— Пояснительная бригада в студию. — Знаешь — бумеранг и все такое. — Прошу поподробнее с этого момента? — с жадным любопытством слушала Веру блондинка. — Это всего лишь теория… — Не томи, рассказывай. — Будучи тинейджером, я сильно сдружилась с одноклассницей. Мы всегда поддерживали друг друга во всем, прогуливали иногда школу вместе, — чем я не очень горжусь, естественно, — строили планы на будущее, болтали по телефону часами. Став чуть старше, она перестала находить себе место дома, ей постоянно хотелось быть где угодно, но не в той квартире, не из-за родителей или какой-то напряженной обстановки, скорее всего, гормоны гуляли. Так вот, я ее пригласила на день рождения одного из своих родственников, где должен был присутствовать парень, который мне очень нравился в то время. За час до мероприятия я позвонила и попросила не приходить, придумала наиглупейшую отговорку, когда на самом деле я приревновала того, кто мне и не принадлежал, к той, которая меня всегда поддерживала и ни разу не предавала. Две девочки и мальчик из нашего класса услышали о том, что ей некуда было пойти в тот вечер, и пригласили в свою компашку. После этого с ней произошла разительная перемена — она переметнулась к ним, постоянно курила, пила пиво в подъездах, гуляла с парнями вдвое, а то и втрое старше нее. Ей определенно нравился такой образ жизни. Я не ведала покоя из-за такой метаморфозы. Винила себя. Но окончательно я ее потеряла чуть позже из-за глупого недопонимания. Собрались мы, значит, в кино. Договорились созвониться минут за двадцать до похода туда. Наступил долгожданный час, а от нее ни слуху ни духу. Спустя короткое время раздается звонок, поднимаю трубку — она плачет. Спрашиваю, что стряслось — она, мол, мама из больницы вернулась, рак подозревают. Потом она замолчала. Немного погодя сказала, что не знает, в состоянии или нет куда-то идти. Я остолбенела, без малейшего понятия, как правильно реагировать в такой ситуации. Не умею. Никогда не умела правильно подобрать слова. Не мастак речей я, понимаешь? Ну и выдала: «Ты мне только скажи обязательно». Она, оторопев, промямлила: «Да, конечно, я скажу, чтобы ты просто так не ждала меня». И повесила трубку. А я-то… — обмякла Вера. — А ты имела в виду ее маму. — Вера кивнула. — А потом? — Потом все обошлось с ее мамой, но не было смысла поднимать и пояснять это недоразумение, так как вначале ей было не до этого, а потом все само сошло на нет. А осадок-то остался. Она с трудом окончила школу, и наши пути разошлись. — Но ты по сей день помнишь об этом… — Наша память вообще избирательная донельзя. Я много моментов хочу не помнить, но забыть не могу. А те, которые хочу держать в своей голове всю жизнь, не получается задержать дольше, чем на минуту. — Это не делает тебя плохой подругой и уж тем более не оправдывает, но частично объясняет поведение тех, кого ты к себе притягиваешь. — Мой характер… Он — камень преткновения. — Одинокая слеза покатилась по щеке Веры. За одним из столиков послышался громкий вздох и звон разбившегося фужера. Вера всхлипнула и перевела взгляд в сторону звука от разбившегося стекла. То ли девушка, то ли молодой человек — сложно было понять из-за того, что дородная брюнетка с каре заслоняла своей спиной своего собеседника, — уронил или уронила фужер, и тот разбился на несколько частей. Одновременно вдвоем они нагнулись, чтобы подобрать осколки, и довольно быстро управились с этим. Уборщица назидательно кивнула и довольная спряталась за елку. — Боже, ты совершила ошибку, но не фатальную. — Отнюдь. — Послушай, не совершая ошибок, мы не живем. Назови их по-другому, и восприниматься они будут иначе. Скажем, оплошность, которая не может определять твое везение или невезение в дружбе. Это такая банальность, а ты это восприняла как проклятие, приговор, а кто вынес вердикт? Ты сама. — Девушка приобняла Веру сзади и прислонилась щекой к плечу, затем посмотрела в глаза, вытерла большим пальцем ее слезу и медленно, но отчетливо произнесла то, что всколыхнуло давно забытое в сознании Веры. — Жизнь — штука непредсказуемая и короткая. Кто в здравом уме будет тратить ее на чепуху? Сзади послышался смех девушки-одиночки и звон очередного разлетевшегося фужера. Вера оглянулась и увидела то, что ее поразило до глубины души, но видение исчезло так же быстро, как и возникло. Блондинка взяла Веру за руку, сжала в своей и подытожила: — Верить нужно всегда — тем более в дружбу. Она же разная бывает. Ждать от нее многого не стоит, тогда и не разочаруешься. Дружи в удовольствие, не для тех, с кем ты общаешься, а для себя, если же что-то не нравится — вставай и уходи. Что за шум? О боже, ну что за люди! Хана им. Смотри, — она покачала головой, осуждая то, что происходило в вестибюле. Перед самым входом стоял хмурый охранник, на повышенных тонах спорящий с только что зашедшими двумя молодыми парнями, один из которых был тем самым, который нахально желал занять столик в первый Верин визит в это кафе. Охранник же стоял на пороге и категорически отказывался его впускать вместе с его соратником. — А я говорю «нет»! — Да по какому праву? — По такому! Дело не в праве, а в привилегии. Вы — не привилегированы. — Да я вас засужу! — Пардоньте, сударь, но я вас сюда не пущу. Вы грубиян неотесанный, к тому же необразованный, и одеты слишком вычурно, — рубанул охранник с порога. — Дело вкусовщины, знаете ли, — фыркнул парень, высоко задрав нос, демонстрируя свое превосходство. — Ладно, одеты, может, ничего так, но то, что вы ни во что не ставите это кафе и тех, кто в нем работает, подсказывает мне то, что вы можете здесь наломать дров. Причем как в переносном, так и в прямом смысле этого выражения. — Да как вы смеете, я вас… — Нет, вы не нас. Нельзя, вы никого ни во что не ставите. По-моему, я повторяюсь, — потер незадачливый охранник свой затылок, а уборщица, стоявшая сзади, указала на ботинки несостоявшегося посетителя и шепнула что-то в ухо своему коллеги по цеху. — Ботинки у вас грязные. Вот! Наследите здесь и не уберете за собой. — А с какой стати я должен убирать? Захочу наследить, я это сделаю и тебя спрашивать не буду. Болван. — Ага! Оскорбление. На ровном месте. — Ты вообще мне должен быть благодарен за то, что я соизволил посетить эту забегаловку несчастную. — В чужой монастырь со своим уставом не ходят. — Ученый, что ли, а чего всего лишь охранник? — У каждого свой путь и призвание в этой жизни. Это мое. Я его стыдиться не буду. А твое какое? — Оценивать и пользоваться. На пороге лежал коврик, о который все вытирали ноги, однако несостоявшийся посетитель ботинком, с которого и вправду стекала грязь, провел вправо-влево за ковриком, чтобы побольше наследить и выказать свое презрение как охраннику, так и всем тем, кто внутри сидел. Его друг стоял чуть сбоку, злорадно за всем наблюдая. Он поддакивал, периодически гогоча во всю глотку. — Не место таким здесь. Взашей гнать, — взмолилась вслух Вера. — Еще конфликтов не хватало. Вселенная передала это сообщение по каким-то своим невидимым каналам охраннику, и он вмиг схватил обоих за шиворот и силком выволок наружу. Охранник не выглядел Геркулесом, но сил у него оказалось не меньше. Он довольный вернулся и продолжил таскать коробки. Куда и зачем он их постоянно перетаскивал — непонятно. Да и была ли разница после такого представления? Вера только сейчас заметила, что поменялась не только стилистика елки, но и украшений становилось больше, а угольки в камине разрастались в хоть и небольшой, но уже вполне себе полноценный огонь. — Вот и правильно. Еще церемониться с такими. — Блондинка одобрительно закивала в сторону охранника, тот приметил этот кивок и напустил на себя ложную скромность, хотя самого гордость за свой поступок распирала. — Боюсь, мне пора. — А как же подруга? — Так… А ты имеешь в виду ту… Она опаздывает, причем больше положенного для приличия времени. — И ты вот так встанешь и уйдешь? — Да. Мне не нравится ждать, подруга об этом знает. Моя философия проста — жить по своим стандартам и уважать других. И если я чувствую, что меня не уважают, значит, наши стандарты расходятся. Надо встать и уйти — я это сделаю. Ничего личного. Отстаиваю свои границы. — Вот бы мне так. — Что тебя останавливает? — Не знаю, — слукавила Вера. — Знаешь, осмысли свои переживания и преврати их в слова, — перешла блондинка на наставнический тон. — Я боюсь обидеть людей, — сдалась Вера. — А они тебя? — Не особо. — Чем ты хуже их? Вера начала глазами рыскать по столу, испытывая жуткую потребность занять руки, схватила салфетку на столе и начала ее комкать в руках. — Так чем? Вот неугомонная, подумала Вера. — Я не люблю конфликты. У меня нет сил и желания вступать в прения с кем-либо. — Разве тебя кто-то заставляет? Речь не об этом, а о том, почему ты не делаешь то, что может облегчить твою жизнь в целом и твое душевное состояние в частности. — Ты предлагаешь столь непринужденно заставить себя за секунду переосмыслить многолетний подход к общению с людьми? — Да! Претит чей-то тон, скажи ему об этом, не импонирует человек, вычеркни его из cвоей жизни, не уважают тебя, плюнь и разотри. Захочешь пойти на компромисс, значит, человек что-то да значит для тебя, значит, компромисс не такая плохая мысль, но не в ущерб себе. — Не в ущерб себе… Я это уже где-то слышала. — Если твое и это взаимно, то борись, если видишь, что борьба на одной стороне улицы, а вторая пустая, то беги от этого, как от чумы, не трать время. Ты имеешь точно такое же право на грубость и гонор, как те, которые применяют его к тебе. Надо встать и уйти, уйди. Сколько можно тащить на себе ношу, которая тебе и не предназначается? Ты — не локомотив. Верь в свой выбор. Он за тобой. Да ты и сама это знаешь. Мое время заканчивается, — блондинка посмотрела в сторону официанта, который подавал ей какие-то знаки. Вера не заметила этого. — Если все так легко, почему же у меня не получается? Почему я чувствую себя чужой на этом празднике жизни? Моих друзей и друзьями сложно было назвать. Их никогда не было рядом, когда они были нужны. Требовали инициативы от меня, а я не могу, не хочу, устала на себе все тянуть. — Ее плечи в секунду повисли мертвым грузом под тяжестью мучительных вопросов, ответы на которые она никак не могла найти. — Иногда так бывает, просто не попадаются нужные люди. Это не проклятие, не наказание, не карма. Это жизнь. Ее надо принять такой, какая она есть, без всяких между строк. Черным по белому. Вокруг тебя столько людей — хороших, не очень, плохих. Доверься своему сердцу, и оно тебе подскажет, кого подпустить, а кого выгнать. Ты, главное, не спеши. Нет времени спешить. Ты еще многих встретишь на своем пути. Не жди от них многого. И от себя. Живи, пари, радуйся. А главное — поставь себе цель. — Я не записывалась на сеансы групповой психотерапии, — взбеленилась Вера. — Это та очевидность, о которой многие знают, но воспринимают только тогда, когда слышат со стороны, — блондинка и глазом не повела на выпад Веры. — Ты работаешь учителем географии. Откуда навыки в?.. — Вере похолодела. — Ты, случаем, не училась на психолога или работала в этой сфере? — проброс был сделан. — Каюсь. Могла. Хотела. Но не успела. — Вера ахнула. Сердце бешено забилось. Пазл сошелся. Но объяснений не было видно на горизонте. Внезапно люди в зале попритихли, и время остановилось. Очередная словесная перепалка разразилась между охранником и очередным посетителем на входе. — Ой, посмотри. Охранник сегодня свирепствует. Наверное, сильно его те ироды задели. Охранник и вправду стоял в боевой готовности при виде нового гостя. Тот даже и шагу не успел сделать, как охранник преградил ему путь, сложил руки на груди и грозно топнул ногой, сказав кратко: «Не положено». Не было больше приветливости в охраннике. В нем проснулась недоверчивость и еле уловимая, но очевидная настороженность. Вера как ни силилась, но так и не могла рационально объяснить его действия по отношению к тому мужчине. Сам посетитель был средних лет, прилично одет, с виду вежлив. Он недоуменно смотрел на охранника, честно пытаясь понять, что же он сделал неправильно. Охранник был упрям и на предложение объяснить свою позицию отозвался недоверчивым хмыканьем. — Говорю, не положено. Вы типчик подозрительный. Испортите, поломаете, напортачите еще… — Так я даже не успел зайти, а вы выводы скоропалительные сделали.