– Я не знаю, – ответил Лев. – Интернатуру проходила в московской больнице. – В какой именно? Гуров ответил. Харитон еще немного подумал, а потом заявил, что готов назвать имя девушки и дать ее адрес в обмен на полное освобождение от дачи показаний где бы то ни было. – Вам и этого будет достаточно, – угрюмо произнес он. – Если, конечно, здесь не лузеры сидят. Ну а если лузеры, то вам никакие показания не помогут. – Послушай, ты, Наполеон хренов, – вспылил Крячко. – Не забывайся! Понадобятся твои показания, придешь и все расскажешь, а нет, так паровозом пойдешь. – Остынь, Стас, – остановил его Гуров и отвел Крячко в сторону. – Не надоело по кругу ходить? Пусть говорит то, что готов сказать, а свою неприязнь можешь выплеснуть на кого-то другого. Ясно же, он – не тот, кого мы ищем. – Все равно, пусть рассказывает все. – Крячко все еще злился на Харитона за нападение. – Ты же не хуже меня понимаешь, что Харитон давать показания не станет. Он в зоне в авторитете, а ты предлагаешь ему ментам стучать? – Эй, граждане начальники, кончай шептаться, – вмешался Харитон. – И ты, здоровяк, обиду придержи. Ты ко мне в дом без приглашения ввалился, я тебе в рыло заехал. Все по чести. И еще, скажу только раз, и вы, граждане начальники, запомните все слово в слово, так как больше не повторю: девицу ту, что вы в лодке нашли, я не трогал, но и чужой мне она не была. Только потому и дам вам на нее наколку. Девка она была правильная, есть за что уважать, и смерти страшной не заслужила. Кто ее жизни лишил, видно, знал о ней что-то, чего не знал я. По сути, мне без разницы. Только вроде как должок у меня перед ней теперь, лодку-то я ей подогнал. Значит, и под смерть подвел. Хреново, верно? – Для чего ей нужна была лодка? – спросил Гуров. – Э нет, начальник! Мы так не договаривались, – покачал головой Харитон. – Сказал же, только имя и адрес. Все остальное сами ищите. – Ладно, давай адрес, – сдался Лев. – Девка ваша – Катька Митерева, она в Печатники к подруге приезжала. «Две Катюхи», так их в Печатниках прозвали. А живет она на Подольском шоссе. Номер дома то ли двадцать пять, то ли тридцать пять. Один раз был, плохо помню. – Что за Катерина, к которой приезжала Митерева? – Гуров понял, что Харитон сказал все, что собирался, и попытался выудить из него хоть что-то еще. – Без понятия. Соседа моего спросите, он всех в Печатниках знает. Может, и Катюху вспомнит. – Он сказал, что у вас появилась девушка, – вспомнил Крячко. – Молодая и романтичная, разве он не про Екатерину говорил? – Метлу бы ему укоротить, – нахмурился Харитон. – Хуже бабы метет. – Слушай, ты ведь никакой конкретики не дал, – нависая над Харитоном проговорил Крячко. – Говоришь, что вроде как должник Катерины, а сам вместо адреса номер дома с разбросом в добрый квартал подсовываешь да девицу с тем же именем, что и твоя подруга. Давай хоть как-то конкретизируй, в конце концов, ты вроде как и мой должник тоже. – Это с какого? – не понял Харитон. – Да вот с такого! Ты меня на глазах всего Тучковского отделения отметелил, а я тебе за это даже тумака хорошего не отвесил, а ведь сейчас, заметь, я на своей территории, и будь я козлом, давно бы тебе накостылял! Гуров думал, что сейчас Харитон разозлится и вообще больше ничего не скажет, но, к его удивлению, тот громко, от души расхохотался. Крячко продолжал смотреть на него злым взглядом, но постепенно и его губы растянулись в улыбку. – Ну ты силен, легавый, – сквозь смех проговорил Харитон. – Чтоб мент себя козлом назвал, такого я еще не слышал. – Да пошел ты! – добродушно проворчал Стас. – Я себя козлом не называл. – И ведь все справедливо, – продолжал Харитон. – Мог ведь пару бугайков вызвать, чтобы почки мои обработали. Месть – сладкая штука. – Хватит уже восхищаться обычными вещами. Адрес Екатерины давай, – вновь напомнил Крячко. – Адрес и сам вычислишь, на то ты и мент, – ухмыльнулся Харитон. – Я тебе по-другому помогу, понравился ты мне. – Ну и? – Лодку у меня сама Катюха выпросила. Дело у нее было, собиралась фраерка одного удивить, романтики дурехе захотелось. Имени фраерка не знаю, не пытай, а вот что точно знаю – это то, что Катюха в той больнице работала, где и другая покойница. И фраерок Катюхин, сдается мне, тоже с медициной повязан. Вот и думай, гражданин начальник, куда тебе свою энергию направить. Выслушав Харитона, Крячко удовлетворенно кивнул и вышел из допросной. Спустя некоторое время к нему присоединился Гуров. Выпускать Харитона было еще рано, сначала следовало проверить его слова. Ехать в больницу, где, по его словам, работала Екатерина, полковники решили после того, как пообщаются с девушкой Катюхой из Печатников. Они снова уселись в машину и отправились к Южному речному порту, навестить Утихина. Девушку Катерину Утихин вспомнил почти сразу. Ее приезжую подругу помнил смутно, хоть та и появлялась в Печатниках чуть ли не каждую неделю. Просто Утихина, мужчину солидных сорока шести лет, женщины до тридцати совершенно не привлекали и не интересовали. Он искал встреч с женщинами состоявшимися, имеющими за душой солидный опыт во всех сферах жизни. Он и подругу Митеревой помнил только потому, что она являлась дочерью соседа с параллельной улицы. Время от времени Утихин встречался с соседом в местном баре, иногда они сталкивались в магазине, а так как жил Утихин в Печатниках с незапамятных времен, то просто не мог не встречаться с Катериной. Историю про «двух Катюх» сам Утихин не слышал, но то, что дочь его соседа отзывается на это прозвище, знал. Так Гуров и Крячко получили адрес подруги Митеревой. Дальше пошло быстрее. Вторая Катерина оказалась на месте и была не против пообщаться с оперативниками из МУРа. Она сообщила не только московский адрес Митеревой, но и тот, по которому девушка была зарегистрирована. Оказалось, что жертва с лодки приехала в Москву больше пяти лет назад. Ей было двадцать шесть лет, а день ее предполагаемой смерти совпал с двадцать седьмым днем рождения. До Москвы она жила в подмосковном городишке, на данный момент пришедшем в полное запустение. От былого благополучия в городке остался только продовольственный магазин, открывающийся дважды в неделю, в дни очередного завоза хлеба, да фельдшерский пункт, держащийся на голом энтузиазме местного костоправа. Кстати, выбором профессии и местом в московской клинической больнице Екатерина Митерева была обязана именно фельдшеру. Если бы не его помощь, жить бы ей и по сей день в заброшенной деревне на пенсию престарелой бабки. Екатерина не стала врачом, на это у нее просто не было ни времени, ни денег. Жизнь в Москве сама по себе недешева, а если при этом ты еще и иногородний студент, то и вовсе не подъемна. За съемное жилье плати, за питание плати, за коммунальные услуги плати. Плюс транспортные расходы, плюс расходы на учебу. А ведь еще и приодеться хочется, ведь молодость бывает только раз… Одним словом, карьера врача Митеревой не светила, но она была довольна и тем, что имела. А имела она приличную комнату в коммунальной квартире на девять семей. Не изолированная «однушка», но тоже не без достоинств. Во-первых, недалеко от работы, на метро сэкономить можно. Во-вторых, цена на порядок ниже, чем за отдельное жилье, и даже в сравнении со съемом жилья в складчину. В-третьих, анонимность. Если в квартире с двумя-тремя соседями ты вынужден с ними познакомиться, назвать имя и фамилию, рассказать о родственниках, сообщить о том, чем занимаешься по жизни, то в коммуналке с девятью комнатами никому ни до кого нет дела, и порой это приятно. К тому же приятным бонусом ко всему перечисленному добавлялась подруга из Печатников. Они познакомились пять лет назад. Митерева только-только приехала в Москву и проходила осмотр для приема на работу, этим же занималась и Катерина. Стоя в длиннющей очереди, девушки начали общаться, и это случайное общение переросло в дружбу. Когда Катерина услышала известие о подруге, она долго не могла поверить. По ее словам, в данный момент Екатерина Митерева должна отдыхать на сочинском курорте. С кем? Со своим новым другом. Имени его Катерина не знает, но уверена, что человек он в высшей степени порядочный, обеспеченный и по уши влюблен в Митереву. – Это ошибка! Ужасная, чудовищная ошибка! – твердила Катерина. – Поверьте мне, вы попросту ошиблись. Это не может быть правдой. – Возможно, вы и правы. – Гуров попытался смягчить удар. – Опознания еще не проводили, идентификации по отпечаткам пальцев и других процедур тоже. На самом деле вы – практически первый человек, с которым мы говорим о Екатерине. Мы и имя ее узнали лишь час назад. – Кто вам его назвал? Ее парень? – Катерина ухватилась за слова Гурова, как за последнюю надежду. – Так он ее совсем мало знает. Вызовите меня! Правда, вызовите меня. Я ведь могу провести опознание? Могу взглянуть на нее, это же будет считаться, верно? – На опознание может прийти любой человек, устно или письменно обратившийся с заявлением о пропаже родственника или знакомого и назвавший схожие с предъявляемым для опознания объектом приметы, – выдал Крячко. – Значит, и я могу, – заявила Катерина. Она ни слова не поняла из того, о чем говорил Крячко, но голос ее звучал уверенно. – Поймите, это не так-то просто. Одно дело – взглянуть на фото, и совсем другое – видеть перед собой труп родного человека, – попытался объяснить Гуров. Идея с опознанием была хороша, но ему показалось, что сама Катерина относится к своему предложению как-то слишком легкомысленно. – И что? – настаивала девушка. – Пусть сложно. Вы не подумайте, я это понимаю. Но ведь у Катюхи, кроме меня, только бабка столетняя в глухой деревне. Разве ей будет легче опознать тело внучки? А ведь придется, если этого не сделаю я. Верно? С этим спорить было сложно. – Хорошо, если вы готовы, не будем терять драгоценное время, – уступил Гуров. – Поедем прямо сейчас? – Поехали! Гуров пожалел, что не переправил тело Екатерины Митеревой из Лианозовского трупохранилища в морг Юркова. Ему казалось, что обстановка малого морга более щадящая, да и Серега Юрков в роли предъявителя тела ему больше импонировал. Но все сложилось так, как сложилось, и изменить он уже ничего не мог. На машине полковника они отправились в трупохранилище, предварительно предупредив местных санитаров о необходимости подготовить тело. По дороге Гуров объяснил, как проходит процедура опознания, предупредил, что Катерине придется дать подробнейшее описание общих примет Митеревой, а также вспомнить все особые приметы. Еще он предупредил, что тело неизвестной не в самом лучшем состоянии, так как после смерти прошло довольно много времени. О том, как сильно пострадало лицо девушки, Лев не решался сказать до самого последнего. Только когда машина остановилась у входа в трупохранилище и все трое вышли из нее, он задержал девушку и мягко заговорил: – Катерина, вы должны узнать еще кое-что. Наверное, мне следовало сообщить об этом в первую очередь, тогда вы, возможно, отказались бы от опознания, но так уж получилось, что, кроме вас, нам действительно не к кому обратиться, а для эффективности расследования нам нужно знать имя жертвы. – Говорите, – решительно произнесла Катерина. – Не думайте, это я с виду такая хрупкая и глуповатая. На самом деле я сильная. Вот увидите! – Черт, ты должен был ее предупредить, – вмешался Крячко. – Посмотри, что ты наделал. Она же совершеннейшее дитя! – Что предлагаешь ты? – вспылил Гуров, он и сам понимал, что Катерина совершенно не готова к тому, что ей предстояло пережить, но другого пути не видел. – Надо привезти сюда Харитона, – неожиданно предложил Стас. – Забудь! – возразил Гуров. – Ты не хуже меня знаешь, что он не поедет. И потом, как он будет ее опознавать? Крячко понял, на что тот намекает. У девушки, которую требовалось опознать, практически полностью отсутствовало лицо, а остальные части тела Харитону знакомы не были, так как он не был близок с Митеревой. Катерина же, напротив, общалась с девушкой не один год. Она наверняка вспомнит что-то, что есть на теле только у ее подруги. По крайней мере, Гуров искренне на это надеялся. – Ладно, чего уж теперь, – махнул рукой Стас. – Валяй, рассказывай! – Да, рассказывайте, к чему мне готовиться, – вторила за Крячко Катерина. – Говорите, не бойтесь. – Вашу подругу, если, конечно, это она, нашли в зарослях камышей на дне лодки, – тщательно подбирая слова, начал Лев. – Она пробыла там около четырех недель. – А, понимаю, вы хотите сказать мне про трупные пятна, гниение кожи и разложение. – Гурову показалось, что Катерина облегченно вздохнула. – Не волнуйтесь, об этом я подумала. Не знаю, как это отразится на моем желудке, врать не стану, но относительно психики можете быть спокойны. В обморок я не упаду, истерики закатывать не стану. Я уже взрослая. – Это не совсем то, о чем я хотел предупредить, – настойчиво продолжил Гуров. – Итак, повторюсь. Тело девушки четыре недели пролежало в лодке, в гуще камышей. Ноги ее все это время находились в воде вне лодки. От кожных покровов и мышечной ткани мало что осталось. Он намеренно выдержал паузу, наблюдая за реакцией Катерины. Но та держалась молодцом. Не охала, не морщилась, просто стояла и молча слушала. Посчитав возможным, Лев продолжил: – Кроме этого, серьезно пострадали мягкие ткани лица. От носа и глаз практически ничего не осталось. Пострадали и щеки, а еще внутренности. На животе кожи не осталось, на руках только частично. – Послушайте, не проще ли сказать, что от нее осталось, чем перечислять все то, чего она лишилась? – Хладнокровие стало покидать Катерину. – Ничего, вы справитесь, – положил руку ей на плечо Стас. – Пойдемте, вы уже достаточно услышали. Во внутреннем дворе Лианозовского трупохранилища их встретил санитар с подозрительно бодрым выражением лица. Узнав, кто перед ним, он растянул губы в широченной улыбке и, пьяненько захихикав, сообщил: – А я знаю, вы за дамой! Колюня как раз готовит ее. Он собирался сказать еще что-то, но Гуров успел подать знак Крячко, и тот быстренько убрал подвыпившего санитара с глаз Катерины. – Не обижайтесь на него, – проговорил Лев. – Работа у них своеобразная, поневоле отпечаток накладывает. – Я понимаю, – ответила Катерина, но по ее виду было понятно, что глупая шутка санитара шокировала ее куда больше, чем рассказ полковника о степени тяжести состояния подруги. До помещения с холодильными камерами добрались без происшествий. В дверях комнаты под номером восемь их ожидал дежурный санитар. Поздоровавшись с пришедшими скупым кивком головы, он провел их внутрь помещения, сверился с документами, подвел к дверце с нужным номером и, взявшись за ручку, вопросительно взглянул на Гурова. Тот перевел взгляд на Катерину, щеки у нее побледнели, глаза расширились, но в целом выглядела она бодро. – Катерина, вы готовы? Если сомневаетесь…