазвучала снова, но значительно красивей. По-настоящему. Дикие дети разбежались, некоторые начали засыпать и падать на снег. Вход в башню сделался отверстием. А на присыпанных снегом ступенях сидел фавн. С рожками, торчащими надо лбом из кудрявых волос, с козлиными ногами, поросшими кудлатым мехом. Держал толстую, короткую флейту с многими отверстиями и играл «Porque te vas», как виртуоз. – Бенкей… – прохрипел Филар. – Бенкей Хебзагал. Фавн чуть нахмурился, словно хотел что-то вспомнить, но продолжил играть.