Мужчина на секунду замер, а потом стал неуклюже слезать с Веры. Собрав последние силы, она рванулась вперед, встала на карачки и, быстро перебирая ногами и руками, поползла вперед. Длинные волосы закрывали ей обзор, но остановиться, чтобы откинуть их назад, она не могла. Страх подгонял ее сзади, дышал в затылок, щекотал нежную кожу. — Пошел вон отсюда! — звенящий голос Василисы Юрьевны, наконец, привел Веру в чувство. Она резко остановилась, вскочила на ноги и собралась рвануть к Василисе Юрьевны, чтобы защитить старушку от пули, которая неминуемо полетит в нее. Но замерла в оцепенении. Пожилая женщина держала в руках настоящее охотничье ружье, длинное дуло которого было направлено на абсолютно голого, трясущегося то ли от холода, то ли от страха Сашу. — И портки свои вонючие забирай, — продолжала командовать пожилая женщина. — Не надо! — закричала Вера. — У него пистолет! — Конечно, такому атлету, как ты, без пистолета с бабой никак не справиться, — усмехнулась она и сняла курок с предохранителя. — Считаю до трех. Один… Саша бросил на Веру быстрый ненавидящей взгляд и наклонился, чтобы подобрать свою одежду. — Не сметь! — командирским тоном заявила старушка. — Два! Метнувшись к открытому окну, он легко перемахнул через широкий подоконник. Бочком, вдоль стены Вера подкралась к окну. Захлопнув ближайшую створку, она потянулась к другой. Белая ладонь метнулась из темноты и схватила ее за руку. Страшные, черные глаза впились в нее: — Мы с тобой еще встретимся. Начнем с того самого места, на котором остановились. Саша исчез в кромешной темноте. Плотно закрыв оконные рамы, Вера еще раз проверила их и закрыла шторы. — Степашка спит? — устало поинтересовалась она. — Дрыхнет без задних ног, — Василиса Юрьевна поставила ружье в угол и нежно погладила его по стволу. — Я всегда знала, что рано или поздно ты мне пригодишься. В деревне бабке без ружья — никак. — Это хорошо, — заметила Вера. — Василиса Юрьевна, а у вас самогонка есть? — Что у меня есть? — опешила старушка. — Самогонка, — пояснила Вера. — Бурда такая, алкогольная. Ее обычно на варенье настаивают. Кажется, еще дрожжи добавляют. Хотя точно не знаю. Я никогда ее не гнала. А вот дядя Коля в этом деле — настоящий профессионал. — Вот тебя подперло, — крякнула хозяйка. — Но понять можно. Самогонки у Василисы Юрьевны не оказалось, что очень расстроило Веру. Зато у нее нашлась початая бутылка водки. Нашлась в самом необычном месте: в узкой щели между деревенской печью и стеной. Чему хозяйка искренне удивилась. — Я никогда не употребляла крепкий алкоголь, — словно оправдываясь, заметила она. — Не понимаю, откуда он взялся в моем доме. — Может, от отца осталась, — пожала плечами Вера. — Тогда сколько ж ей должно быть лет? Вера принялась рассматривать бутылку, разыскивая срок годности огненного напитка. Выяснилось, что произведена водка всего пять месяцев назад. — Странно, — вновь задумалась Василиса Юрьевна. — А чего тебя в тот угол понесло? — Не знаю, — честно ответила Вера. — Просто выпить очень хотелось. Вот и заглядывала везде, куда только можно заглянуть. — Ты, прям, как алкаш со стажем, — насмешливо восхитилась Василиса Юрьевна. — По нюху водку находишь. — У меня наследственность плохая, — пояснила Вера и, откупорив бутылку, понюхала ее содержимое и сморщила нос. — Лучше бы у вас был самогон. Не спрашивая разрешения, Вера залезла в чужой холодильник. Достала из его промерзшего нутра банку соленых огурцов и торжественно выставила ее на стол. Так же молча, взяла граненый стакан, налила в него водку и одним глотком опрокинула ее в себя. В тот же миг она поняла, почему этот напиток называют огненным. Водка обожгла язык, горло, горячей волной ошпарила изнутри грудь и упала в желудок, где тут же вспыхнул настоящий костер. — У тебя глаза на лоб вылезли, — корявенький палец Василисы Юрьевны указал чуть выше Вериных глаз. — Огурчиком хоть закуси гадость такую. Вера отрицательно покачала головой и рухнула на табурет. Горло продолжало жечь и выворачивать наизнанку. Она звучно выдохнула и очень удивилась тому факту, что не изрыгла огонь. Тугой узел, скручивающий горло, начал потихоньку ослабевать. В голове стало светло и мягко. Словно пушистый теплый котенок, уютно расположившись внутри черепной коробки, нежно защекотал ее острыми коготками. — Вы умеете стрелять? — улыбнулась Вера. — Или ружье как пугач используете? — Умею, — гордо заявила старушка и села за стол напротив гостьи. — Любимый зять научил. После первого визита твоих молодцов. Ты прямо, как тайфун, Верунь. Привозишь с собой целый ворох неприятностей и мужиков бандитского вида в придачу. — Извините, что так получается, — смутилась Вера. — Врываюсь в вашу спокойную, размеренную жизнь, заставляю нервничать и… — И я начинаю радоваться, что до сих пор жива, — продолжила Василиса Юрьевна и легко поднялась с табурета. — Я ведь очень эмоциональный человек, Верунь. Не могу долго на медленном огне париться. Мне нужно, чтобы вокруг все бурлило и кипело. В тишине и спокойствии начинаю чахнуть. А так и до могилы недалеко. Только мне пока на тот свет неохота. Пожить бы еще лет хотя бы двадцать. Хозяйка достала еще один граненый стакан и поставила его рядом с Вериным. Гостья удивленно посмотрела на старушку. Василиса Юрьевна весело подмигнула ей и взглядом указала на бутылку. Вера так же молча налила им по трети стакана и, звонко чокнувшись, они выпили водку до дна. — Вы же не пьете крепкие напитки, — сдавленно выговорила Вера и начала дышать ртом, остужая горящее горло. — Ты тоже не пьешь, — повторила ее манипуляции пожилая женщина. — Вам, наверное, вредно, — осторожно заметила Вера. — На возраст мой намекаешь? — сощурилась старушка. — Или я чего-то не поняла? — Дай Бог мне выглядеть и чувствовать себя так же, как вы, в таком возрасте, — расплылась в улыбке гостья. — Если доживу, конечно. Что-то в последнее время я начала сильно в этом сомневаться. — Чего так? — заинтересовалась хозяйка. — Вроде все у тебя хорошо складывается. Хорошая работа, квартира, ребенок подрастает. Мужик — опять же неплохой. Деньгами, как я понимаю, Юрка тебе помогает. — Давайте не будем про Юру, — покраснела Вера. — Я признала, что поступила по-свински. Вы меня за это простили. Чего вы опять про него вспомнили? — Раз просишь — значит, не будем, — развела руками пожилая женщина. — Так что у тебя случилось? Что за разговоры такие — доживу, не доживу? — Много чего, — посмотрела на полупустую бутылку Вера. — За последние два дня меня два раза чуть не изнасиловали. Понимаю, конечно, я — девушка видная. Сама гляжу на себя в зеркало и завидую отражению. Но чтобы так… И знаете, кто спас меня от позора в первый раз? — Кто? — почему-то перешла на шепот Василиса Юрьевна. — Человек, который убил Свету, Степашкину родную маму, — на одном дыхании выпалила Вера, молниеносным жестом налила в стакан еще немного водки и тут же опрокинула ее в обожженное горло. — Надо же, — покачала головой старушкой и в точности повторила Верины действия. — Как оно в жизни бывает. — Вы даже представить себе не можете, как бывает, — заплетающимся языком выговорила Вера. — Я переспала с ним. Несколько раз. И в постели у нас все было просто отлично. Так, как у меня никогда не было. И, что самое страшное и позорное — кажется, я его полюбила. — Вот как, — выдохнула Василиса Юрьевна и закашлялась. Вера хотела похлопать хозяйку по спине. Она медленно поднялась с табурета, но ноги отказались подчиняться хозяйке, и она вновь рухнула на твердое сиденье. — А я говорила — вам нельзя пить водку, — по слогам выговорила Вера и для большей убедительности нравоучительно поводила указательным пальцем. Этот жест привел ее в полный восторг, и она громко, заливисто захохотала. — Совсем у девки голову снесло, — укоризненно покачала головой хозяйка. — Еще вопрос — кому здесь пить нельзя. Остановиться Вера не могла. Из глаз ручьем текли слезы, а живот сжался в маленький, невыносимо болезненный узел, который вот-вот грозил порваться. Она уткнулась лбом в стол и вздрагивала от новых и новых порывов истерического смеха. Когда ледяной ливень обрушился ей на голову, она в последний раз слабо вздрогнула и подняла голову. Василиса Юрьевна стояла рядом с ней, а в руках держала пустое ведро. — По-другому ты бы не успокоилась, — пожала она плечами и поставила ведро на пол. — Вы облили меня холодной водой? — поинтересовалась Вера и, не дожидаясь ответа, встала, встряхнулась, словно вымокший под ливнем пес, и пошла в спальню. Там она скинула с себя мокрый халат, неторопливо надела свою старенькую ночную сорочку, заботливо сбереженную Василисой Юрьевной, и забралась под одеяло к Степашке. Мальчик недовольно заворочался во сне и ворчал что-то невнятное. Вера легонько обняла его, и он тут же успокоился, блаженно улыбнулся и снова притих. Василиса Юрьевна наблюдала за ней с порога. Когда Вера замерла в обнимку со Степашкой, она на цыпочках прошла в зал и вновь распахнула запертые Верой окна. В доме совсем не было свежего воздуха. А спать в духоте она не могла. Глава 28 Сначала он пугливо коснулся ее среднего пальца и на несколько секунд замер. Убедившись, что она даже не пошевелилась, он осторожно пополз выше. Добравшись до нежной ложбинки локтевого сгиба, притих и, удобно расположившись на ее податливом теле, снова остановился. Вера сразу почувствовала его присутствие, но виду не подала. Побоялась спугнуть. Последние три с лишним года он к ней редко не наведывался. И она успела соскучиться. Кажется, раньше он ее раздражал. Странно… Разве может вызывать негативные эмоции трепетный, робкий весенний лучик? Он ласково согревал ее руку, легонько щекотал нежную кожу — словно заигрывал с ней. Не в силах больше сдерживаться, Вера улыбнулась. Почувствовав это легкое движение, он заметно напрягся и стал медленно пятиться назад. — Не уходи, — шепотом попросила его Вера. — Не оставляй меня. И лучик ее услышал. Вздрогнув на тонком запястье, он снова пополз вверх. Степашка уже проснулся. Вера отчетливо слышала его звонкий голосок во дворе. Мальчик звал Василису Юрьевну, но она почему-то не отзывалась. Наверное, пошла к соседям за парным молочком. Как же давно Вера не пила парного молока! Надо было попросить ее, чтобы она взяла и творог со сметаной. Ничего нет вкуснее деревенской сметаны. Вера с удовольствием потянулась и села на кровати. Легкие торопливые шаги раздались в коридорчике. Степашка залетел в спальню и с разбегу уселся Вере на колени. — Корова зовет бабулю, куры зовут, и я везде ее ищу, — удивленно развел ручками мальчик. — Ее нигде нет. Ни в бане, ни в сарае, ни в огороде. А я хочу есть. — Наверное, она пошла за молоком, — смутная тревога кольнула Веру в грудь. — Когда я проснулся, маленькая стрелка была на девяти, — сосредоточенно нахмурил лобик Степашка. — А сейчас она почти на одиннадцати. И есть совсем нечего. Я все проверил. Даже в холодильник заглянул. Там только курица сырая сидит. — Курица сидит, — задумчиво повторила Вера. — Ну да, общипанная курица, не жареная только, — тяжело вздохнул мальчик и взялся за живот, наглядно демонстрируя, насколько он голоден. Тревога становилась все сильнее. Все отчаяннее она скребла ее сердце, оставляя на нем болезненные раны. Вера пересадила мальчика на кровать, натянула влажный халат и босиком выскочила во двор. По пути она успела подметить, что старенький халатик, в котором Василиса Юрьевна обычно копалась в огороде, висел на обычном месте. Там же было парадно-выходное платье, в котором старушка выходила «в люди». Добротные кожаные туфли гордо красовались на обувной полке. Не было только потрепанных галош, а которых она выходила исключительно во двор. Значит, ни за какой сметаной она не ходила. Василиса Юрьевна должна быть где-то во дворе или в огороде. Но где? Степашка сказал, что побывал уже везде. И мальчику можно было верить. К поискам он всегда подходил очень дотошно. Самым тщательным образом он исследовал каждый уголок квартиры, разыскивая пиратский клад. Так же основательно он искал шоколадки, которые прятала от него няни. И всегда находил. И даже клады находил. Давно утерянные Верой бусы или брелки мальчику казались настоящей ценностью, давно утерянной обитателями нереальных миров. Как говорила Василиса Юрьевна, у него хорошая фантазия. У Веры тоже была хорошая фантазия. Но она и представить себе не могла, куда могла пропасть хозяйка. Может быть, после вчерашних переживаний ей стало плохо, и она потеряла сознание? И сейчас лежит где-нибудь в сарайчике и медленно умирает? Все же ей далеко за шестьдесят. Про худшее развитие событий Вера даже думать не хотела. Точнее — боялась.