— А еще? Ну давайте, признавайтесь. — Хочу совершенства, чтобы его оценили, а вместе с тем и меня. — Стремление к идеальности может погубить, разрушить до основания. — Или сделать счастливым? — Соответственно, тогда почему не стремиться сразу к счастью? — И то верно. Одно плохо — никогда не довожу ничего до конца. — Вступайте в мой клуб… А что насчет семьи? — Все бы отдал, чтобы увидеть их сейчас. Сердце у Веры сжалось. — А где они? Повар молчал как партизан, Вера решила не лезть в душу — захочет, будет готов, сам расскажет. Наступила тяжелая пауза. Он быстро встал, встряхнул головой и вернулся за свой «рабочий стол». — Пора возвращаться к своим баранам, — констатировала Вера. Она потерла глаза, вспомнила, что накрасила их, проверила, все ли в порядке, в своем отражении в столовой серебряной ложке и, убедившись, что нигде ничего не размазала, повернулась всем телом к своему полотну. — С чего начать, с чего начать, с чего начать? — Она посмотрела на ложку, которую только что держала в руке. — Начнем с самого начала — с сервировки столов. А где все?.. — На складе, — кинул через плечо повар и сориентировал Веру в нужном направлении. В темном складском помещение хранилось несметное количество разнообразных вещей — от неисправной напольной лампы с абажуром, до скатертей, салфеток, столовых приборов, бокалов и фужеров, тарелок и прочего. В общем, на любой цвет и вкус. Среди всего этого барахла легко можно было затеряться. — А как свет включить? — крикнула повару Вера. — Ну вот, а это сюда, да, так даже лучше. В этом что-то есть. — Повар не обращал внимания ни на что вокруг. — Ладно, не беда. Девочка большая. Сама разберусь. Дверь приоткрою, дневного света мне хватит. — Вера поворчала немного, но внутренне ощутила прилив свободы и легкости. Ей предоставили возможность побыть задействованной где-то еще помимо работы и дома, она была нужна. Мелочь, а приятно. Не надо устраивать танцы с бубном, кому-то что-то доказывать. Никогда ей не соответствовать чужим стандартам, а здесь этого никто и не требовал. Вера нашла потрясающей красоты скатерти, взяла сразу целую охапку и, перегруженная, устремилась в зал, чтобы накрыть ими столы. — Закройте, пожалуйста, дверь, а то у меня руки заняты. — Вера с трудом удерживала такой вес и не стала дожидаться ответа. В зале к этому моменту сидело трое — муж, жена и их сын-тинейджер, лет четырнадцати. Вера быстро управилась с простынями и вернулась на кухню к своему столу. Повар периферическим взглядом следил за каждым ее движением, и это не ускользнуло от Вериного внимания. Потянувшись за креманкой для десерта, она нечаянно опрокинула несколько столовых приборов и смахнула лимон на пол. Она сжала губы и сморщила нос, бегая глазами по полу в поисках упавшего фрукта. Пришлось лезть под стол, но и там его не было. Она продолжила поиск сначала под небольшой тумбой под окном, затем за посудомоечной машиной. Ползая по полу, Вера терялась в догадках, куда мог закатиться лимон, и тут ее осенило — склад, дверь в который была все еще приоткрыта. Повар, скорее всего, не услышал или не захотел услышать. Телефон с фонариком остался в ее сумочке, а сумочка смирно лежала со всеми вещами в подсобке в зале. Без света лимон не найти. Вера вспомнила про лампу и решила попытать счастье — найти розетку, вдруг лампа все-таки окажется рабочей. Порыскав по полу, она увидела рядом удлинитель, утыканный разными вилками, провода от которых продолжились на кухне. Вера без раздумья, понадеявшись на русский авось, воткнула в розетку вилку от удлинителя. Диво дивное — лампа заработала. Лимон нашелся — он лежал под нижней полкой стеллажа в самом углу. В эту же секунду Вера услышала громкий возглас повара. Она поспешила к нему, чтобы убедиться, что все в порядке. Выбежав из склада, Вера увидела удивленного повара, восторженно крутившегося вокруг своей оси и хлопавшего в ладошки. — Вот это празднично, вот это я понимаю, что ж я, старый дурень, забыл об этом, — он стукнул себя ладонью по лбу. — Лепота! — Что случилось-то? — переживая за него, выпучила глаза Вера. — Посмотрите. Тда, — запнулся повар от распирающего его восторга. Он указал левым мизинцем на горевшие гирлянды, а затем сделал широкий жест руками и перекинул взгляд на мишуру. Та благодаря огонькам от гирлянды блестела и переливалась самыми разнообразными цветами, отбрасывая блики на стены. Свечи дополнили картину. Музыка ее завершала. Все встало на свои места. Чувствовался праздник. Сотворить волшебство оказалось не такой трудной задачей. Все это вмиг приобрело жизнь, смысл своего естества. Вера дотянулась до мишуры и провела пальцами по ее поверхности, та приятно зашелестела. — Жемчужина этого места. Я сам все украшал, потом забыл подключить…– потупил повар глаза в пол. — Таки и забыл? — лукаво ухмыльнулась она. — Мне ж не до этого было, — попытался оправдаться повар, — потом переделывал много раз, чего-то все время недоставало. Запарился. Вера укоризненно уперлась руками в бок и вздернула одну бровь вверх. — Ну-ну… — Вы ж меня понимаете? — взмолился повар. — Понимаю, — смилостивилась Вера. — Я ведь раньше любила рисовать. Хобби такое у меня было. Успокаивало душу. Помню, в один январский вечер внутри у меня щелкнуло и я перестала получать от этого удовольствие. Не могла закончить ни один рисунок, который начинала. Мне казалось, что все не так — не тот угол, не та толщина линии, не тот сюжет, — она сделала пауза, не уверенная в том, хочет ли она продолжать. Повар многозначительно посмотрел на нее и всем своим видом показывал, что искренне хочет услышать то, что хочет сказать она. Вера почувствовала, что готова. — Я никому не рассказывала об этом. — Страшно? — А то! — Не бойтесь. Говорите! — Знаете, в моем шкафу хранится одна картина… У меня рука не поднимается ее выбросить. Я ее нарисовала для одного… хотела подарить… моему… бывшему. — Не стали? — Подарила. Реакцию по сей день помню — он употребил слово «потрясающе», крутил в руках, восхищался, а потом… — А потом… — На следующий день он попросил меня выкинуть мусор, на работу опаздывал. Я, конечно, не отказала. Мне не в лом, как говорится. Беру я мусорный пакет, громадный такой, — Вера руками охватила большое пространство, демонстрируя размер пакета, — подхожу на улице к мусорке, выкидываю его и уже собралась уходить, как краем глаза замечаю уголок моей картины, торчащей из этого пакета. В итоге я ее вытащила и спрятала в свой шкаф. — Грустно как-то. — Очень. Но я простила. Я ему многое готова была прощать. Много раз возвращалась к этому эпизоду жизни и накрутила себя так, что мама не горюй. Я полагаю, что из-за этого восприятие этого момента стало более значительным, чем оно было на самом деле. — Задело? — За живое. — Что было нарисовано на холсте? — Он по правую сторону стоит от меня полубоком, а я обнимаю его сзади, положа голову на его плечо. Приторно, знаю. — Вера сморщила носик. — Это самый вкусный десерт в отношениях. — Ему не понравилось, видимо, из-за того, что картина не… соответствовала его представлениям о подарках. Правда, не знаю. У него было все, и я решила подарить ему частичку себя. Не угадала. Сама виновата. Вера покачала головой, покраснев от собственной наивности. — Может, я где-то что-то пропустила и недоделала все-таки. До сих пор теряюсь в догадках. Что не увидела? Поначалу она казалась завершенной. — Картина пылится в шкафу? Почему не выбросить и не начать новую? — Не могу. Пыталась. Миллион раз. Боже, как я хотела от нее избавиться. Вот достаю ее, смотрю и понимаю, что вот кусочек надо подкрасить. Убираю обратно. Снова вытаскиваю и замечаю, что здесь можно подрисовать деталь. Запихиваю после этого в шкаф. Сколько бы ни пыталась доделать, она все время кажется незаконченной. Думала, если справлюсь, то тогда бы она ему понравилась. Вернулась бы в прошлое и все изменила. По-другому бы все было. — Мы — все художники в различных проявлениях. А каждый этап нашей жизни — это новая картина. Но иногда процесс застопоривается. Увы, но порой не хочется останавливаться на каком-то этапе. Возникает иллюзия неидеальности — окутывает желание исправить, улучшить, стереть то, что уже невозможно. Нам, создателям своих картин, не хочется, чтобы какой-то момент, секунда или целая эпоха, которые мы запечатлели на картине, миновала. Мы растягиваем то, что уже не вернуть. Смысл в конечном результате. Не закончив одну, не приступишь к другой. — Пожалуй, я тогда догадывалась уже, что тот этап подходил к концу, — подбородок ее затрясся, к горлу подкатил ком, но она сдерживала слезы. — В те январские праздники я впервые почувствовала, что такое абсолютное одиночество. — Вера замолчала. Секунду спустя она произнесла то, что выбило воздух из ее легких, как шар выбивает кегли в боулинге. — А я так старалась, все для него, хотела семью с ним, а он просто выбросил мою картину и меня вместе с ней. Повар протянул ей стакан воды, призвав не терзать себя. Вера залпом выпила всю воду. — Я верила, что отпустила. Но по сей день болит. — Вера прижала руку к груди. — Хочу заверить, что боли эти фантомные. — Глупая, что я вас гружу. — Нисколько! Прекратите все держать в себе. Говорите. Кричите, если надо. Позвольте себе пережить, а не просто спрятать в дальний ящик. Эмоции есть у всех. Чего же вы стесняетесь своих? — Они столько бед понаделали. — Потому что?.. — Потому что они у меня были. — Вы не кукла. — А хотелось бы. Они идеальны, ненавязчивы и молчаливы. — И самое главное… — И самое главное — ничего не чувствуют. — Чувствовать — значит жить. Внутренние противоречия, смешанные с чувством стыда, и угрызения совести заставили Веру отступить назад. Вздумала грузить незнакомого человека своим бредом. Вера постепенно уходила в себя. Повар встрепенулся. — Давайте-ка расскажу вам одну историю на отвлеченную тему. Вы будете первой, кто ее услышит. Не против? Вера в прострации кивнула головой. Но тело ее еще было напряжено до предела. — Давно мечтал завести себе животинку. Искал, все не то. Родной души никак не встречал. Однажды наткнулся на кошатку. Ох, что я только ни делал, как ни умасливал. Игрушки на тебе, лучшую еду, да без вопросов. А она не хотела меня видеть своим хозяином, и все, фыркала, царапалась — всего исцарапала, включая душу, по сей день шрамы, смотрите, — он закатал рукава и демонстративно покрутил ими перед ее лицом. — А я ж гадину полюбил, души в ней не чаял. Не оттаяла, не устроил ее. Пришлось отдать другим. Там он быстро прижился, но так же свой характер показывает. Все ему должны. Ну да бог с ним. Периодически проверяю, как там, все хорошо, и слава Всевышнему. Привыкаешь же к этим существам быстро и бесповоротно. Ко всему прочему дар у меня — любовь ко всему живому. Нельзя, чтобы кто-то страдал. — Это не в наших силах. — Вера никак не могла сообразить, к чему он ведет. — Ну так вот… Жил бездомный кот когда-то неподалеку от моей скромной обители. Глазюки больше, чем монеты в пять рубликов. Чертенок мне понравился, решил себе забрать. Бегал за ним, бегал, поймать ж надо сперва, а он, подлюка, от меня. Я ж помочь, а он, гад, не понимает или понимает, но боится, шугается, чтобы… да фиг этих котяр поймешь… Не доверяет. Я не из тех, кто сдается. Нужно проявить смекалку, — он указательным пальцем постучал по виску несколько раз, — перестал за ним бегать, а просто сел неподалеку и занялся своим делом, вроде и не замечая этого хитрюгу. Ох ему это не понравилось, моментально проявил ко мне интерес, любопытное создание. Подбежал поближе, потом еще поближе, а потом и вовсе ластиться о ногу начал, мяукая, прося его погладить, приласкать. И вот этот замухрыш встает на задние лапки и стоит так, пока я его не поднял и не притащил к себе. Так и прожил у меня долгую и счастливую жизнь. Мы с ним ссорились, я его тапком, а он мне потом в этот же тапок… Сошлись два неидеальных существа. — То есть не нужно заморачиваться и проявлять инициативу. Само придет?