Когда танец окончился, Николас подвел меня к Джону и попросил разрешения пригласить еще на один танец. Я сказала, что буду этому очень рада, и он, поклонившись, удалился с довольной улыбкой. А потом был перерыв в танцах, и я сгорала от нетерпения, ожидая, когда они начнутся снова, но все было напрасно и бессмысленно, потому что в танцевальный зал вернулась Клаудия, и Николас больше не отходил от нее до самого окончания бала. Сначала я ужасно расстроилась, а потом воспоминания о нашем первом вальсе изменили мое плохое настроение, и я продолжала жить этими воспоминаниями до нашей следующей встречи. Это случилось как раз в воскресенье. Мы собирались в гости к сестре моего отца – моей любимой тетушке Медлен. Папа сказал, что у нее собирается небольшая толкучка по поводу одного удачного дельца и там будут присутствовать те люди, которые имели непосредственное отношение к нему. Мама попросила его назвать присутствующих, и когда он произнес фамилию Николаса и сказал при этом, что мистер Уильям Уайтхед старший будет присутствовать вместе со своим сыном, у меня подпрыгнуло сердце куда-то к горлу и на мгновение остановилось. На этой толкучке Николас был один, без Клаудии. И все то время, пока длилась официальная часть этой деловой встречи, а также, во время ужина, мы с ним несколько раз обменивались взглядами и улыбались друг другу как старые знакомые. В этот вечер, по стечению обстоятельств, на вечеринке было очень мало дам, однако те, которые присутствовали, не дали мужчинам слишком долго увлекаться деловыми вопросами и устроили танцы. Тут уж я была на вершине счастья, предчувствуя, что в этот вечер больше всех буду танцевать с Николасом, и не ошиблась. За ужином я выпила немного вина, и оно придало мне силы. И когда Николас пригласил меня на первый вальс, колени мои уже не дрожали. Вино расслабило меня, однако не притупило мою наблюдательность, и взглянув на Николаса, я с удивлением заметила, что теперь волнуется он. Лицо его было напряженным, хоть он и улыбался, а рука, прикоснувшаяся к моей, была влажной и слегка дрожала. Мы говорили с ним о всяких глупостях, о гостеприимстве моей тети Медлен, о каких-то общих знакомых, о балах, на которых мы оба бывали, о бизнесе наших родителей, и даже о погоде. Все эти разговоры велись из-за напряжения, вызванного возникшим между нами чувством, о котором мы не могли рассказать друг другу, но которое мы оба чувствовали. Мы, словно сговорившись, вели с ним какую-то нелепую игру, основанную на благопристойности и хороших манерах в то время, как наши сердца тянулись друг к другу. И тут у меня родился план, и я подошла к своему двоюродному брату Эдгару – сыну тети Медлен, который был мне не только братом, но и большим другом. – Эдгар, окажи мне услугу – попросила я, сгорая от нетерпения, и увидела, что он смотрит на меня как громом пораженный. – Что с тобой, дорогая Джу, ты вся дрожишь! – Эдгар, я сейчас уйду в сад и буду сидеть в дальней беседке, помнишь, в той, самой дальней от дома, в которой мы с тобой часто играли в детстве? – Господи, Джу, да что с тобой творится? – А ты должен будешь привести туда Николаса Уайтхеда. Господи, Эдгар, очнись, ну что ты смотришь на меня как ненормальный? Ты что, ничего не понимаешь? – Но, Джу, ты что, сошла с ума? Ведь он же помолвлен с Клаудией Гарнье! – Да, я сошла с ума, а ты непроходимый тупица, да к тому же еще и трус! Я отвернулась от него в отчаянии, в глубине души сознавая всю нелепость своего желания, и от того еще больше разозлилась на совершенно справедливое замечание Эдгара. А он схватил меня за руку, и глядя в мои, полные отчаянных слез глаза, смягчился. – Ну, хорошо, хорошо, дорогая, я сделаю, как ты хочешь! Пока я сидела в беседке, минуты текли словно вечность, а щеки мои то бледнели, то пылали огнем. Чего я хотела? На что надеялась? О чем собиралась говорить с ним? Я не могла тогда ответить ни на один из этих вопросов! Я только чувствовала, что мне необходимо его увидеть без посторонних глаз, и эта уединенная беседка, окутанная плющом и тихой, безмолвной ночью, как нельзя лучше соответствовала осуществлению этого желания. Когда до меня долетел звук приближающихся шагов, сердце мое забилось с такой частотой, что могло показаться, будто оно берет стартовый разгон перед окончательным прыжком наружу, и я, как ни старалась, не могла его утихомирить. Но вот, наконец, на тропинке показались две мужских фигуры. И я, поднявшись со скамейки, отчаянно попыталась унять дрожь в коленях. А дальше все происходило словно не со мной. Я будто присутствовала на собственном представлении и руководила своими действиями как – бы со стороны, оставаясь при всем при этом, внешне совершенно спокойной, хотя внутри меня бушевал пламень чувств. – Эдгар, оставь нас – сказала я, и сама удивилась, что голос мой был твердым и повелительным. – Возвращайся в дом, и позаботься о том, чтобы никто не заметил нашего отсутствия, а если такое случится, немедленно прибегай сюда. Кузен молча повернулся и через минуту растворился в ночном безмолвии. Николас молчал и смотрел на меня во все глаза, и я, даже в полумраке, заметила, как бледно его лицо. – Николас, я знаю, что все это покажется Вам странным, если не сказать больше, и Вы, несомненно, осудите девушку за такой непристойный поступок! Но мне все равно! Я… люблю Вас, с той самой минуты, когда увидела впервые на Вашей помолвке, и, видит бог, не могу справиться со своим чувством! Он подошел ко мне и взял за руку. – Но, Джулия… – Нет, нет, молчите, я должна Вам это сказать, иначе не смогу, не прерывайте меня! Так вот, я бы никогда не решилась сказать Вам о своей любви, если бы, если бы мне не показалось, что и Вы тоже, тоже ко мне неравнодушны! Я хочу знать, я должна это знать! – Видите ли, Джулия, я и Клаудия… – Я знаю, что Вы помолвлены, но я Вас не об этом спросила. Он взял мои руки в свои горячие, дрожащие ладони, и молча прикоснулся к ним губами, и губы его обожгли мне кожу. – Я не безразлична Вам! – воскликнула я, и слезы радости побежали по моим щекам. – Да! Но я ни за что не откажусь от Клаудии, и очень прошу Вас простить меня за это. Он выпрямился. – Отказаться сейчас от нее, значит обидеть до глубины души прекрасного человека, сделать ее несчастной и заставить жить с вечным клеймом брошенной после помолвки. Но это только одна сторона медали. Если бы я и имел низость решиться на такое, то пострадала бы не только Клаудия, но и наши с ней родители и наш совместный бизнес, и еще многое другое, что может повлечь за собой такой скандальный поступок. – Да, да, я знаю, что Вы никогда ее не бросите, да я и не рассчитывала на это, я только хотела знать, что Вы ко мне испытываете, сама не знаю почему, хотела знать и все. Хотела знать! И еще, еще я хотела, чтобы Вы меня поцеловали, здесь, сейчас, только один раз. Я должна узнать, что такое Ваш поцелуй и сохранить его в памяти на всю жизнь. Вы не можете мне отказать, только один раз, Николас, только один раз! Я протянула к нему руки и мои глаза, полные мольбы, решили дело. Он обнял меня и прикоснулся своими трепещущими губами к моим, не в силах от них оторваться. И…дрожь, пронизывающая наши взволнованные тела, слилась в одно целое. Мы стояли в прохладной плющевой беседке, обласканные теплым ночным ветром и целовали друг друга, и произносили какие-то нежные слова. Он целовал мои губы, щеки, глаза, волосы. – Прелесть моя, моя любовь – говорил он – и сердце мое замирало от этих слов. Я не знаю, сколько прошло времени, но по – видимому много, потому что в ночной тишине, нарушаемой только нашим горячим дыханием, да редким встревоженным криком пересмешника, вдруг раздались торопливые шаги. Это был Эдгар и он подходил к беседке. Мы с Николасом с трудом оторвались друг от друга и вышли ему навстречу. – Джулия, тебя ищет твоя мама, я не могу больше пересылать ее из комнаты в комнату. – Да, да, Эдгар, спасибо. Мы уже идем. Бал подходил к завершению, однако Николас еще успел пригласить меня на последний вальс, и я улыбалась ему и говорила, что очень счастлива, и что запомню сегодняшний вечер на всю оставшуюся жизнь. А он отчаянно просил у меня прощение за то, что не в его силах сделать меня по настоящему счастливой. – Как нелепо все получилось – говорил он. – Я поспешил, а ты опоздала! С тех пор мы виделись редко. Бальный сезон закончился, и мне оставалось только мечтать, чтобы наши с Николосом общие знакомые чаще устраивали приемы. Но самое большое, что мы могли позволить себе на этих приемах – изредка потанцевать. Клаудия теперь находилась всегда рядом с Николасом, и он приглашал меня только тогда, когда она куда-то ненадолго отлучалась. Вот так я теперь и живу, миссис Скарлетт, от встречи до встречи, или вернее сказать, только тем и живу. Скарлетт вздохнула и накрыла своей ладонью безвольно покоящуюся на столе руку Джулии. – Я сочувствую тебе, Джулия, если не сказать больше. Рассказ этой молодой северянки разбередил в душе Скарлетт давно минувшие чувства к Эшли, когда она, вот так же, как и Джулия, только тем и жила. Скарлетт посмотрела на грустное красивое лицо девушки, такое юное, но уже обремененное печатью тоски, и подумала о том, какой нелегкий путь предстоит ей пройти, если она будет любить своего Николаса, так же как сама она любила Эшли. Какова участь этой девочки, что ждет ее впереди? – Бессонные ночи, полные несбыточных мечтаний да извечные надежды на короткие, мимолетные встречи, а потом – разочарование, потому что встречи эти ничего не сулят. Постоянная не утихающая зависть к сопернице, когда та, полноправной хозяйкой своего положения, одаривает нежным взглядом твоего возлюбленного и идет с ним под руку, сияя от счастья. Слезы в подушку от того, что ты не можешь никому поведать о своей несчастной любви и бессильная злоба потому, что никто тебя не понимает и объясняет причины твоего ужасного состояния чем угодно, только не тем, что есть на самом деле. Господи, ну как объяснить сейчас Джулии, что все, что ей предстоит пережить, выведенного яйца не стоит! Что нельзя предаваться этой бесполезной любви до самозабвения, а потом, в один прекрасный день открыть глаза пошире и увидеть всю бесполезность такого занятия, да еще и остаться у разбитого корыта, как вот теперь она, Скарлетт. Разве сможет эта девочка, такая юная и не знающая жизни, окрыленная сейчас своим чувством, хоть что-то понять и принять безоговорочно, даже если ей и указать на ошибки других! Разве сможет она позволить кому-то опорочить все то возвышенное, что ею теперь движет! Скарлетт взглянула на Джулию, которая под впечатлением своих воспоминаний молча сидела, облокотившись на спинку стула, и ее мечтательные, полные неугасимой любви глаза говорили сами за себя. Нет, она ничего не станет ей говорить, все это бессмысленно и не принесет никакого результата. Джулия пройдет по тому же пути, что и она, Скарлетт, и никто не сможет ее от этого уберечь. Глава 40 А время, между тем, уже приближалось к пяти. До начала спектакля оставалось несколько минут. Скарлетт посмотрела на большие треугольные часы, висящие на стене, и осторожно тронула Джулию за руку. – Джу, нам пора. – Джулия вытащила из сумочки свои маленькие золотые часики. – Да, пожалуй, ведь если нам не удастся сразу же нанять экипаж, то мы еще, чего доброго, опоздаем. Аделина Патти, была знаменитостью Нью-Йорка, и он гордился ей как одним из самых своих прекраснейших украшений. Она радовала своим талантом горожан и гостей города уже второй десяток лет, с тех самых пор, как однажды исполнила Лючию и всех околдовала. Ее божественный голос, несущий в себе волшебное очарование, как прежде пленял слушателей, ибо до сих пор не утратил своей красоты и притягательности. Она была изящной, живой и обаятельной, она все так же порхала по сцене и зажигала сердца зрителей, и за все эти годы, еще ни один ее концерт не обходился без аншлага. Сегодня давали Марту, и опера, как всегда, прошла на едином дыхании, после чего, ошеломленные зрители долго не уходили из театра и стоя чествовали певицу, помахивая платочками и букетами цветов. Но вот, наконец, занавес закрылся, и возбужденная публика направилась к выходу. Однако не все поспешили разойтись по домам, многие остались стоять у театра дожидаясь выхода певицы. Ведь у театрального подъезда ее ожидала роскошная карета, запряженная четверкой великолепных белых коней, и люди об этом знали. – Миссис Скарлетт – воскликнула Джулия, сияя счастливой улыбкой – давайте дождемся, пока она выйдет. Посмотрите сколько народу! – И взяв Скарлетт за руку, потащила ее к театральному подъезду, около которого стоял экипаж певицы. Вскоре Аделина Патти в белом воздушном платье, поверх которого было изящно накинуто легкое меховое манто, показалась в дверях, и публика буквально заревела от восторга. Певица, в окружении небольшой свиты мужчин, подошла к карете, и они галантно помогли ей усесться на сидение, после чего карета сразу же покатила вперед. В толпе почитателей, между тем, зажглись факелы, и вся процессия обожателей двинулась следом за каретой, проследовав около полумили, до тех пор, пока резвая четверка лошадей совсем не скрылась долой с их восхищенных глаз. Джулия, следуя за процессией, тащила Скарлетт за руку, и подаваясь всеобщему экстазу, который все больше и больше охватывал толпу. Скарлетт, наравне со всеми выкрикивала какие-то приветствия и дифирамбы. Когда они, наконец, остановились, а толпа постепенно стала рассеиваться и гасить свои факелы, на улице было уже совсем темно, и Джулия, пытаясь остановить проходящий мимо омнибус, чуть не угодила под колеса. – Осторожней, мадам! – строго воскликнул кучер, и девушка отпрянула в сторону, сама немало испугавшись. Скарлетт схватила ее за руку и отругала за невнимательность, после чего они, не спеша отправились на поиски какого-нибудь экипажа. На следующий день Клаус сообщил Скарлетт, что часть станков уже переправлена в Атланту и теперь осталось докупить только один, которого пока нигде нет в наличии, но он его заказал в одном из магазинов Жозе и ожидает привоза со дня на день. Еще ему необходимо было докупить кое-какие недостающие детали к прядильным машинам и пару челноков. – Я думаю, миссис Скарлетт, что если не произойдет задержки с доставкой заказанного станка, то мы сможем вернуться в Атланту уже к концу этой недели. – Спасибо, Клаус, я очень рада, что все так удачно сложилось и мы скоро отправляемся домой. – Да, что я, это мистера Полтнера надо благодарить за помощь. Если бы не он, я ни за что так быстро не разделался бы со всем этим. – Ах, я даже и не знаю, как смогу его отблагодарить! – Это кто же собирается меня благодарить?