Часть 13 из 30 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— В подростковом возрасте я любила наряжать елку конфетами. Особенно батончиками. Стоит отметить, что до полночи ни одна из них не доживала и дерево было покрыто фантиками.
— Кто был ответственен за декорацию елки в твоей семье?
— Поначалу мама.
— А потом?
— Мы обе. Я помогала! — гордо ответила Вера и закивала головой, как собачка на приборной панели в машине. — А в твоей?
— Мы все. Вот она, моя семья. Не по крови. По сердцу. Но опыт в декорировании елок у меня приличный. У нас с тобой много чего общего.
— Например?
— Мы прекрасно разбираемся в том, куда повесить новогодние шарики.
Оба рассмеялись. Наконец явился официант со стеклянным нежно-голубым шаром с золотистым колпачком, в колечке которого торчала тоненькая темно-синяя шелковистая ниточка. Изнутри просвечивались блестки — фиолетовые, синие, белые, иллюзорно напоминающие разбитое вдребезги зеркало. Мужчина забрал украшение у официанта, отправил того к повару, а сам стал крутить игрушку в руке.
— Цвет ясного неба, как твои глаза, — от мужчины веяло неприкрытым флиртом. В сердце Веры проник лучик счастья, как тогда, когда она играла со светом, падающим на ее кулак. Ладонь все меньше хотелось сжимать, но и полностью раскрытой держать ее было боязно.
— Красивый.
— Я старался. Хотя побриться не успел, — мужчина провел ладонью по щетине, которая стала чуть гуще.
— Я про шарик, — смущенно отреагировала Вера. На ее щеках вспыхнул румянец. — Он похож на глобусик.
— Не все допускают то, что планета круглая. Есть скептики. Такие и чудеса не признают. Ты веришь в волшебство?
— В детстве я думала, что не пропущу ни одного Нового года. Грезила о том, что чудо возьмет верх над скептицизмом любых закоренелых неверующих простофиль. Со временем я поняла, что мое мировоззрение изменилось и я сама превратилась в конченого скептика.
— Что этому поспособствовало?
— Жизнь, — ответила Вера просто и развела руками.
— По-моему, жизнь в Новый год обязана быть лучше.
— По факту бывает наоборот.
— Это неправильно. Всегда же говорили — Новый год с чистого листа. Что для тебя Новый год?
— Что и для всех.
— Быть такого не может. Для каждого это что-то свое.
— Ну хорошо. Наверное… Елка. Любая. Лишь бы нарядная. — Мужчина круговым жестом ладони попросил продолжить. Вера задумчиво нахмурила брови. — Шарики елочные, шелестящая упаковка на подарках, снег, падающий на мое лицо. — Мужчина уловил переломный момент в эмоциональном состоянии Веры, но не прерывал ее. — Близкие люди рядом, детки, выклянчивающие сладости раньше основных блюд, ожидание волшебства.
— А еще?
— Вера в лучшее завтра.
— Видишь. Это то, чего ты ищешь в преддверии Нового года.
— Глупо это все.
— Вовсе нет. Мы тянемся к тому, что ярким пламенем согревает нас в самую холодную ночь. Конечно, нельзя быть всегда позитивным, человек устроен по-другому, но в Новый год жизненно необходимо не думать о плохом. Просто верить в чудеса.
— Мне кажется, некоторые рождаются грустными. Такие люди склонны забывать позитивные моменты из собственной жизни, зато всегда помнят хорошее про тех, кто предал или обидел. — Ни с того ни сего Вера укусила внутреннюю поверхность щеки. — Возьмет такой человек и зациклится на плохом о себе, а тех, кто ушел, возведет на вершину пьедестала. Что таким делать?
— Иногда самые позитивные эмоции вызывают в нас большего всего негодования — никто не умеет, переиграв на новый лад то, что было, почувствовать ушедшее в той же мере. Негатив же доставляет боль сродни той, которую жаждет мазохист. И мозг, подверженный драматизации, извращает хорошее и перемешивает с плохим. Это наркотик, рушащий реальность. С каждым разом мозгу нужно больше, ярче ощущений. Он коверкает все, стоит ему позволить. Он мучает душу.
— Допустим. Но у многих получается на все забить и не принимать все близко к сердцу. Почему кому-то так легко, например, расстаться с близким ему человеком? Что это — эгоизм или здравый смысл? Суперсила или лицемерие? Как найти универсальное решение?
— Отчасти и то и другое. — Он пожал плечами и перевел взгляд на елку. — Бывает, люди просто забивают на все. Иной же человек тратит годы, чтобы понять, как поступить, как выжить, как вытащить себя.
— Тратит жизнь впустую.
— Всему свое время. Пытаться вытащить себя с самого дна, невзирая на количество времени и попыток, не зря потраченное время. Каждый человек переживает свою боль, утрату по-своему.
— Одному выплыть невозможно. Вот многие и тонут.
— Что ж теперь, не увидя лодки рядом, пойти камнем на дно? Да. Тонут. В большинстве своем не потому, что нет кого-то поблизости, а потому, что нет сил бороться за себя. Сдаются, попросту говоря. А сколько историй про чудесные спасения самих себя и в джунглях, и на дне каньона, и в пещерах, и при падении, скажем, с утеса. — Он внимательно посмотрел ей в глаза.
— А если воспоминания утаскивают тебя в мир, где ты плохой человек. В твоей жизни одни ошибки. Одна погоняет другую. Из-за этого ты понимаешь, что не достоин любви, признания, счастья, — задумчиво обратилась сама к себе Вера.
— Ты в курсе, что воспоминания могут быть ложными. Мы в них верим больше всего.
— Как так? — округлила она глаза.
— Представь: наш мозг — это огромное складское помещение с мириадами дверей, запертых на ключ. За ними воспоминания. Хорошие могут стать плохими. Плохие — хорошими. Ты открываешь одну дверь. Чем шире она распахнута, тем вальяжнее чувствует себя воспоминание. Оно, как плесень, разрастается за пределы комнаты и заполняет все пространство собой. Ступишь внутрь — потеряешься. Подходишь к другой, отворяешь дверь — и все ровно то же самое. И так может быть до бесконечности. И все эти воспоминания сливаются друг с другом, борясь за право верховодить. Они растут, становятся сильнее, учатся давить на то, что будет подавлять более слабое воспоминание.
— В том-то и дело — разве они все не должны увядать со временем. Как же могут одни воспоминания становиться сильнее, чем другие?
— Чем больше прокручиваешь мысль в своей голове, тем больше подпитываешь ее. Она становится ярче и детальнее. Одно воспоминание, поглотив другое, перемешивает весь спектр эмоций. Становится сложно определить, что хорошо, что плохо, что отпустить, а что оставить. Негативному, например, свойственно использовать детали из приятного, давить на самые больные точки. Позитивное пытается убедить в том, что оно приоритетнее всего остального, им надо жить единым. Люди и сходят с ума от точечных триггеров, исковерканных болью; расплывчатых ассоциаций, искаженных субъективным восприятием.
— Любые воспоминания ужасны, значит?
— Любое воспоминание нужно, главное, открывать дверь по необходимости и ненадолго.
— Или забыть все. Вычеркнуть. Нет. Стереть ластиком.
— Нельзя.
— Почему?
— Забудешь урок — придется его повторять.
— Тогда что же?
— Научиться приоткрывать нужную дверь, чтобы понять, как поступить в будущем. Жизнь состоит не только из воспоминаний, но и из опыта прошлого, который нельзя обесценивать. То, чему суждено забыться, забудется, когда придет время. Создавай больше приятных впечатлений, и со временем образуются двери с чем-то новым. С чем-то еще более радостным. Способность притягивать то, что хотим, требует практики и навыков.
— Например, захочу я открыть дверь, а там всякий хлам, мелочевка. Хоть и приятная.
— Любая приятная мелочь априори не может быть охарактеризована как хлам.
— Даже воспоминание, скажем, о моем любимом мороженом из детства? Не может же оно затмить то, из-за чего мгла в душе сгустится? Бред.
— Я уверяю тебя — одно воспоминание о хорошем перекроет многое о плохом. Мороженое приведет золотой ниточкой к другой, а там и к третьей. Четвертая не за горами. Вот и поток позитива, показывающий, что есть чему радоваться. То, что кажется хламом, может превратиться в драгоценность.
— Мелкие бриллиантики.
— Их наберется миллион. Собери из них пазл, создай картину. Эта многочисленная недооцененная армия, с помощью которой может разразиться беспроигрышная революция сердца. Выбор всегда за нами.
— Откуда ты столько знаешь?
— Много шишек надо набить, прежде чем понять, что земля продолжает вертеться вне зависимости от того, что мы помним, какие ошибки совершили, хорошие мы или плохие.
— Хм. Значит, Земля все-таки круглая.
— И бесконечно прекрасная. Я много поведал и почувствовал на своем веку. Ты разве не заметила, сколько морщинок на моем лице? А на руках? Это все жизненные шрамы. Не зазорно их выпячивать.
— На удивление, многие выпячивают совершенно не то. — Оба снова расхохотались. Вера вытянулась на цыпочках, пытаясь что-то разглядеть в мужчине. Ростом он удался на славу.
— Что-то не так? — он начал ощупывать свое лицо в попытке найти изъян.
— Да.
— Не томи, что?
— Морщинки вижу.
— Та-а-ак.
— Шишек на лбу нет.
Мужчина подошел поближе и вытащил из кармана пиджака настоящую еловую шишку. Он вложил ее в ладонь Веры.
— По просьбе трудящихся. Держи.
— Фокусник.