Вера молча взяла шишку. — Не забудь про глобусик, — мужчина потряс в воздухе шариком. — Елка с твой рост. До вершины не достану. Охранник вырос из-под земли со стремянкой, словно ждал отмашки все это время. После чего тут же слинял к себе на место. Мужчина со щетиной подал Вере руку и помог забраться наверх, крепко держа лестницу. Он не спускал с нее глаз, любуясь каждым ее движением. — Что? — засмущалась Вера. — Да так… Ты — образец изящества. — Издеваешься. — Вера уже спускалась со стремянки, но на последней ступеньке зацепилась за что-то и начала падать. Мужчина подхватил ее и прижал к груди. Вера не возражала. — Вот видишь. Я неуклюжа во всем. Постоянно падаю. — Падать можно грациозно. — Он еще больше стиснул ее в своих объятиях. Она услышала его сердцебиение. — Бэлла, — мужчина потряс одной рукой с собранными пальцами в воздухе, изображая знаменитый итальянский жест. Вера зардела. Она всегда мечтала побывать в Италии. Вера внимательно посмотрела в глаза мужчины и улыбнулась. Однако вскоре у нее в недрах души зародился страх, что он ее отпустит и она снова будет одна. — Я всегда рядом. Но с некоторыми вещами мы должны справляться сами, самостоятельно, — прочитал он ее мысли. — Так хочется заплакать. Слезы душат. Но не могу… Их просто не осталось. — Слезы будут. Плакать иногда надо. Но только после этого не забудь улыбнуться. — Ты настоящий? — Я — кот Шредингера. Для кого-то я существую, для кого-то нет. Реальность многогранна. — Но ты есть. Так? — чуть ли не переходя на повышенный тон, спросила Вера. — Для тебя. Для тех, кто встречал меня — счастливчики, — пошутил он. — Ты меня знаешь теперь. Как и я тебя. Ты тоже ЕСТЬ. Не забывай про это. — Получается, и я — кот Шредингера. Вера заметила, что музыка вокруг стала чуть тише, но зарубежные новогодние песни наряду с советскими хитами все так же заряжали своим весельем и позитивом. Когда-то Вера заслушивалась этой музыкой в детстве, надев наушники и врубив любимые песни на полную катушку. В переходном возрасте наушники в принципе стали ее второй кожей. Период взросления весьма сложный как для детей, так и для их родителей. Вера не была исключением — подарком в этом возрасте никак нельзя было ее назвать. У ее родителей не было сил взять сесть поговорить с ней, объяснить, как справиться с ее эмоциями. Их раздражало ее непослушание, а ее раздражало их непонимание. Ночью, когда все отходили ко сну, она пряталась под одеялом, включала музыку в наушниках и погружалась в мир, полностью придуманный ею. Тогда и зародилась мечта быть кем угодно, лишь бы не собой. В том мире грез отличался не только цвет волос, тело, лицо, но и характер, поведение, манера речи, голос. Там было счастье. Там было спокойствие. Там ее любили. Со временем выдуманный мир стал рисоваться в более мрачных красках. Ей представлялось, что с ней что-то происходит, но обязательно находился тот, кто спасет, кто подаст руку. А потом ей начал сниться неизменно унылый сон о том, как она падает в пропасть спиной назад и смотрит вверх, наблюдая, как земля, на которой она только что стояла, исчезает из поля зрения. Тогда она не понимала, был ли хоть какой-то смысл в этом. Сейчас нет никаких сомнений, что он был. Узнала Вера об этом не так чтобы и давно. Понадобилась уйма времени и усилий разобраться в том, как с ней поступали те, кто был в ее сердце. — Что это за место? — сменила Вера тему. — Ты разве еще не поняла? — Нет. — В ответ мужчина пожал плечами. — Эту загадку я должна сама разгадать? — Ты уже в процессе. — Мне важен конечный результат. — Процесс важнее, занимательнее. Результат же не получается в мгновение ока, он занимает время — иногда много, иногда не очень. Но не достигнув желаемого в кратчайшие сроки, люди бесятся, расстраиваются, паникуют, считают, что они неудачники, недостойные, сделавшие неправильный выбор. А дело-то все в том, что, думая о результате, ставишь себя в рамки времени, ограничиваешь себя в действиях, стремишься преодолеть то, что преодолевают годами, а не за день. — Философ, я помню, — с некоторым раздражением в голосе прокомментировала тираду мужчины Вера. — Ты никогда не говоришь о себе. Всегда обобщаешь. — Многие так делают. Не так ли? Наконец Вера нашла место для шишки — в самом центре елки. — Я — прагматик. — Сменил амплуа? — Вера своим надменным тоном бросила вызов мужчине, но тот не повелся. — Дай хоть подсказку. Направь в нужную сторону. Я хочу знать правду. — Лоб ее исказили мелкие морщинки, и на скулах заиграли желваки. — Это новогоднее кафе, где можно обрести уверенность, расправить крылья, которые мы порой подрезаем сами себе, найти способ разорвать этот порочный круг самобичевания. Я не знаю, что еще можно о нем сказать. По крайней мере, то, что ты не знаешь. Такой ответ Веру не устроил, и она продолжила допрос: — Здесь столько народу. Когда вы открылись? Давно? Почему я о вас не слышала. Недавно, откуда все про него знают? К тому же я встречаю людей, которые напоминают мне о прошлом, но которые никогда не встречались на моем пути. Не верю я в совпадения. — И в чудеса… — И в них… Да еще и видения… — Видения? — Неважно. — Вера поняла, что сказала лишнее. — Все в курсе того, когда какие акции, как наряжать елку. Откуда они берут эту информацию? В интернете я не нашла это кафе ни на карте, ни на каких-либо сайтах с рекомендациями. Ничего. Так откуда источники? — От окружающего мира. Сюда не каждый вхож. — Это я слышала. Кто определяет, кому можно, кому нельзя? Списки где-то висят? — Задай тот вопрос, который тебя действительно волнует, — мужчина был неумолим. — Почему я? — А почему нет? Вера в гневе топнула здоровой ногой и резко выхватила глобусик из его рук. — Послушай, — мужчина попытался успокоить Веру и одновременно отбить атаку, — люди приходят в кафе, чтобы обсудить, проанализировать, иногда отступить, а иногда и отпустить то, что мешает им жить. Вера отвела от него глаза и направила взгляд на елку в поисках правильного места для шарика, но для нее все было не то. — Хорошо. Кем ты работаешь здесь? — допрос не был окончен. Веру раздражало то, что она не могла получить ни одного адекватного ответа. Философия ее начала утомлять. Все это она и так говорила себе много лет подряд. Опять это выслушивать не было желания. — Я уже говорил — я гость, периодически помогаю, — в его голосе не было ни раздражения, ни превосходства. Он наблюдал и выжидал. — Почему ты на меня так испытующе смотришь? — она с трудом сдерживала подступавшие к горлу слезы, продолжая искать место для шарика уже больше для маскировки своей нарастающей боли внутри. — Жду. — Чего? — Ты хочешь узнать другое. Спрашивай. — Ты опять будешь ходить вокруг да около. — Я никогда не хожу вокруг да около. Надо просто научиться слышать и понимать то, что я говорю, — твердо ответил он. — Читать между строк. — Иногда и так. Конкретику никто не отменял. Я люблю правильные вопросы. — Ну хорошо… Сегодня я встречалась с девушкой, с которой познакомилась на днях. Мне с ней было так легко общаться, создалось впечатление, что я встретила родную душу, что мы знаем друг друга много лет… — Такое бывает… — Да, но! Она много рассказывала про себя, упоминала то, что, в общем… — затараторила Вера, боясь, что ее перебьют, — там еще недалеко от нас сидела одинокая, но явно самодостаточная девушка с этим смехом, — Вера остановилась, чтобы перевести дыхание, затем обошла елку с другой стороны, скрылась за ветками на тот случай, если даст слабину и слезы предательски потекут, — этот смех, я его узнаю среди тысячи, а чуть подальше лицом к двери сидела еще одна девушка лет двадцати пяти — со спины она как капля воды была похожа на мою подругу — и меня пробрал мороз по коже… — Вера испытующе посмотрела на мужчину со щетиной, ожидая хоть мало-мальской реакции, но той не последовало. Он терпеливо стоял, всем своим видом показывая, что та должна закончить свою историю и задать правильный вопрос. — Итак, мы сидели и разговаривали с новой знакомой, и я услышала две фразы «Жизнь — штука непредсказуемая и короткая. Кто в здравом уме будет тратить ее на чепуху?» и «Мелочь мелочи рознь». Два попадания сразу. Затем опять этот смех, такой звонкий, такой родной, и эта девушка со спины маячила перед глазами. Вмиг картинка слилась воедино, и мне почудилось, нет, я уверена в том, что увидела мою давнишнюю подругу с ее фирменной манерой держать себя, ее выдержка, которой мог позавидовать любой. Грудной голос. Кто-то, будто с целью запутать, замести следы, разделил мою подругу на несколько частей — внешность, характер, голос и смех, боже, я никогда не забуду тот смех. Длилось это секунду, а казалось — вечность. И та история с разводом — я так же поддерживала подругу тогда в минуту нужды. Совпадение? — Такое происходит чаще, чем можно подумать. Наш мозг просто выполняет функцию калибровки информации… — сзади подошел официант и решил вставить свои 5 копеек, выгнув гордо грудь вперед, но мужчина со щетиной обратил к нему ладонь с просьбой не вмешиваться и помолчать. Вере захотелось дать мужчине оплеуху. — Что же тебя смущает? — спокойно произнес мужчина. — Меня это не смущает, а выбивает из колеи! Таких стопроцентных совпадений не бывает, и она… они не могут быть моей подругой ни в какой степени! Что-то мне подсказывает, что ты в курсе. Возможно, как и все остальные работники. — Официант с опаской посмотрел на мужчину и ретировался. — Допустим, я не знаю ответа. Скажи мне, что тебя так обескуражило? — Это невозможно. — Почему? — давил на нее мужчина со щетиной. — Потому… потому что она умерла от сердечного приступа, не дожив до двадцати шести. Ехала в метро, пышущая здоровьем, и раз — и все. — Ты рассказывала об этому кому-нибудь? — Нет, даже самой себе запрещала вспоминать. — Почему? — Твоя очередь задавать вопросы, я посмотрю. — Мне нужен ответ. — Потому что это больно. — Воспоминания разбередили душу. — Она была единственным человеком, который вкладывал смысл в вопрос «Как у тебя дела?». Меня никто не видел, я свыклась с ролью невидимки. Она же показала, каково это — видеть меня. Подруга без кавычек. Редкость для меня. — Люди приходят в наше кафе за своим. Мы не всегда влияем на то, что в нем происходит или что можно увидеть…