— Не знаю, — спокойно ответила она. — Я не видела. Человек подкрался ко мне со спины. Почти сразу я почувствовала ужасное жжение и уже ничего перед собой не видела. — Значит, вы решили покрывать своего любовничка, — хмыкнул он. — Так я и думал. Неправильно это, Вера Сергеевна. Он вас зрения лишил, красоты лишил, дальнейшей надежда на семейное счастье лишил. Неужели вы этого не понимаете? В такой ситуации любой нормальный человек хочет только одного — отомстить. И у вас есть такая возможность. Почему бы вам ею не воспользоваться? — Да я бы с радостью, — наконец, посмотрела на своего собеседника Вера. — Только я действительно ничего не видела. — Хорошо, я верю вам, — согласно кивнул полный, с явно проступающей на голове лысиной, полицейский. — Тогда мы будем искать преступника вместе. Мне сказали, что пару недель назад у вас появился сожитель. Молодой человек подозрительной внешности, явно от кого-то скрывающийся. — Кто же вам такое наговорил? — удивилась Вера. — Ваша соседка, Мария… Мария… Отчество, подзабыл, к сожалению. Она сказала, что ваш сожитель вел себя странно и отличался излишней агрессивностью и кровожадностью. Пса вашего пристрелил, Марию… до смерти напугал. — Чем же он ее так напугал? — Видом своим бандитским, повадками дикими, — серьезно заявил полицейский. — К тому же, проанализировав предыдущую криминальную хронику, схожую с вашим случаем, я пришел к выводу, что подобные действия совершаются в основном обиженными мужчинами в отношении женщин, к которым они испытывают некоторые чувства. — Какие это — некоторые, — заинтересовалась Вера. — Неразделенную любовь, например, — с готовностью пояснил полицейский. — Или ревность. В общем, любовная чепуха. — У нас была разделенная любовь, — устало сказала девушка. — И ревновать меня было не к кому. Поверьте, Слава в этом не замешан. Несколько дней назад он уехал в город. И я как раз собиралась ехать к нему. Так что у него не было причин плескать мне в лицо кислотой. — А ваша соседка Мария… сказала, что он создал вам интересное положение и бросил. Что вы хотели ему отомстить. Рассказать все его жене. Вот он и решил разделаться с вами столь страшным способом. — Вот как, — выдохнула Вера и тут же переспросила: — И какое-же интересное положение он мне создал? — Ну… беременность, в общем. — Вот, Машка, вот, зараза, — хмыкнула девушка. — Не верьте ей, товарищ полицейский. У нас со Славой все хорошо. А она ничего не знала о наших отношениях. Вот и строила всякие догадки, близкие к ее личному опыту. — Хорошо, — легко согласился мужчина. — Но все же дайте мне координаты вашего молодого человека. Мне необходимо пообщаться с ним лично. — Но у меня нет его координат. — Тогда как вы собирались к нему ехать? — хитро сощурился он. — Слава должен был встретить меня на вокзале, — не позволила сбить себя с толку Вера. — Одна я бы ни за что не добралась до него. Я никогда не была в большом городе и не знаю, как там ориентироваться. Поэтому у него не было смысла давать мне свой домашний адрес. — Как гладко все у вас получается, — поджал губы он. — Полагаю, что номер телефона он вам тоже не оставил. Звонить вам все равно неоткуда. — Вы абсолютно правы, товарищ полицейский, — согласилась Вера. — Так что я ничем не могу вам помочь. Кстати, я и сама ужасно из-за этого переживаю. Как же мне теперь его искать? Может, вы сможете мне помочь? — Если у нас появится какая-то информация, то мы вам обязательно сообщим, — сухо заявил он и поднялся с больничного стула. — Скорее всего, нам придется еще встретиться. Так что я не прощаюсь. — А я все же попрощаюсь, — с видимым облегчением выдохнула ему вслед Вера. Когда за полицейским захлопнулась дверь, Вера осторожно потрогала повязку на правой щеке. Было странно и страшно видеть мир под одним углом. Недавно по телевизору она смотрела передачу про американскую модель, которую облил серной кислотой ее бывший бой-френд. Потом его посадили в тюрьму, а она пережила сотни пластических операций. Платных операций. Вера прекрасно понимала, что без денег не будут делать ничего. А у нее не было даже тысячи рублей. Получается, ей придется ходить в повязке всю жизнь. Лучше бы она умерла! Ну почему у нее сгорело лицо, а не сердце или легкие. Жалкое существование, которое ждет ее за стенами этой больницы сложно назвать жизнью. У нее нет ни дома, ни денег, ни лица. Вера не могла объяснить себе, почему не сказала полицейскому про Машку. Пожалела ее? Или откупилась? Спасла ее от тюрьмы за тридцать тысяч рублей, которые была должна соседке? Дешево же она оценивает свою жизнь! Или все таки пожалела? Несчастную, дурную бабу, озверевшую от нищеты и одиночества. Вера прекрасно помнила, какой ужас плескался в ее глазах, когда та смотрела на ее обожженное лицо. Наверняка, Машка до конца не осознавала, что творит и чем это чревато. Да и что изменится, если Вера упрячет соседку за решетку? Лица ей это не вернет, а пацаненок останется сиротой. Его отправят в детский дом, и он всю жизнь будет проклинать Веру. К ее искалеченной судьбе добавятся еще две — и кому будет от этого лучше? Пусть живет. Бог ей судья. Легкий сквозняк коснулся ее лица. Опять кого-то принесло к ней в палату. Горький всхлип раздался совсем рядом, и горячие губы коснулись руки. — Спасибо тебе, Верк, — быстрый шепот разорвал больничную тишину. — Всю жизнь буду тебе благодарна. Кормить тебя буду, поить, молиться на тебя буду. Я ведь думала, что ты меня сдашь, что остаток дней за решеткой куковать буду. Даже вещички уже собрала. С сынишкой простилась. Выл он страшно, пуще сирены. И я выла. Как подумаю, что его в детдом отправят, так тошно делается. Спасительница ты моя, благороднейшая, добрейшая… — Заткнись, Машк, — не открывая глаза, прервала ее дифирамбы Вера. — И без твоих причитаний тошно. — Ты не переживай, Веруш, — в полный голос продолжила женщина. — Ты после больницы ко мне переезжай. Проживем как-нибудь. Я буду поломойкой в этой больнице подрабатывать. Твой доктор мне предложил. И график удобный. Буду через день сюда мотаться, а ты на хозяйстве останешься. Будешь за шалопаем моим присматривать, да жрать варить. И со скотиной ты ладишь. Так что коровку заведем. Проживем, Верк. Проживем. Втроем-то — оно всегда легче. — Не трещи, прошу тебя, — раздраженно выговорила Вера. — Спать хочу. Уходи, Машк. Оставь меня. — Хорошо, хорошо, уже бегу, — засуетилась та. — Я тут тебе творожка домашнего принесла. Баба Клава передала. Простоквашка еще в бутылочке. Ты, главное, поправляйся. Кушай, пей — и поправляйся. Машка зашуршала длинным подолом. Вера грустно посмотрела ей вслед. Никакой ненависти к этой женщине она не испытывала. Хотя, наверное, должна. В общем, ничего страшного не произошло. Зачем ей лицо без Славы? Зачем ей жизнь без него? Правильно говорит Машка. Переедет Вера к ней в дом, и заживут они счастливой дружной семьей. Машка у них будет главой, добытчицей, а она хранительницей очага. И ребенок у них общий будет. Уже взрослый, окрепший пацан. Красота! Да и глаз ей правый ни к чему. Чего она в своей деревне не видела? Да она и без обоих глаз в их глуши ориентироваться сможет. Так что все будет хорошо. Все будет хорошо… Предательская слеза выкатилась из ее единственного глаза и заструилась по щеке. Почему такую незавидную долю уготовила ей судьба? Почему именно на нее свалила все несчастья скопом? Конечно, если даже родная мать от нее отказалась, едва увидев новорожденную, то что говорить про остальных? За что ее любить? Чересчур высокую, угловатую, с уродливым шрамом на плече, с пухлыми, как пельмени, губами, вечно горящими здоровым деревенским румянцем щеками и длинной, тяжелой косой? Да по ней сразу видно, что она обычная деревенская девка, а не городская штучка, в которых влюбляются достойные, состоятельные мужчины. Как она вообще могла подумать, что Слава любит ее? Как могла поверить его словам, его ласкам? Ведь она всегда знала, что недостойна любви. Вновь легкий сквозняк зарылся в ее волосы. Вера подумала, что вернулась Машка, решившая поделиться с ней очередной порцией грандиозных идей, и претворилась спящей. — Девонька, ты спишь? — осторожно поинтересовался смутно знакомый голос. Вера открыла глаз и посмотрела на гостью. — Вы? — удивилась она. — Вспомнила! — обрадовалась старушка. — А я думала, будешь расспрашивать, кто я такая. В ситуации, при которой произошло наше знакомство, сложно было кого-то запомнить. За что она тебя так, Веруш? — Кто — она? — не поняла девушка. — Тетка белобрысая, — охотно пояснила старушка. — Та, что из калитки твоей прямо перед нами выскочила. Я и в больнице ее сегодня видела. К тебе приходила? — Ко мне, — подтвердила Вера. — Вы только полицейским про нее не говорите. Баба она хорошая. Не понимаю, что на нее нашло. — Не буду, — коротко ответила та, и Вера внимательно посмотрела на свою собеседницу. Сухонькая, опрятная бабуля, уютно закутанная в теплую шаль. Таких, как она, миллионы. Только вот глаза… Молодые, быстрые глаза бабушки совсем не вязались с ее внешним обликом. Они будто жили своей, насыщенной и яркой жизнью. — Как вас зовут? — спохватилась Вера. — Василиса Юрьевна, — представилась бабушка и улыбнулась. От этого ее глаза заискрились еще сильнее. Их тепло достигло Вериного выжженного лица, пробралось сквозь тугую повязку и приятно защекотало щеку тонкими мягкими лапками. Девушка даже зажмурилась от наслаждения. И тоже улыбнулась, и солнечный луч тут же нахально ворвался в унылую больничную палату, и забрался Вере на плечо, и зашевелился там, и запрыгал игриво. — Любит тебя солнышко, — довольно заявила бабушка. — Меня оно тоже раньше любило. В молодости. А сейчас совсем внимания на меня не обращает. Не любы ему старые, да дряхлые. — Как вы забавно говорите, — повеселела Вера. — Разве солнце может кого-то любить, а кого-то нет? Солнце — оно на всех одно. — Не скажи, — покачала головой Василиса Юрьевна. — В некоторые дома оно вовсе не заглядывает. Никогда. А почему одни люди на солнышке горят, а другие только его теплом наслаждаются? Потому что эти другие — избранные. И ты избранная. У тебя особенная судьба. Не такая, как у всех. Тебя ждет большое будущее. — Вы издеваетесь надо мной?! — вспыхнула румянцем негодования Вера. — Мне скоро исполнится тридцать один год. У меня нет ни дома, ни мужа, ни ребенка. А теперь у меня нет и лица. Какое большое будущее ждет меня со всем этим набором? — Вспомни мои слова через пару лет, девонька, — хитро сощурилась старушка. — Я никогда не ошибаюсь. Но к тебе я пришла вовсе не судьбу предсказывать, а о помощи просить. — Чем я могу вам помочь? — удивилась девушка. — У меня ничего нет. Впору мне у вас помощи просить. — Меня дети бросили, — словно не услышав Верины слова, продолжила Василиса Юрьевна. — Ты не подумай, я их ни в чем не виню. Зачем им в доме дряхлая старуха? Толку от нее столько же, сколь от древнего трюмо — только долгоносиков разводить. Они еще по-божески со мной поступили. Домик добротный купили. Дочка знает, что я всегда мечтала в деревне жить. Вот и решили они с зятьком любимым мою мечту осуществить. Так что, все у меня хорошо. Я не жалуюсь. Только бабка я совсем никудышняя, ноги не ходят, руки не слушаются. Одной мне дом не вытянуть. Либо замерзну, либо погорю — третьего не дано. Да и коровку мне прикупили. Она орет целыми днями. Хочет, видимо, чего-то. Хотя и кормлю я ее, и пою. А она все равно орет и орет. Может, тебя кличет? Как зовут скотину твою? — Буренка, — охнула Вера. — Бедненькая коровушка моя. Ее ведь доить нужно. Измучилась она у вас. Жуть, как измучилась. Наверное, и молоко у нее теперь пропало. Как же я теперь без молочка? — Без молочка мы как раз проживем, — бабушка положила сухонькую ладошку на Верино плечо. — С голоду точно не умрем. Вот что я хотела сказать тебе, Веруш. После выписки возвращайся домой. Мы с твоей Буренкой ждать тебя будем. Сюда я больше не приду. Далеко очень. Дома мы будем. Ты только поскорее приходи. Хорошо, Веруш? — Да, я приду, — взволнованно выговорила Вера. — Обязательно приду. Глава 15 Веру выписали только через месяц. Доктор настоятельно советовал ей обратиться в областную клинику. Также он сообщил, что операция скорее всего будет платной. На все его наставления девушка послушно качала головой и разглядывала ногти на левой руке. С правой ладони повязку уже сняли. Там кожа почти не пострадала — остался лишь легкий рубец. Девушка не переживала по этому поводу. Одним шрамом меньше, одним больше — какая по сути разница? За прошедшие четыре недели к ней несколько раз наведывалась Машка. Один раз в порыве благодарности она кинулась целовать Вере руки, но девушка оттолкнула ее. Машка вообще кроме брезгливости в ней ничего не вызывала. Теперь она не понимала, почему раньше так рьяно жалела ее. Каждый человек сам творец своей судьбы. Вот Машка ее и сотворила. Ленивая, неприспособленная к жизни, она считала, что все ей чем-то обязаны. И, что самое интересное, Вера чувствовала свой долг перед ней. Раньше чувствовала. Теперь все было по-другому. Радостная Василиса Юрьевна встретила ее на пороге. Из дома пахнуло чем-то до боли знакомым, и Вера с удовольствием вдохнула этот аромат. — Как чувствовала, что ты сегодня придешь, — умиленно сложила сухонькие ладошки у груди Василиса Юрьевна. — Пирогов настряпала. С творогом. Ты любишь пирожки с творогом? — Очень, — вздохнула Вера и скинула промокшие насквозь валенки. В середине апреля было очень неприятно шлепать в них по лужам. Но другой обуви у нее в больнице не было. — Ое-ешечки! — всплеснула руками старушка. — Как же ты в них до дома добралась?! — В основном вплавь, — весело подмигнула ей Вера и прошла на кухню. За столом, вальяжно развалившись на хлипком стульчике, сидел дядя Коля. Увидев Веру, он пружинисто подскочил вверх и замер с приоткрытым ртом, из которого торчал кусок только что откусанного пирога. — Скучно мне было одной, — словно оправдываясь, залепетала сзади старушка. — А тут Коленька пришел. Тебя хотел попроведывать. Сказал, что вы чего-то там повздорили. Вот мы и подружились малехо. — Да я, Веруш, ненадолго, — спешно заталкивая в рот оставшийся кусок пирога, прошамкал он. — И так засиделся уж. Домой мне давно пора. Ладноть, Василис, пошлепал я. А ты, Верк, прости меня, если я тогда чего не так сказал. Я ж люблю тебя, как папка люблю. Знаешь, как я все это время переживал. Ужас как! — Это ты меня прости, дядя Коля, — Вера подошла к старику и крепко обняла его. — Нельзя родных людей обижать. А ты мне родной. — Спасибо тебе, Веруш, — смахнул скудную слезу дядя Коля. — Сын несуразный забыл папку, так хоть ты у меня — единственная отрада. Ну, пошел я, бабоньки. Завтра еще забегу. Если вы не против, конечно. — Будем ждать, — в один голос заявили Вера и Василиса Юрьевна и так же дружно рассмеялись.