— Придется оставить ее у нас пока. — Ни к чему это. — Вера отошла от него и встала боком. — Она моя. — Бесспорно. — Пощади. — Все в твоих руках. — Вы издеваетесь? — Это не входит в наши обязанности. Мы неукоснительно выполняем наши функции. — Одна из которых — брать собаку в заложники? — Злость распирала ее грудь. — Меня шантажировать будете? — В самом деле, зачем ты так? — Ты покусился на святое, — не унималась Вера. — Единственный способ получить собаку обратно… — Ясен пень. Шантажисты хреновы. Называется — выбор за тобой. — Мы мотивируем, но не заставляем. — Вне всякого сомнения. Что паршиво вдвойне. — Не переживай — она будет ждать возле дверей. У тебя уйма времени подумать, проанализировать. — Я полицию позову, — сама себе не веря, Вера пыталась найти выход из ситуации. — Точно. Вы украли у меня животное. Вот. — Оно до сих пор считается бездомным. — Бред сивой кобылы. Собака моя! А я… а я… скандал устрою… В кафе! — Делай то, что приблизит тебя к счастью. Все произошло молниеносно. Вера оттолкнула его от себя и направилась к двери кафе. Дернула ее раз, два. Та была закрыта намертво. — Что за?.. — нервно произнесла она вслух. Оглянувшись назад, поняла, что мужчины тоже нигде не было рядом. Было тихо. Слишком тихо. Свет внутри кафе не горел, и через окно нельзя было ничего разобрать — все помещение было залито темнотой. Вера слегка перетрусила, но еще раз попыталась открыть дверь, постучалась громче — ответа не последовало. Она начала озираться по сторонам. Ни души. Вытащила свой телефон и долго держала его в руке, не понимая, что делать дальше — вызвать полицию, а потом что? Больше звонить-то было и некому. — Ах вот как вы. Называется, не заставляете, а сами… Возьму и не приду. Кого я обманываю, припрусь как миленькая. Дам себе пинок под зад и приду. Собака моя! Вера вознамерилась вызвать такси, но вмиг передумала. Погода была волшебная — небо чистое, звезды яркие. Хруст снега под ее ногами то замирал, то становился сильнее. Она неспеша плелась по улицам заснувшего города, в котором ее путь освещали инсталляции и нарядные уличные фонари, от которых дыхание перехватывало. Спать не хотелось. Мороз бодрил. Снеговые шапки на козырьках подъездов, сосульки на окнах серых зданий, слой инея на веточках деревьев и следы от ботинок на снегу демонстрировали, что зима царствовала в каждом уголке этого города. Вера наслаждалась своим променадом. Не хватало горячего какао. Было бы прям в обарочку. В принципе, и так сойдет. На улице послышались хлопушки. Некоторые люди, особо воодушевленные атмосферой новогодних сказок, повалили в такую ночь целыми семьями праздновать, безобразничать, таскаться по ночным улицам, кутить в преддверии Нового года. Чувствовался дух предстоящего праздника. И Вера получала от этого неимоверный кайф, радость, соизмеримую с той самой, из детства. Ничего лучше в голову ей не пришло, как еще пару часиков поколобродить и понаблюдать за веселыми и безбашенными компашками. Вернувшись домой, она сбросила с себя всю одежду и метнулась в постель. Не было необходимости в лишних звуках телевизора, она и так моментально заснула. Почем зря Вера времени не теряла. За эту неделю она определилась с потолком, поняв, что никакие обои на нем не нужны. Наняла специалистов, которые зашпаклевали, заштукатурили и нанесли побелку. В самый раз. То, что доктор прописал. Более того, за эту неделю Вера успела купить живую ель домой. В магазине был потрачен битый час на выбор елочных игрушек и мишуры. Целая ватага продавцов навалилась на бедную Веру, но та сумела отбиться, так как для нее это было делом принципа — без давления подыскать самобытные украшения, которые передавали бы ее индивидуальность. Благо этого добра было пруд пруди. Она искала себя, не забывая про радости из детства — развесить дождик и гирлянду, как мама. Сделать заготовки самых любимых салатов, как папа. Собирать семейный пазл из прекрасных кусочков приятных воспоминаний оказалось ностальгически восхитительно. Отпустить не равно забыть. Это значит не давать зеленый свет плохому, пренебрегая хорошим. Понятное дело, на этом щедрость Веры не была исчерпана. Были приобретены все наиболее важные вещи и игрушки для собаки. — Корм. Чуть не забыла про корм. Балда. Со всем этим добром Вера вышла на улицу, где воздух был переполнен радостью и вибрациями праздника. Солнце зашло в зенит. Новый год чувствовался в каждой частице окружающего мира. Сжав губы и расправив плечи, Вера потащила тяжелые и массивные сумки домой. Хорошо, идти было недалеко. К несчастью, не удержавшись на участке дороге, покрытом льдом, Вера упала. Она успела сгруппироваться и упала боком на сугроб, что уберегло ее и ее покупки от ненужных повреждений. У нее перехватило дыхание, она широко распахнула глаза и… засмеялась во весь голос. — Феноменальное невезение. К ней подбежал мужчина и предложил помочь. Она опешила. — Я сама. Все сама. Не беспокойтесь. — Да вы что? Поднимайтесь. Вот так. Сумки возьму на себя. Вы где живете? — полюбопытствовал довольно крупный мужчина с шапкой-ушанкой набекрень, из-под которой просачивались каштановые волосы с рыжеватым отливом. — На углу. В этом доме. — А подъезд? — Первый… — начала пятиться она. — Да вы не бойтесь. Я, получается, ваш сосед по дому. Я в нем тоже живу. Только подъезд второй. И эту сумку я возьму. Мужик я, аль че? — Зачем вам это? У вас и своих забот полным-полно… я полагаю… — Новый год — праздник чудес, а хорошие поступки делают наш мир лучше. Детям пример подавать надо. Вон мой сын. Иди сюда, рыжик. Хулиган, но с доброй душой. — Малой лет семи с лицом, полностью покрытым конопушками и рыжими волосами, подоспел вовремя. У Веры рвалась одна из сумок. — Мы вам с папой поможем, да, пап? — Энтузиаст в чистом виде или булочек с корицей объелся, и от сахара его задор обуревает теперь. Хрен поймешь, — загоготал отец мальчика. У того щеки залились румянцем. Мороз тому был виной или смущение — сказать было трудно. — Позвольте. Жена у меня не ревнивая, если че. Вон она с коляской. — Вера устремила взгляд по направлению его указательного пальца. Недалеко от них гуляла беременная женщина лет сорока. Она поприветствовала Веру взмахом руки и приветливой улыбкой. — А вы время зря не теряете, — пошутила Вера. — Вы про что? А-а-а… про живот… Хороших людей должно быть много. — Помогите вы уже ей, че застыли, вот два остолопа. Прекращайте чесать языками. Человеку тяжело. А эти двое дурью маются, — с укором крикнула она им. — Гормоны. С ней спорить себе дороже, — с опаской посмотрел он себе через плечо. Вера не посмела возразить и приняла помощь. Мальчик с отцом все донесли до порога Вериной квартиры и, не дожидаясь слов благодарности, быстро ретировались. Вера напоследок только успела помахать этим двум энтузиастам своими новыми перчатками. Поступок мог показаться для кого-то незначительным, а для Веры это был просвет для просыпающейся от мглы души. Все-таки есть жизнь после всех мытарств и скитаний. Бывают на свете и хорошие люди. Это навело ее на мысль о последнем испытании. Она была готова. Будь что будет. Глава 14 Наступил день икс. Тридцать первое декабря. Вера неторопливо совершала променад в сторону кафе. Небо заволокло молочными облаками, и шел мелкий, но пушистый снег. Нарния вернулась. По дороге Верин взгляд зацепился за лавочку напротив катка. Там сидела та грустная женщина, что и тогда. Она не билась в судорожных рыданиях, не печалилась, а обсуждала, видимо, весьма веселые темы со своей подругой, так как частенько запрокидывала голову назад, хохоча над чем-то. Их аура источала жизнерадостность. — Все проходит. Не только хорошее, но и плохое, — прошептала Вера. Добравшись наконец до кафе, она встала напротив парадной двери и обернулась — за ее спиной толпы гуляк, сыплющиеся отовсюду конфетти, дождь искр от бенгальских огней, взвихрившаяся снежная пыль от резко остановившихся саней, блаженный звук отлетающей пробки от бутылки шампанского и следом шипение — пузырьки с пеной окропляли заснеженные дороги. Все это сопровождалось радостными возгласами: «С наступающим!» Досадно, что фейерверк запускать будут только ближе к ночи. Но он стоит того, чтобы подождать. Дети подбегали к деревьям и трясли ветки, чтобы попасть в эпицентр снегопада. К Вере подскочил тинейджер, которому она подарила свои перчатки, и потянул за собой. — Куда ты меня тащишь? — сконфузилась Вера. — Вместе? — тинейджер указал на дерево. — Да ты что? С ума сошел? Мне сколько лет? Стыдно… — отнекивалась Вера. — Надо. Вместе мы сила! — подначивал ее тинейджер. — Собственно, почему нет? Погнали! — выдохнула Вера, предвкушая приключение. Все чувства обострились, накатил мощный всплеск адреналина. Сердце бешено колотилось в груди. — Раз, два… нет-нет. Мы должны встать посередине. Вот здесь. Раз, два, три-и-и-и-и-и! — Снег повалил огромными хлопьями на их головы и плечи, не забывая забиваться за шиворот. Вера завизжала от восторга, никого не стесняясь. Тинейджер смеялся сквозь слезы. Ребятишки, моментально сообразив, где веселее, присоединились к ним. Вдоволь наигравшись, Вера отошла в сторонку. Она поняла, что пора, развернулась и несмело приблизилась ко входу в кафе. Взялась за дверную ручку и невольно замерла на пороге. Ее воображение поразили антикварные дверные ручки-скобы, выполненные из латуни золотистого цвета. Изящно изогнутые, с благородным блеском, отполированные совсем недавно. На них не было ни пятнышка, ни царапинки, будто только что из фабрики привезли и тут же установили. На планках по бокам красовались мельчайшие замысловатые завитки растений. По центру были филигранно выгравированы узоры, напоминающие чем-то подснежники. Легкость, исходящая от ручки, была мнимая. Должно быть, весили они немало, подумала Вера, ох уж этот обманчивый мир. Их роскошь и великолепие затмевали саму дверь, пусть она сама и представляла собой не меньшее произведение искусства. Насладившись такой красотой, Вера встряхнула плечи и с гордо поднятой головой дернула дверь на себя — та с неимоверной грацией и непринужденностью тихо поддалась напору. — Была не была, — как мантру, повторила Вера и зашла. Внутри горел свет, музыка молчала, и не было ни одного посетителя, да и сотрудники кафе куда-то подевались. Только она. Одна. За окном веселился народ. Их песнопения просачивались в помещение, что вполне можно было считать хорошим звуковым фоном. Между ней и этими людьми была не только стена и стекло, но и дверь. Вера повернулась и посмотрела на елку. С лесной красавицы убрали практически все украшения, оставив только яркую звезду на верхушке. Ель раздели до гола, но в ней не было пошлости, лицемерия или чего-то отталкивающего. Она манила своим естеством и аутентичностью. Дерево выросло до неимоверных размеров. Впрочем, и кафе, казалось, стало больше. То, что елка не касалась потолка, можно было объяснить только тем, что потолок был выгнутый. На его фоне по-прежнему мерцали огоньки. Пора выбрать место. Но где? Там Вера уже сидела, в том углу успела побывать, и там, и там. Круг замкнулся. Оставалось одно — разорвать или вывернуть его наизнанку. Вера приблизилась к камину, чтобы согреться. Она сняла с себя мятную куртку и шапку с шарфом цвета шампань, с которых предварительно стряхнула остатки снега. Все это она положила на диван напротив камина. Огонь в нем пылал в своем уникальном ритме, отражаясь озорными искорками в глазах Веры. Вера осталась наедине со своими мыслями. — Хм. Это называют апогеем? — мышцы тела расслабились, и Вера растеклась по дивану, вытянув ноги, обутые в ботинки молочного цвета, под стол. Она принялась разглядывать снизу вверх звезду на елке. — Моя ярче, — со смешком в голосе сказала она. Большим пальцем левой руки она теребила свое колье с ключиком-универсалом, висящим на шее. С самого утра ее не оставляло предчувствие о том, что ключ мог понадобиться. Немного погодя она перевела взор на потолок с мерцающими огоньками. Вера погрузилась в себя, представляя, что она лежит под открытым небом на снегу возле костра и созерцает красоту космоса, не боясь окоченеть от холода. Внезапно ее периферическое зрение уловило движение чуть левее от того огонька, на котором она сконцентрировалась. На искусственном небосклоне пролетала падающая звезда. — Прикольно, — удивилась Вера. — Мне бы такие эффекты домой. Вон еще одна. А это что такое? — Сверху на нее начали падать белые хлопья. Она подставила ладонь — снег-то настоящий. Вера достала телефон и собралась записать это чудо на видео. Но камера отказывалась работать. — Может, света побольше надо? — За окном стемнело. — На нет спроса нет. Зачем мне камера, когда есть глаза. Послышались первые звуки фейерверка. — Где-то поблизости пускают. Интересно, будет ли отсюда видно? — Вера вновь взглянула на потолок и обомлела. — Грандиозный фейерверк, поражая своим величием, освещал все вокруг разноцветными вспышками прямо над головой. Он раскатывался эхом сверху и опускался ощутимыми вибрациями вниз. Вера была шокирована. Все это время потолок и не был потолком. Это было настоящее небо. На этом странности не закончились. В подсобке раздался шорох, перешедший в грохот. Вера резко повернула голову и вскочила на ноги. Она бросилась туда в надежде на то, что там ее собака. Дверная ручка — по стилю и форме схожая с той, которая закреплена на входе, — не сразу поддалась. Нажав посильнее, Вера изловчилась и сумела распахнуть дверь и вбежать в подсобку. Там все по-прежнему было захламлено коробками. — Лохмач, ты здесь? Лохмач? — Ноль ответа. — Здесь кто-то есть? — Снова послышался грохот за стеной. Вера вспомнила про дверь в глубине подсобки. — Так вот же она. Заперта. Конечно. Что еще я ожидала? Вот где взять ключ? Повар говорил, что… Я Балда Ивановна. Вера стянула со своей шеи колье и испробовала ключ. Подошел! За дверью — кромешная тьма. Но не было причины бояться темноты. Смелый шаг вперед, и чувство невесомости овладело телом и душой. Ступнями Вера не ощущала поверхности. Мурашки пробежали по коже. Шаг, еще один, затем еще и еще. Тьма отступала. Вера попала в помещение –она точно знала, что это было помещение — с бесконечным пространством, открытым небом и обилием дверей, прикрепленных на разных уровнях к воздуху. Поражало не только впечатляющее количество, но и разновидность их стилей, их ручек, их размеров, массивности этих дверей. Все они были уникальны по-своему. Они создавали своеобразные запутанные коридоры. Ни люстр, ни ламп, ни фонарей не было замечено. Свет исходил из ниоткуда. Он просто был. Потянуло легким прохладным сквозняком, дуновение которого развевало волосы Веры. Она стояла как вкопанная, не зная, что делать дальше, как себя вести, куда идти, насколько вообще реально это загадочное место. Не заблудиться бы. Все двери заперты. Вера шла вперед, не останавливаясь, но озираясь по сторонам. Вдалеке она увидела замерзшее дерево. Его листья были покрыты льдом. На каждом был уникальный узор, как от инея на окнах. При желании листья можно было использовать в качестве зеркала. — Прям богемское стекло. Что ты есть такое? Многовековый дуб? А сзади тебя что? — в нескольких метрах от нее показалась белая витиеватая лестница с фигурными перилами, ведшая как вниз, так и вверх. Сложно было сказать, где основание, а где конечный пункт. Лестница была добротной, широкой, по бокам украшенной барельефами. Не было никаких сомнений в том, что они воспроизводили целые эпизоды именно из жизни Веры. Потребности спускаться или подниматься не возникало. Хотелось рассмотреть для начала то, до чего она могла дотянуться. Вера присела на корточки и провела кончиками пальцев по расположенным в произвольном порядке изображениям, уходящим вниз. Они демонстрировали моменты из прошлого — позитивные и не очень, нейтральные, всякие. Спокойствие овладело Верой. Воспоминания не сопровождались бурной реакцией, как раньше. Ну. Было и было. Материал пройденный. Потом и кровью. Вера высунула набок кончик языка, следя глазами за цепочкой событий. Барельефы точно передавали тщательно выверенные до последней морщинки в уголках глаз эмоции. Вера привстала и устремилась к следующей сцене — вот она трехлетняя, защемила пальцы дверцей шкафа, долго плакала. Приподнявшись выше, Вера нашла схожий эпизод — она чуть старше, аккуратнее закрывает дверцы тумбочки, следя за своими руками. Вера притулилась правее и постучала ногтем по лепнине, на которой она снова малыш, радуется подаренной игрушке. Не разгибаясь до конца, Вера сумела отыскать близкий по смыслу момент — ей лет пятнадцать, безрадостно крутит в руках подарок на день рождения — не того хотелось. — По совести говоря, не лучшие экспозиции для выставки. Можно было и посущественнее что-нибудь подобрать. — Вера выпрямилась, разогнула со скрипом спину, потянулась в разные стороны и вздохнула. — Поехали дальше. В метре от пола барельефы воплощали в себе глубинные эмоции, не теряя баланса в своем повествовании. Повыше, однако, больше не было золотой середины. Сплошная агония непонимания, отсутствие веры, поблекшая надежда в глазах. Везде были изображены люди и она, изолированная, а может и изолировавшаяся, от всех них, с поникшей головой. Заблудшая душа. Вера обомлела от ужаса — на что она потратила огромную часть своей жизни? На добровольное заключение? Дуреха. «Не все потеряно, не все. Есть о чем помечтать», — возразила сама себе Вера и продолжила изучать лепнину. Она аккуратно и уважительно прикасалась к каждому изображению, боясь что-нибудь испортить. Подняв взгляд выше, Вера не увидела больше ни людей, ни себя. Там были только скрупулезно высечены города, природа, животные. Ажурные узоры поражали своей виртуозностью. Реальность каждой детали манила скрытой в ней тайной бытия, величием простоты изложения и сложностью архитектуры человеческой души. Возникло непреодолимое желание быть в тех местах, существовать среди всего этого природного очарования. Внимание Веры переключилось на высеченный сад, усыпанный увитыми розами и обрамленный небольшой живой изгородью. Неподалеку от сада расположился уютный домик и небольшой прудик. Все было идеально в том месте, кроме одного — там не было ее. Она затерялась где-то в пути. На секунду Вере показалось, что в маленьком окошке изображено личико маленького ребенка.