— Я не оставлю тебя одного, — пообещала Вера. — Мы пойдем вместе. Точнее, поедем. В деревню, к Василисе Юрьевне. Помнишь ее? Мы ездили к ней три года назад. Тебе там понравилось. — К Василисе Юрьевне? — недоверие отчетливо читалось в глазах мальчика. — У которой большая горячая баня? — Точно! — обрадовалась Вера. — Тебе еще не нравилось париться, и все время, пока я тебя мыла, ты сидел на полу, потому что там было прохладнее. — Помню, — насупился мальчик. — Только в баню я не хочу. — Значит, будем мыться в уличном душе, — подмигнула ему Вера. — Нынешний май позволяет. Степашечка, ты что, не рад? — Если без бани, то рад, — напряжение, наконец, исчезло из глаз мальчика и в них вновь заиграл лукавый огонек радости. — Я возьму с собой Иваныча и новый танк. И еще чего-нибудь. У Василисы Юрьевны совсем нет игрушек. — Бери все, что хочешь, — разрешила Вера и тоже пошла собирать вещи. Глава 26 На выезде из города скопилась бесконечная череда машин. И Вера добралась до родной деревни только к ночи. Единственный фонарь, тусклым светом освещавший узкую улочку, покачивался от сильных порывов ветра, выхватывая из кромешной темноты то осевшие, дряхлые домики, то мрачные силуэты древних деревьев. Казалось, деревня полностью вымерла. Не было слышно даже лая сторожевых собак. Хорошо, что Степашка крепко спал на заднем сиденье и не чувствовал могильного духа, царившего здесь. Вера успела пожалеть, что приняла спонтанное решение наведаться в деревню, когда увидела уютные голубые блики в окнах некогда родного дома. Тревога тут же разжала цепкие лапки, выпустив на волю сжатое в крошечный комок сердце. Обрадовавшись неожиданно приобретенной свободе, сердце тут же зашлось в бешеном неудержимом ритме, подпрыгнуло к горлу и гулко ухнуло вниз живота. — Сынок, просыпайся, — тихо сказала она и затормозила возле родной калитки. Голубые блики тут же пропали, и небольшой домик мигом засосала кромешная тьма. — Мама, где мы? — испуганно прошептал сзади Степашка. — В деревне, малыш, — попыталась успокоить мальчика Вера. — Здесь нет искусственного освещения. Единственный фонарь на центральной улице. К тому же, сегодня было пасмурно. Лунный свет не может пробиться сквозь плотные облака. Поэтому здесь так темно. — Мне страшно, — захныкал мальчик. — Я не буду выходить из машины. Буду ночевать здесь. А лучше поехали назад. Хочу домой, к няне. — Степа — ты же настоящий пират, — развернулась к мальчику Вера. — А им страх несвойственен. Подумаешь — темнота! Нашел чего бояться! Поверь своему более зрелому и опытному товарищу — эта дама не кусается. Единственное, что она может сделать — немного пощекотать нервы. Но это вполне терпимо. Так ведь, мой верный друг? — Так, капитан Кук, — в последний раз всхлипнул мальчик и затих. — Тогда вперед, — скомандовала Вера и распахнула дверь автомобиля. — Сразимся с этой вредной дамой. Продемонстрируем ей свое бесстрашие. Степашка выбрался наружу вслед за Верой и со всей силой вцепился ручонками в ее правое запястье. Тесно прижимаясь друг к другу, они подошли к калитке. Тревожный лай разорвал мертвую тишину. Мальчик испуганно вскрикнул и снова заплакал. — Дружок, — удивленно протянула Вера. — Дружочек мой, так ты живой? Грозный лай перешел в радостное повизгивание. Совсем близко скрипнула дверь, и родной голос поинтересовался: — Веруня, ты что ли? — Я, Василиса Юрьевна, — дрожащим голосом отозвалась Вера. — Решили вот, проведать вас. Соскучилась я очень. — А я-то как соскучилась, — светлая фигурка отчетливо вырисовалась на темном покрывале ночи и распахнула перед гостями калитку. — Заходите поскорее, гости дорогие! Только Вера распахнула объятия, чтобы заключить в них сухонькую фигурку Василисы Юрьевны, как на ее плечи легли тяжелые мохнатые лапы. Вера чудом удержала равновесие и не завалилась на спину. Шершавый язык царапнул ее нежную щеку, обдав желудочным запахом. — Вот дурень, — усмехнулась Василиса Юрьевна. — Никак не могу воспитать из него настоящего охранника. Полает немного для приличия, а потом обниматься ко всем лезет. Любвеобильный очень. Здоровый кобель, а глупый. — Московская, — довольно заметила Вера и потрепала собаку за ухом. В ответ пес радостно замахал хвостом и лизнул ее в другую щеку. — Хватит, Дружок, иди ко мне, — скомандовала Василиса Юрьевна. — Ко мне, сказала! Собака грустно, совсем по-человечески вздохнула и, наконец, опустила мохнатые лапы на землю. Вера нежно обняла Василису Юрьевну. От нее пахло свежевскопанной землей, молодой листвой и чем-то печеным — все эти ароматы, смешавшись в единое амбре, прокатились по Вериному горлу, опустились в желудок, приятно защекотали в правом боку и засвербели в носу. Глаза вмиг повлажнели и Вера тихонько всхлипнула. Василиса Юрьевна ободряюще постучала молодую женщину по спине и наклонилась к Степашке, который все это время жался к Вериному боку, будто пытаясь в него врасти. — Как же я рада видеть тебя, мой маленький капитан, — протянула она к нему сухонькие ручки. — Пойдем, я обниму тебя. — Не пойду, — отчаянно замахал головой Степашка. — Ты страшная. И собака у тебя страшная. На лешего похожа. А ты на Бабу Ягу. — Какая же я Баба Яга? — тихонько захихикала старушка. — Вот ты нашел с кем меня сравнить. Как был фантазером, так и остался. Оно и хорошо. Ребенок без фантазии и на ребенка не похож. — А на кого он похож? — заинтересовался Степашка. — На сухое бревно, — выпалила старушка. — Малыш, ты голоден? — Блинов хочу, — мечтательно заявил мальчик. — Будут тебе блины с коровьим молочком и клубничным вареньем, — крякнула старушка и выпрямилась. — Пошли в дом. Хватит на пороге топтаться. Верунь, ты бы предупредила, что приехать хочешь. Ты ж меня до смерти напугала. В такое позднее время в нашу дыру только беда заезжает. — Так я и не собиралась, — пошла следом за старушкой Вера. — Только сегодня утром решила вас проведать. Работу все равно всю не переделать. Как бы ты ни старалась. А родных людей у меня всего двое — вы да Степашка. Нельзя об этом забывать. Хотя я, стыдно признаться, почти забыла. — Что признаешь — это хорошо, — поддакнула Василиса Юрьевна. — Значит, не совсем ты человек потерянный. Юрка говорит, что ты не хочешь сюда приезжать из-за дурных воспоминаний да из-за косых взглядов соседей. А я думаю, чего им косо на тебя смотреть, если они тебя не знают. Ты стала совсем другим человеком. Юрка показывал мне твои фотографии. Рассуждая на эту тему, Василиса Юрьевна зашла в дом, щелкнула выключателем, повернулась к Вере и замерла с широко открытым ртом. — Ты ли это, Верунь? — глухо поинтересовалась она и попятилась назад. — Или сатана меня разыгрывает? Разговаривает твоим голосом в образе совсем другой прекрасной девушки. — Василиса Юрьевна, как вы можете! — строго сдвинула брови Вера, хотя больше всего в этот момент ей хотелось засмеяться. — Вы — умная, образованная женщина, бывший редактор серьезного издания и верите во всякую нечисть. Стыдно мне за вас, Василиса Юрьевна! Стыдно! — Бабуля, а у вас глазки не выпадут? — поинтересовался Степашка. — Вы их так выпучили — даже я так не могу. Не в силах больше сдерживаться, Вера сдавленно прыснула. Следом затряслась от смеха Василиса Юрьевна. Только Степашка переводил удивленные глазки с одной женщины на другую. Все еще продолжая смеяться, Вера еще раз обняла старушку, погладила ее по ухоженным, недавно окрашенным волосам и сказала: — Вы меня успокоили. Теперь я точно знаю, что здесь меня никто не узнает. — Можешь не сомневаться, — поддержала ее Василиса Юрьевна. — Ты стала совсем другим человеком. Только волосы остались прежними, такие же длинные и густые. Да и голос, конечно. Ой, а чего это я разговорилась! Вас ведь кормить нужно! Да, Степашка? — Ага, блинами, — согласился Степашка и по-свойски забравшись с ногами на диван, деловито защелкал пультом от телевизора. — Нам бы ополоснуться с дороги, — радостно глядя на старушку, спросила Вера. — Вы сегодня баньку не топили? — Куда ж я без нее, — удивленно развела руками пожилая женщина. — Еще тепленькая стоит. Так что бегите, пока я на кухне суечусь. Степашка долго не соглашался идти в баню, но с помощью Василисы Юрьевны Вере удалось убедить его в необходимости помыться, а также попытаться увидеть доброго «банника», который весь день прячется под широким пологом, потому что не любит париться, и выбирается наружу только в полночь. Поэтому в баню Степашка зашел на цыпочках, сразу заглянул под обе лавочки и даже приподнял металлический таз. — Обманщицы, — глубокомысленно заявил мальчик и осуждающе посмотрел на Веру. — Наверное, он уже в парной, — опустила глаза Вера. — Точно, — прошептал мальчик и мигом стянул с себя клетчатую рубашку и джинсы. — Никуда ты от меня не денешься, бородатый банник. Все равно я тебя сегодня попарю. Мальчик первым забежал в парную, звонко улюлюкая и воинственно размахивая руками. Вера зашла следом и плотно прикрыла дверь. — Выходи, трусливый банник, — скомандовал мальчик. — Будь настоящим мужчиной и достойно прими это испытание. Я знаю, что ты не любишь мыться и что твое тело покрыто толстенным слоем грязи. Из-за этого ты постоянно чихаешь и часто болеешь. Я помогу тебе. Нужно лишь немного потерпеть. Продолжая уговаривать банника помыться, Степашка заглянул за бочку с холодной водой, подлез под лавку и заинтересованно посмотрел в сторону окна. Вера с улыбкой наблюдала за мальчиком. Она отчетливо видела, как горящий огонек любопытства в его глазах сменяется на дикий, всепоглощающий страх. Вера проследила за его взглядом и успела выхватить в окне чью-то светлую тень, быстро метнувшуюся в сторону. — Банник, — дрожащим пальчиком мальчик указал на окно. — Он пришел. И он не смешной и грязный. Он чистый и страшный. А еще он на кого-то похож. Я его уже видел. Очень, очень давно. Когда я был маленьким. — Степашечка, ты, главное, не бойся, — чужим, хриплым голосом заговорила Вера. — Тебе это всего лишь показалось. Никакого банника на самом деле нет. Это всего лишь детские сказки. Нам пришлось тебя обмануть, чтобы заставить помыться. Ты очень впечатлительный мальчик. Вот и привиделся тебе за окном кто-то очень страшный. Но там никого не было. Понимаешь? Тебе всего лишь показалось. Сейчас мы с тобой быстренько помоемся и пойдем домой. И больше ни одно видение не напугает тебя. — Но ведь ты его тоже видела, — серьезно, совсем по-взрослому посмотрел ей в глаза Степашка. — И тебе тоже стало страшно. — Тебе показалось, — попыталась улыбнуться Вера. — И я ничего не видела. Это просто усталость. Я действительно очень устала, мой родной. Нам срочно нужно отдохнуть. Давай быстренько ополоснемся и в дом. Намыливая Степашку, Вера вспомнила о том, как папа в детстве говорил ей, что после полуночи в баню устремляется всякая нечисть. Он строго настрого запрещал маленькой дочке мыться ночью. Она свято верила в его страшные истории и по вечерам боялась даже близко подходить к бане. Но став постарше, она поняла, «откуда ноги растут», как любил говорить папа. Лет с восьми Вера стала ругать отца за то, что тот выпивал. Несколько раз она выгоняла из дома дядю Коля, который приходил к ним с очередной бутылкой водки. И отец не осуждал за это дочь. Он лишь по-доброму ухмылялся и говорил, что она растет настоящей женщиной. И Вера жутко гордилась собой и считала, что спасает отца от зеленого змия. Вечером отец шел в сарай или в погреб «по делам». Девочка часами ждала его у окна и засыпала, свернувшись калачиком на старом кресле, приставленном к подоконнику. Утром она находила опухшего, стенающего от нестерпимой головной боли отца на банной полке. Он жаловался Вере, что сама нечистая сила затащила его в баню и силком влила в него водку. И каждый раз, ожидая папу у окна, она мечтала о том, как станет взрослой, пойдет в баню и разгонит всю нечисть, навсегда высвободив любимого папу из их мерзких лап. Однажды она пересилила страх. Взяв в одну руку кухонный нож, а в другую длинную кочергу, она осторожно, на цыпочках, вышла из дома. В бане горел свет. Затаив дыхание, она подкралась к яркому оконному проему. Девочка долго не могла решиться заглянуть внутрь. Она сидела на корточках и дрожащими ручонками прижимала к груди холодное острие ножа. Но папин голос вывел ее из оцепенения и придал смелости. Резко распрямившись, она поднялась на цыпочки и открыла глаза. Папа сидел на верхнем полке и громко раскатисто смеялся. Внизу, на лавке, развалился не менее довольный дядя Коля. Оба сжимали в широких ручищах граненые стаканы, наполненные прозрачной жидкостью. Тогда у нее была сильная истерика. Сначала она разбила кочергой окно, потом ворвалась в баню и кинулась на отца. Она со всей силы колотила его в грудь, кричала, плакала, называла его предателем и грозилась покончить с собой. Вера проплакала почти всю ночь. После этого она не верила ни в домового, ни в лешего, ни в банника. Не верила она в них и сейчас. Кто-то действительно заглядывал к ним в окно. Но поддаваться панике, пугать и так сильно перенервничавшего мальчика не хотела. Хотя страх, взорвавшийся где-то в животе, постепенно поднялся вверх, парализовал язык, застелил глаза. Вера не помнила, закрыла ли она входную дверь. Если нет, то они пропали. Вор, или кто он там, не сможет забраться к ним через крошечные окошки. Максимум, что он сможет просунуть внутрь, — это голову. Почти не чувствуя ног и вяло соображая, она ободряюще улыбнулась Степашке и не торопясь вышла в предбанник. К счастью, дверь была заперта на крючок. В парной испуганно поскуливал Степашка, и Вера хотела пойти к мальчику. Но как только она сделала шаг назад, кто-то снаружи рванул дверь на себя. Ветхие косяки затрещали. Вера закрыла рот рукой, сдерживая внутри крик ужаса, упорно рвавшийся наружу. — Мама, кто там пришел? — завыл в голос Степашка и, выскочив из парной, прижался к Вериному боку худеньким разгоряченным тельцем. — Вера, ты чего, оглохла? — раздался снаружи знакомый мужской голос. — Открывай давай. Мне тоже помыться надо. С дороги как никак.