Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 11 из 44 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Вера сладко потянулась и подошла к большому зеркалу. В последнее время она стала себе нравиться. Похудевшая после болезни, с горящими страстью глазами, припухшими от поцелуев губами — она казалась себе прекрасной и порочной. Даже шрам на правом предплечье стал менее заметным и не таким уродливым, как раньше. Небольшая пикантность, как говорил Слава, изюминка, свойственная только ей. Она долго крутилась перед зеркалом. То заплетала длинные густые волосы в косу, то распускала их и делала высокий начес. В итоге девушка остановилась на высоком конском хвосте. Когда она была маленькой, отец часто говорил, что ей очень идет эта прическа. Слава все не возвращался. И Вера решила пойти к нему. Она накинула на плечи легкий халат, еще раз взглянула в зеркало, подмигнула отражению и выскочила во двор. Почему-то в бане не горел свет, а из трубы не валил густой дым. Девушка резко остановилась и пристально посмотрела на трубу. Ее зрачки сузились, а через секунду в ее глазах взорвалась яркая петарда отчаяния, боли и дикого животного страха. Она кубарем вкатилась в родной дом, прямо в валенках забралась на табурет и распахнула створки антресоли. Под грудой старых вещей лежал синий полосатый пакет. Абсолютно пустой. Она выдернула его из под ненужного тряпья, заглянула внутрь, вывернула наизнанку и несколько раз сильно встряхнула. Вера никак не могла поверить, что денег, вырученных от продажи дома, в нем нет. Все еще не веря в произошедшее, она выбежала во двор и вновь не поверила своим глазам — огромного металлического монстра нигде не было. — Он не мог так со мной поступить! — закричала она. — Я не верю! Страшная судорога сжала ее горло и выплеснулась наружу отчаянными воплями и рыданиями. Когда плакать и кричать не было больше сил, а из горла вырывались лишь хриплые булькающие звуки, она услышала надрывный рев Буренки. Собрав последние силы, побрела в сарай. Действуя на автомате, ничего не видя, не слыша и не чувствуя, она подоила корову, отодвинула ведро, прижалась к теплому шершавому боку и прикрыла воспаленные, иссушенные глаза. Вера не знала, сколько прошло времени. Кажется, на улице было светло, а потом вновь стемнело. Или это вспышки в ее голове освещали мрачный пейзаж за узким окном? Буренка ходила вокруг нее и, кажется, стонала, как человек, сдавленный безжалостными тисками боли. Иногда она склоняла голову и заглядывала Вере в глаза. И девушка отчетливо читала в ее взгляде беспокойство и тревогу. Она пыталась поднять руку и погладить корову по голове, но тело отказывалось ее слушать. Тогда она вновь закрывала глаза и проваливалась на самое дно колодца страданий, чтобы испить его содержимое до самого дна, высосать застоявшуюся влагу из глубоких щелей, в итоге разорвав душу на миллиарды мелких частиц. Она оплакивала свою любовь, первую, нежданную, страстную. Она не злилась на него. Она его жалела. Ведь Слава даже не знал, что потерял. Неужели он так и не понял, насколько дорог ей? Почему он решил, что ее чувства не стоят тех двухсот тридцати тысяч, на которые он променял ее любовь? На самом деле она могла сделать для него гораздо больше. Она могла своротить горы, достать звезду с неба, залечь на морское дно продолговатым камушком и выйти сухой на берег, когда он ее позовет! Она была готова ради него на все! А он променял ее на такую малость! Наверное, она сама во всем виновата. Значит, она не смогла убедить его в своих чувствах. Значит, в чем-то была не права, что-то упустила или не поняла. Потому что если бы он знал, насколько безгранична ее любовь, то вцепился бы в нее мертвой хваткой и ни за что бы не отпустил. Буренка уперлась мордой под мышку хозяйке и начала толкать податливый Верин бок. Девушка удивленно посмотрела на корову, словно видела ее впервые. Черные глаза Буренки смотрели на нее с мольбой и Вера ободряюще ей улыбнулась. — Ничего, родная — прорвемся, — прохрипела она и встала сначала на карачки, потом на ноги. — Бедная ты моя. Совсем я тебя в последнее время забросила. Извини меня, Буренушка. А хочешь, я тебя в гости к себе приглашу? Прямо в мой дом? Точнее, уже не в мой. Но это уже не важно. Пойдем, родная, пойдем. Телевизор с тобой посмотрим, пожуем кто чего: я — хлеб, ты — сено. Если захочешь, я и тебя хлебом угощу. Поверь, он у меня очень вкусный. По крайней мере, так Слава говорил. Знаешь, Буренка, теперь у меня нет Славы. Теперь у меня вообще никого нет. И даже тебя. Скоро у тебя будут другие хозяева. Кажется, они должны заселиться в дом через неделю. Хотя, я даже не знаю, сколько времени прошло после их отъезда. Кажется, я видела свет в окне. Значит, был день. Или мне это только показалось? Надо к Машке сходить. Узнать, какое сегодня число. А то я совсем запуталась. Разговаривая сама с собой, Вера тянула Буренку к дому. Корова робко поднялась на крыльцо, засунула морду в дверной проем и замерла. Вера подтолкнула ее сзади, но животное даже не пошевелилось. Тогда девушка уперлась обеими руками корове в зад и сдвинула ее на несколько сантиметров вперед. — Ты совсем не умеешь вести себя в приличном обществе! — возмутилась Вера. — В мире людей, если тебя приглашаюсь в гости, то обязательно нужно зайти. А не перекрывать своим задом дверной проем. Проходи, я сказала! Что-то коротко промычав, Буренка решила послушать хозяйку. Радостно размахивая хвостом, она зашла в дом. Вера, успевшая за это время промерзнуть до самых костей, заскочила в дом следом за своей любимицей. По тому, какой холод царил в избе, девушка поняла, что свет за окном ей не привиделся. Значит, в сарае она провела минимум сутки. Часы показывали девять часов вечера. В баню за Славой она пошла в семь. Следовательно, прошло двадцать шесть часов. Наверняка, Слава уже далеко отсюда. Скорее всего, сейчас он обнимает свою жену, ласково гладит ее по волосам, покусывает ее нежную мочку, шепчет ей, что она самая красивая, самая нежная, что от нее очень вкусно пахнет. Так вкусно, что он хочет ее съесть. Вера настолько отчетливо увидела эту картину, что ей захотелось накинуться на стройную блондинку и повыдирать ей все волосы, исцарапать нежнейшую кожу, изуродовать, изничтожить ее, обратить в прах. — Я найду тебя, — зло процедила она. — Найду и верну себе. Ты будешь только мой. И не будет в твоей жизни этих сказочных блондинок. Буду только я. Я одна. Иначе я тебя убью. Клянусь, что убью! Ты слышишь меня?! Лучше тебе меня слышать! Чтобы успел подготовиться к моему приходу! Вера не заметила, что перешла на крик. Буренка развернула к ней обеспокоенную морду и грустно, по человечески вздохнула. Непутевая хозяйка досталась мне, но хозяев не выбирают — эта фраза настолько четко читалась в коровьих глазах, что девушка невольно улыбнулась. Глава 11 Громко хлопнула входная дверь. Вера вздрогнула. Испуг яркой искрой промелькнул в ее глазах, но уже через секунду в них заиграла искренняя, всеобъемлющая радость, почти восторг. — Слава! — что есть силы закричала она, и бросилась в прихожую. — Че орешь, как дикая? — раскрасневшаяся, как всегда недовольная Машка отшатнулась от Веры. — Че с тобой ваще? Не поняла я! Болеешь что ль? Или случилось чего? А-а, благоверный, наверное, тебя бросил! Да, Верк? Бросил он тебя, и ты теперь рыдаешь, как ненормальная? Чего молчишь-то? Язык проглотила? — Тошно слушать тебя, Машк, — отвернулась от нее Вера и, потеряв всякий интерес к гостье, пошла на кухню. — Ишь ты, тошно ей меня слушать! — засеменила следом за ней женщина. — А мне, может, смотреть на тебя тошно! Зато я правду говорю, а не подхалимничаю, как некоторые. Это тебя, Верка, сам Господь наказал. Нельзя мужиков у подруг уводить. Это мои слезки тебе отливаются. Мое горе душонку тебе скребет. Будешь теперь знать, как людям гадости делать. Знаешь, это даже хорошо, Верк, что так получилось. А то жила себе, без забот и хлопот. Горя никакого не знала. Дом, огород, корова — все есть. Еще и инвалидность получала. Ни за что, можно сказать, получала. Здоровая, крепкая девка — да на тебе землю пахать можно. За какие такие достоинства тебе почти три тыщи платят? Всегда меня этот вопрос интересовал. А я, между прочим, мать — одиночка. Тащу на себе оболтуса и ни копейки за это не получаю. Хотя для государства стараюсь, новую рабочую силу для него готовлю. — Шла бы ты, Машка, отсюда, — устало посмотрела на нее Вера. — Не до тебя сейчас. Честное слово. — Пока не скажешь мне, чего случилось — не уйду, — Машка по-хозяйски выдвинула из-под стола ободранный табурет и уселась на него, демонстративно сложив ногу на ногу. — Сиди, сколько хочешь, — пожала плечами девушка и медленно, шаркая невыносимо тяжелыми ногами, побрела в зал. — Ну надо ж какая гордая! — визгливо продолжила Машка и пошла следом. — Во! А корова то че здесь делает? Ты чего, скотину теперь в доме держишь?! Слушай, а у тебя с головой все в порядке? А? Верк? К тебе чертики там всякие по ночам не являются? — Оставь меня, Машка, — взмолилась Вера. — И без тебя тошно. Ты не представляешь, насколько тошно!
— А-а, беременная! — выпучила глаза Машка и схватилась огромными ручищами за щеки. — Ну вот, приехали. Видимо, судьба у нас, у деревенских баб такая, детей в одиночестве тащить. — Типун тебе на язык! — зло посмотрела на соседку Вера. — Глупостей не говори. Иди отсюда, Машка, не каркай. — Я, между прочим, к тебе по делу пришла, — обиженно поджала губы женщина. — Деньги когда вернешь? С процентами? — Скоро, — пообещала девушка. — Подожди немного. — Сколько? — деловито осведомилась Машка. — Несколько дней, — Вера погладила Буренку по мохнатому боку. — Пошли домой, красавица. Погостила и хватит. Молодец, что не нагадила. Умница ты моя. — Мне деньги срочно нужны, — не отставала Машка. — Так что не тяни. — Имей совесть, Машк, — подталкивая корову к выходу, возмутилась Вера. — Проценты из ниоткуда не возьмутся. Пока Славик мясо закупит, пока его продаст, пока назад вернется. Не торопи события и мне не надоедай. Как только он вернется, я принесу тебе деньги. Как договаривались. — Не обманешь? — забеспокоилась женщина. — Знай, это мои последние денежки. Сколько лет их копила, и не припомню. У меня больше ни копейки нету. Если чего, я тебе морду-то твою исхудавшую разобью. Нос сломаю. Будешь страшная ходить. Больше не один мужик на тебя не посмотрит. — Какая ты злобная, Машка, — выпихнув Буренку во двор, раздраженно посмотрела на соседку Вера. — Понимаю, конечно, жизнь у тебя тяжелая. Но зачем людям-то угрожать? — Чтобы знала, — подбоченилась женщина. — И боялась. Я за свое добро любого порву. — Верну я твои деньги, — махнула Вера рукой, тем самым указывая надоедливой соседке на выход. — А теперь иди. Не мешайся. У меня много дел. — Слушай, Верк, — никак не отреагировала на ее жест Машка. — Говорят, пару дней назад к вам гости какие-то из города приезжали. Мужик и баба. Родители Славика что ли наведывались? Сватали тебя? — Сватали, — легко согласилась девушка. — Вот с долгами рассчитаюсь и в город поеду. Мы решили свадьбу там гулять. — Свадьбу! — охнула Машка. — Везет же дурам! Всю жизнь на печке провалялась, а мужика все равно себе нашла. А я всю жизнь на сельские дискотеки моталась, с парнями знакомилась, старалась им хорошей казаться. И ни один не клюнул! Что за жизнь такая — несправедливая! — Найдешь ты еще свое счастье, Маш, найдешь, — легонько подталкивая ее к калитке, тихо говорила Вера. — Баба ты работящая, видная. Золото, а не баба. И пацаненок взрослый в наличии имеется, помощник хороший. И в доме у тебя порядок да уют. Все у тебя хорошо будет, Маш. И мужик будет, и любовь, и счастье, как говорится, семейное. — Красиво говоришь, Верк, — мечтательно вздохнула женщина. — Заслушалась я прямо. Может и вправду, у меня еще не все потеряно. — У тебя еще все впереди, — ободряюще улыбнулась соседке Вера и закрыла за ней калитку. Машка еще раз напомнила про деньги и неторопливо побрела вдоль улицы. Вера загнала Буренку в сарай, кинула ей сена, подсыпала курам пшена и вернулась в остывший дом. Надо было срочно топить печь. Домашняя суета ненадолго отвлекла ее от тяжелых мыслей. В печке уютно потрескивали дрова, облезлый кот привычно путался под ногами, а телевизор рассказывал про голливудскую звезду, укравшую из супермаркета шоколадный батончик. В ее «Космополитене» тоже было написано про эту актрису и певицу. Там говорилось, что в юности она баловалась наркотиками, а сейчас плотно подсела на алкоголь. Раньше Вера думала, что люди начинают пить от безысходности. Отец постоянно повторял, что в его жизни алкоголь — это единственная радость. Что, опустошая бутылку за бутылкой, он забывает о жизненных неурядицах, а его серый и безрадостный мир начинает окрашиваться в яркие, переливающиеся цвета. Неужели и голливудская звезда прячется в бутылке от безликости и безнадеги? Неужели нигде, кроме бутылки, она не может найти спасения? Рассуждая на эту тему, Вера распахнула створки потрескавшегося от времени кухонного шкафа и достала с верхней полки бутылку водки. Девушка не помнила, откуда в ее доме появилась прозрачная поллитровая тара, но сейчас была безумно благодарна человеку, оставившему здесь алкоголь. Бережно открутив крышку, она налила треть граненого стакана и одним махом опрокинула его в себя. Огненная волна обожгла горло и прокатилась ниже, к самому желудку, безжалостно опаляя все на своем пути. Вера судорожно вдохнула теплый домашний воздух, но не смогла загасить пожар, разгоревшийся внутри. Тогда она выскочила на улицу и начала жадно хватать воздух ртом, пытаясь остановить невыносимое жжение. Потихоньку горячая волна начала остывать. Приятное тепло разливалось внутри, согревая ее сердце, легкие, горло, голову. Вера улыбнулась и осмотрелась по сторонам. Осевшие и почерневшие сугробы отчего-то стали отливать нежным розовым цветом, крыша ветхого сарайчика окрасилась миллиардом переливающихся огоньков. Получается, ее отец был прав. Только под действием алкоголя можно увидеть мир во всех его красках, заметить каждую, даже совсем незначительную деталь его внешней оболочки. Буренка позвала ее. Кажется, она даже назвала ее по имени. И Вера пообещала к ней прийти. И она не забыла про свое обещание. Она не вошла, а влетела в дом, схватила со стола бутылку, стакан, достала банку соленых огурцов и пошла в сарай. — Буреночка моя родная! — улыбнулась Вера и обняла корову за толстую шею. — Одна ты у меня осталась, подруженька моя любимая. Знаешь, Буренка, а у меня горе. Огромное, бескрайнее горе. Если его выпустить из моей груди наружу, то, наверное, оно покроет собой не только нашу деревеньку, но и соседнее село. Представляешь, насколько оно большое? Я, родная моя, потеряла любовь. Я даже не успела познать ее до конца, а уже потеряла. Он предал меня. Использовал и выбросил, как скорлупу от яйца. Он разорвал мое сердце. И теперь его кусочки бродят у меня в груди, больно бьются о ребра, пытаются выбраться наружу, но у них ничего не получаются. Слишком уж крепкая грудная клетка. И почему она такая крепкая? А? Как ты думаешь? Лучше бы она была мягкой и податливой. Чтобы эти острые обломки, наконец, вырвались наружу и перестали причинять мне эту страшную боль. Подскажи, если знаешь, как мне жить дальше? Посоветуй, как поступить? Ведь теперь у меня нет ничего. Даже тебя у меня нет. Через пять дней в этот дом войдут новые хозяева. А мне нужно будет уйти. Только куда мне уходить, Буренушка? У меня никого нет, ни родственников, ни друзей. У меня даже денег нет. Ни копейки. Может быть, мне попытаться найти его? Поехать в город, отыскать улицу… Михалкова, кажется. Понимаешь, я не могу поверить в то, что он меня не любил. Пусть он сам скажет мне об этом. И тогда, может быть, я смогу навсегда вырвать эту больную любовь из своего сердца. Да, так я и сделаю. Дождусь новых хозяев и поеду к нему. Глава 12 Дни казались бесконечно долгими, а ночи еще длиннее. Вера по обыкновению выполняла все домашние обязанности и потихоньку перебирала старые вещи. Везти их в город было глупо, а оставлять здесь жалко. Она решила забрать лишь самое ценное, но каждая вещь казалась ей нужной и дорогой. Перетряхивая свои детские вещички, навсегда впитавшие в себя запах затхлости и сырости, она наткнулась на перехваченную резинкой пачку конвертов. В графе «от кого» было написано: Сидорова Валентина Викторовна. Валентина… Кажется, папа говорил, что так звали ее маму. Сердце учащенно забилось, а руки задрожали мелкой дрожью. Пожелтевший листок, исписанный мелким почерком выпал из конверта. Девушка тут же схватила тонкую, почти прозрачную бумажку и впилась в нее глазами. «Сергей, я понимаю, что ты очень зол на меня. И ты имеешь на это полное право. Но ты не можешь лишить меня возможности увидеть родную дочь. Обещаю, я не буду говорить ей, что являюсь ее матерью. Скажешь девочке, что я — твоя дальняя родственница. Я просто посмотрю на нее, прижму к себе, вдохну ее запах. Пойми, это очень важно для меня. Как вы назвали мою девочку? Варей, как я хотела, или как-то по другому? Напиши мне по этому адресу. Молю. Не оставляй мое письмо без ответа. Прости меня и пощади. Дай возможность увидеть родную дочь». Вера убрала письмо в конверт и достала второе, потом третье. Буквы перед глазами плясали странные танцы, но она продолжала впиваться в них жадным взглядом. В каждом послании мама молила отца о встрече с Верой. Последним в пачке лежало письмо, не успевшее пожухнуть от времени. Вера развернула его и удивилась. Крупные, четко выведенные буквы — от них шла уверенность и сила их создателя. Сначала девушка подумала, что эта весточка не от мамы. Но вчитавшись в текст, поняла, что была не права.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!