— Слишком много «бы», вам не кажется? Мы те, кто мы есть. Работать над собой? Конечно. Желать родиться в шкуре, не предназначенной судьбой? Для чего? Зачем нам быть другими, когда мы можем быть самой лучшей версией себя, а не чьей-то калькой? — с глубокомысленным видом изрекал мужчина. Вера только кивнула в знак согласия, а сама пыталась всмотреться в него, раскусить. Ей стало любопытно, кто он и откуда. Такой немногословный, но такой притягательный своей таинственностью. Легкая щетина его делала еще более мужественным. Они сидели за одним столиком. Друг напротив друга. Настроение у Веры постепенно улучшалось. Их беседа протекала неспешно, а жизнь на их контрасте бурлила вовсю — посетители вели громкие переговоры по телефону, спорили, ругались, соглашались — на этот раз голоса были внятнее, чем в первый ее визит сюда. Слово за слово, Вера увлеклась разговорами на самые разнообразные и ничего не значащие темы со своим новым знакомым и потеряла счет времени. Мужчина со щетиной оказался замечательным собеседником — в меру разговорчивый, умел слушать, знал, когда задать наводящий вопрос, блистал эрудицией, но так ненавязчиво, что не возникало чувства собственной неполноценности. Не было — на тебе, смотри, какой я павлин, мачо, самец. Он явно знал себе цену, но не бросал это в лицо, не самоутверждался своими познаниями за счет ее незнания чего-то. Вера хотела затеряться среди чего-нибудь или кого-нибудь — вот у нее и получилось. Она растворилась. Нет, не в новом знакомом, даже невзирая на то, что он ей больше чем просто приглянулся. Вера растворилась в своем спокойствии и тихой радости. Да что говорить, даже ее черты лица смягчились. Прищур опять исчез. Появившиеся мерцающие искорки в ее глаза создавали впечатление оживающих маленьких птичек, которых долго держали в клетке. Настало время, и над ними сжалились — их выпустили на свободу. Они запорхали внутри, даря свет мгле. Глаза — проводник в душу. Делясь своими впечатлениями, Вера активно размахивала руками для пущего эффекта. В какой-то момент она на автомате захотела поправить свои часы. Тут она вспомнила, что оставила их дома. Вот почему они не вибрировали и не дергали ее. Сколько же сейчас времени? В поле ее зрения попались настенные часы, которые, судя по выцветшей кайме по контуру пластикового ободка, там были целую вечность. Она ужаснулась — день клонился к вечеру, сумерки постепенно окутывали окрестности. — По-моему, пора закругляться. Даже не верится, что время так быстро прошло. — Почему прошло? Я не согласен. Оно как было, так и есть, — значительно пожал плечами мужчина. — Не буду вступать в диспут. Как скажете. Но все же спасибо, что помогли сегодня вырваться из той обыденности, в которой я пребываю столько времени. День пролетел незаметно. — Время — самобытный живой организм. Для некоторых оно тянется, а другим иногда года кажутся неделями. — Философ, однако. — Вот видите, еще одно мое имя в копилочку. — Я надеюсь, я вас не обидела… — Вера укоризненно потерла свой лоб. — С какого перепугу? Думаю, теперь мы с вами официально знакомы, поэтому предлагаю перейти на «ты» по обоюдному согласию. — Вера, вздохнув с облегчением, собралась с духом и протянула ему руку для рукопожатия. — Я рад. Вы сейчас куда? — Восвояси. Хорошего должно быть понемногу. — Никогда не любил эту фразу. Хорошего должно быть ровно столько, сколько нужно для того, чтобы это хорошее ценить. — Это нужно где-нибудь записать, а еще лучше сделать постер. — Наш официант часто придумает забавные цитаты. Иногда жизнеутверждающие. Потом развешивает их где ни попадя. — А я люблю подобные выражения. Однажды они меня вытащили из очень плохого эмоционального состояния. Представляешь? — Главное, что ты правильно их восприняла. — Что ты имеешь в виду? — Бывают фразы-перевертыши. Читаешь их и думаешь — ну спасибо… Этого еще мне не хватало… Посмотрев на них под другим углом, и воспринимаешь их иначе. — Не уверена, что встречала такие. — Порыться в голове, что-нибудь и найдется. — А где можно лицезреть перлы вашего здешнего официанта? — Например, на моем автомобиле. — Говоря о… — Вера вспомнила о своем необычном опыте накануне, — я недавно слышала, как пронзительно взвизгивали машины на поворотах, клаксоны разрывались от гнева водителей, но здесь нигде нет трассы. Поблизости никто не паркуется особо. Чушь какая. Мне это привиделось. Глупо это все. — Трасса — главная артерия города. Не так ли? А это кафе — наша главная артерия. Вот эти два понятия соединились. Ты, как очень чувствительный человек, подключилась к вселенной и прочувствовала на себе… — Угораешь надо мной? — ее щеки покраснели от смущения. Он посмотрел на нее с необычайной нежностью, и Вера почувствовала непреодолимое притяжение к нему. Высшие силы заставили вспомнить про время, и они же теперь склоняют к прямо противоположному действию. Предлог остаться не приходил на ум. — Вызову, наверное, такси. — Сюда такси не доезжают. Отойти придется подальше. Улица только для пешеходов, — пожал плечами мужчина со щетиной. — Послушай, моя машина стоит на углу перекрестка. Могу подвезти. — Вера оживилась. — По правде говоря… — начала она. — Однако ее придется почистить. Поможешь? — На этот раз ты издеваешься. — Скорее помогаю сделать правильный выбор. — Полагаю, ты и сам справишься с данной задачей. — Видишь, не все так сложно, как кажется на первый взгляд. Однако я действительно хотел бы тебя довезти до дома… Откуда ни возьмись показалась уборщица. Она подошла поближе, сняла свои очки, протерла стеклышки, надела обратно, наклонилась к мужчине и прошептала что-то ему на ухо. Вера сумела разобрать только одно слово — «осколки». В ответ было так же шепотом, но уже более разборчиво сказано — «чуть позже, всему свое время». Затем мужчина взглянул на Веру, как ей показалось, с опаской — не услышала она чего лишнего, встал, извинился, сказав, что надеется увидеть ее в самое ближайшее время: — В честь приближающихся праздников у нас предстоят тематические дни, которые никак нельзя оставить без внимания. Мы их именуем «акциями». Впрочем, сегодня начало было положено. И весьма многообещающее. В общем, мы всегда рады тебе в наших божественных чертогах. — Чертоги… Давно не встречала это слово, — немного запрокинув голову назад, засмеялась Вера. — Приду. Обязательно. — Я буду ждать. Пробираясь бочком по правую сторону камина — народу к вечеру стала тьма-тьмущая, мужчина с уборщицей быстро прошмыгнули сквозь небольшой проем, украшенный еловыми ветками (с искусственным снегом на их иголочках) вперемешку с разноцветными ягодами рябины, красными бантами из атласных ленточек и на тон светлее нарядными шарами. В момент прохода мужчины и уборщицы под всем этим убранством Вере показалось, что оно озарилось теплым светом, но все произошло настолько быстро, что Вера так и не поняла — верить своим глазам или нет. Далее через барную стойку они очутились в подсобке. Вера вытянула шею и взглядом проводила этих двоих до самой двери, которую уборщица пыталась спешно притворить за собой. Но та была больно массивной для этой женщины. Это дало время Вере мельком заглянуть внутрь — комната была прекрасно освещена, даже чересчур. Яркий клубок света ударил ей в глаза, на мгновенье ослепив. Вера зажмурилась. Однако женское любопытство — феномен необъяснимый и исключительный. Она пересилила себя и вновь их открыла, чтобы успеть разглядеть хотя бы что-то. Пока уборщица с трудом закрывала тяжелую дверь, в сужающейся щели тот самый яркий клубок света видоизменился в лунную дорожку, похожую на луч проектора. Он использовал глаза Веры как полотно для своего короткометражного кино. Жизнь вокруг нее замедлилась, а сам киносеанс был ускоренным. Примечательно, но те кадры, которые проектор демонстрировал, были давно забыты настолько, насколько человек может забыть то, что не считает существенным для своей жизни. Перед ее глазами, спроецированный на струящейся поверхности воды, возник момент из жизни, где она стояла на заснеженном холме, еще тинейджер. Она вглядывалась куда-то вдаль, обдумывая свое будущее — кем будет, как выбрать правильно профессию, а что, если ошибется в своем выборе, что тогда? Мечты стать художником вряд ли бы привели ее к успеху, много не заработаешь. Тогда психологом — она любила помогать людям чувствовать себя лучше, направлять их на путь истинный, но вряд ли ей хватило бы жизненных сил каждый раз выслушивать проблемы других людей, не беря весь эмоциональный груз на свои плечи. Так как же реализовать себя? Картинка моментально сменилась на Веру, только уже повзрослевшую. Она так же стояла неподвижно там, где было белым-бело, и думала о том, что вдруг не поступит в университет, может, выбрать что попроще, то, что наверняка осилит. Незримая сущность молниеносно подхватила ее астральное тело и перенесла ее еще дальше — туда, где она была уже на втором курсе, глядя в окно и трясясь от одной мысли, что вечером предстоит пройти первое в жизни собеседование на работу по профессии, которую она выбрала. Вдруг не пройдет или окажется, что выбор был и вовсе неправильным. Что тогда? Начинать все заново? Уходить или терпеть? Катастрофа. Путешествие не далось легко. К горлу подступила тошнота от резких скачков по временному континууму. Вере стало дурно. «Я грежу или все это наяву? А может, стало быть так, что я грежу наяву. Не признак ли это сумасшествия?» — В очередной раз задалась этим вопросом Вера. Сами же воспоминания больно кольнули ее — та неуверенность в себе, отсутствие поддержки, неверие в правильность своего пути захватили все нутро и сдавили с такой силой, что Вера стала задыхаться. Звук поворачивающегося ключа той самой двери вывел ее из непонятного транса. Вера никогда не обладала ни музыкальным слухом, ни тем более абсолютным. Расслышать в таком галдеже поворот ключа, еще и вдалеке, немыслимо. Тем не менее щелчок замка настолько отчетливо раздался в сантиметре от ее уха, что поразило Веру своей нереальной реальностью. Через секунду ее новый знакомый вышел из подсобки и двинулся в сторону кухни уже один, мимоходом бросив напряженный взгляд на Веру. Проницательность этого взгляда была сродни огненной стреле, пущенной в нее через все помещение. Верино сердце ушло в пятки оттого, что в глубине души она знала, что предвещал этот взгляд, но не допускала и мысли о том, чтобы впустить это знание в свой мозг. Так глубоко копать еще было рано. Понимание того, что это не сулило ничего хорошего, по крайней мере, сейчас, было на уровне ее чутья, а не разума. Пора было уходить. Вера встала, протиснулась к своему зимнему светло-бежевому пальто, неуклюже сняла его с вешалки, оделась и медленным шагом, через боль, побрела на выход. Спиной она почувствовала любопытный взгляд охранника на себе. Он привстал и хотел открыть для нее дверь. Однако Вера его опередила. Тяжело вздохнув, она толкнула створку плечом и шагнула в непроглядную темень — ни один уличный фонарь не был включен. Забыли? Да нет, сломались. Ну не все же разом. Что-то здесь не то. Ощущение, что она пребывала в черной дыре, но ведь фонари-то она могла разглядеть. И дверь входную. Вон деревья неподалеку. В полном замешательстве Вера вертелась в разные стороны. Каково же было ее удивление, когда до нее наконец дошло, что куда бы она ни направила свой взгляд, то место обязательно озарялось теплым светом и становилось отчетливо видно. Вера догадалась о том, что свет, проникший внутрь ее сознания из той подсобки, каким-то мистическим образом выбивался из ее собственных глаз серебристым мерцанием и разливался туда, куда падал ее взор. — Такого не может быть. — Вера разинула рот и не знала, как реагировать. Одно было наверняка — страх полностью отсутствовал. Вера закрыла глаза. Снова открыла. Потом закрыла. Они то сужались, то расширялись. Эффект блеска никуда не девался. Мурашки пробежали по всему телу от макушки до пяток со скоростью и резвостью породистых скакунов. Холод усилился и заставил Веру выдвигаться в путь домой. Морозный ветер щипал ее щеки, залившиеся густым румянцем. На лице проступила легкая улыбка. Пришедшие мысли утащили Веру в свой тайный мир. Мозг был полностью загружен необычным видением в кафе и тем, что происходило с ней в ту секунду. Что это — галлюцинации? Да нет. Чудо. Но чудес не бывает. Отнюдь. Еще как бывает. Вот же. Прямо перед ее глазами возникло. Хотя нет, скорее благодаря ее глазам. Что послужило триггером для этого явления? Не ее ли прошлое? Такие мелочи должны были кануть в лету. Зачем ей ворошить прошлое и вспоминать о том, что не имеет весомого значения? Или имеет? — Дивное местечко, блин. Разрывает все шаблоны физики и рациональности. Ну хорошо, — Вера затеяла диалог с самой собой вслух, — что, если это все — горячечный бред. От него должно быть плохо или хорошо? Откуда мне-то знать? Его отродясь у меня не было. Хм-м-м… Допустим… Просто допустим… Это все наяву происходит, тогда что? Тогда ничего. Чудеса существуют. Зовите прессу. Но почему я? Разве я особенная? Опять я за старое. Почему бы и не мне испытать эту магию. Чем я хуже? Господи, ну вот какая на фиг разница? Большая. За долгое время я попала в то место, где мне хорошо. Чего я боюсь? Реально ли оно? Одно ясно — мои страхи медленно, но верно возвращаются. Трусиха, одним словом. Выросшие как из-под земли двое тинейджеров подрезали ее справа, катясь в своих старых кроссовках по корке льда, вовсю веселясь и что-то громко обсуждая. Вера вытаращила глаза и замерла на секунду. Душа ушла в пятки — сейчас упаду, перепугалась она. Но нет, пронесло. Ох, как ей хотелось высказать все этим непутевым подросткам — и про плохое поведение, и про риск упасть и повредить себе что-нибудь, основываясь на своем собственном опыте, и про то, куда им лучше катиться. Многое, очень многое хотелось сказать, но она не стала, так как была достаточно воспитана, чтобы не озвучивать свои мысли во всей их красе. Да и был ли смысл? Некоторые люди безбашенные ровно до первого несчастного случая. Вере ли это не знать… Ее взгляд перекинулся с удаляющихся в глубь двора подростков на свои ноги. — Разве⁈ — тут ее осенило. — Разве я трусиха⁈ Я нашла себя. Я самостоятельно окончила школу с отличием, поступила в тот вуз, в который хотела, никого не было рядом с добрым словом, и получила ту работу, к которой стремилась, невзирая на все притеснения. Да, мне было страшно. Но я не сдалась. Не так ли? — обратилась вслух она к себе. — И сейчас мне страшно. Жутко страшно. Но я иду. В своем ритме, но иду же. И даже упав, я все равно встану. У меня не было, нет и не будет другого выхода. Как бы мне ни хотелось, но никогда мне не быть маленькой девочкой с хрупкими плечами. Каждый имеет право на свои закидоны. И я. Я не бесправная. Поднялась пурга с еще более колючим ветром, пронизывающим до костей. Глаза Веры заблестели, и прозрачные слезы тихо покатились вниз, облегчая ее душу и обволакивая тоненькой пленочкой собственного достоинства, так давно потерянного на ее долгом, полном препятствий пути. Вера задрала голову и дала полную свободу огромным теплым капелькам высвободиться. Последовала пара-тройка глубоких вздохов. Вместе со слезами ушел и необычный свет. Внезапно все уличные фонари включились и осветили улицы. Вера покивала головой и поняла, что готова бороться за себя. Вокруг все еще было серовато, уныло. Навязчивые мысли о том, что так будет всегда и жизнь будет рисоваться в мрачных красках до скончания ее века, боролись за свое существование. Они привыкли побеждать, наседать и утаскивать в свой мир сплошных переживаний. Не тут-то было. Надо подумать о другом, просто смотреть вперед и по сторонам в поисках прекрасного и экстраординарного, что может отвлечь разум. Вот под сенью деревьев лежали громадные бугры, по которым, как по лестнице, можно было добраться до вершины холмика и ухватиться за ветки, чтобы посыпался снег хлопьями прямо на голову. Забава, которую любят маленькие ребятишки, а взрослые втайне желают сделать так же, просто стесняются выглядеть неподобающе для общества, с которым они даже и не знакомы. Веру обуяло дикое желание подойти и дотянуться до одной из веточек, как в детстве, но страх осуждения со стороны ее остановил, и она побрела дальше. Однако желание, боже, само желание возникло, вернулось, обуяло. Чувства в ней не умерли. Идти, бороться с тем, что сама когда-то впустила в себя. Вера шла вдоль нескончаемой стены из пожелтевшего кирпича добрых минут пять, а то и больше. В паре мест он крошился, а по углам и вовсе на земле валялись небольшие отвалившиеся куски. Высотой стена была метра три и опоясывала огромную территорию. Что было за стеной, сложно было понять, да и без разницы. Следом пошли жилые пятиэтажки. Проходя мимо одной из них, она заметила пожилую пару, вглядывавшуюся в окно первого этажа, женщина качала головой, протестуя против чего-то, но мужчина нежно взял ее за руку и повел в другую сторону. Старик ей показался знакомым, а жена его нет. «Показался» — ключевое слово посетовала на себя Вера. Интересно, что же там такого примечательного они увидели. Приблизившись к тому самому окну, она заметила маленького кота с огромными жалостливыми глазами, сидевшего на подоконнике. За ним кромешная темнота. Решетки на окне не было, зато форточка была приоткрыта, явно чтобы воздух шел и дышалось легче. Значит, внутри кто-то есть или забыли закрыть. Но этот кот был таким хрупким, таким уязвимым, худым. Вера не сводила с него глаз. — Однажды у меня тоже был кот. Прям как ты. Тебя что, не кормят там? — кот начал мяукать ей в ответ. — Изверги. Ну хотя бы ты в тепле. Это радует. Ладно, мне пора. Пурга бушует. Не уйду — замерзну на веки вечные. — Вера помахала коту рукой и продолжила свой путь. Она поспешила домой, все больше укутываясь в пальто. Внезапно, обескураженная своей забывчивостью, Вера резко остановилась, ударила ладонью себя по лбу и пробубнила себе под нос: — Вот простофиля! — Вера вскинула руками, после чего ее плечи обмякли. — Название. Как называется кафе? Не спросила. Забыла. В следующий раз. И адрес. Лопухнулась. Ладно, — отмахнулась она от своего косяка. — Приду домой, найду на карте или поставлю напоминание в телефоне, чтобы на этот раз наверняка не запамятовать. Вера побрела дальше, спасаясь от лютой стужи, намекавшей ей, что стоять как истукан не стоит в такую погоду. По ощущениям было минус двадцать, а то и того ниже. Прочь воспоминания, скорее домой, в тепло, под одеялко, поплотнее завернуться в него, включить новогодний фильм, поставить рядом горячие вкусняшки и просто абстрагироваться от всего. С этими мыслями Вера неспешной походкой все больше отдалялась от кафе. Вокруг не было ни души. Помимо уличных фонарей на ее пути встречались редкие гирлянды и световые инсталляции. «Как-то хиленько украсили все в этом году, денег нет или жалко, наверное, — удивилась Вера. — Новый год же скоро. С другой стороны, хоть что-то повесили, до этого вообще ничего не было. Будем довольствоваться тем, что есть. Словом, лейтмотив моей новой жизни», — послышался легкий вздох, и Вера продолжила свой путь. Впереди что-то замаячило, а вернее, кто-то. Чем ближе этот человек становился, тем понятнее было, чем он занимается — это был некто, кто раздавал листовки с рекламой. Один посредине улицы в ожидании чуда — раздать листовки. Только кому? Никого вокруг нет. Мерзнет тут, бедный. Подходя практически впритык, она смогла разглядеть его одежду, и первая мысль, которая пришла ей в голову — «Одет не по погоде. Господи боже мой, да он пока ждать будет, замерзнет и умрет от несбыточности своих желаний. Не там ищет, ой не там. Да и стоит это того?» Пройдя мимо него, несколько шагов спустя Вера развернулась и решила взять одну рекламку, чтобы промоутеру не было так обидно бесцельно тратить свои жизненные силы непонятно на что. Единственная незадача — он исчез. Часть листовок кружилась вместе со снегом, а другая часть была разбросана по земле. «Куда он делся? Спрятаться здесь негде». — Холод пробежал по ее позвоночнику. Она еле заметно сглотнула ком в горле и решила зачем-то окликнуть его. Прежде чем это сделать, мысль промелькнула стрелой в голове — так все фильмы про маньяков начинаются… или заканчиваются. Выдумщица. Вдруг что случилось с ним. Ну вот что ей неймется? Других вариантов-то нет. Позвать… Как? Перебирая в голове различные обращения, она так и не смогла подобрать нужное: «Мужчина? Был ли это мужчина, если да, то, может, тогда молодой человек, тогда был ли он молод? А может, и вовсе это была женщина? Или девушка? Вот я заморачиваюсь. По лицу же понятно. Загвоздка в том, что я не помню…» Вера была шокирована тем, что не могла припомнить ни одной черты лица того человека. В голову закрались сомнения в том, что он там вообще был. «Хорошо, вспомнить лицо не получается, значит, фигуру, по ней можно определить пол… иногда… Не то. Помню только чувство тепла, когда глядела на него. Руки!» Единственное, что впилось в ее память, — это рука, крепко державшая листовки. Толку-то? Рука как рука. Это стопроцентное предзнаменование. Дурное или доброе? Вера не была суеверной, но когда один стоишь посреди безлюдной улицы, ища кого-то или что-то, испарившееся в воздухе перед тобой, то воображение в полную силу разыгрывается и животный страх постепенно начинает преобладать над даже самыми рациональными людьми. Леденящий холод обдал уже по всему телу. Желание позвать этого человека моментально отпало. Неподалеку послышались голоса сначала где-то сбоку, затем сзади — улица начала потихоньку наполняться оживленным движением незнакомцев. Вера склонила голову на руки, покачав ею несколько раз из стороны в сторону в знак осознания своей глупости. На ее устах проявилась еле заметная усмешка. — Что за ерунда? Дело все в моем больном воображении. Один всегда уязвим. Слава богу, люди появились. Никогда так не радовалась им. Радость, однако, не из тех чувств, которые длятся вечно. Вот и здесь она была кратковременной, так как один из прохожих то ли не заметив, то ли специально плечом толкнул Веру, и та чуть не упала — боязнь упасть, которую она с таким трудом только научилась с горем пополам гасить, вновь превратилась в действующий вулкан. — Аккуратнее. Куда прешь? Ополоумел совсем? — вытаращила глаза Вера, пышущая праведным негодованием. Она была готова поначалу смерить, а потом и вовсе испепелить пристальным взглядом этого мерзавца, найди она его среди прохожих, но его и след простыл. Воздев руки к небу, будто вопрошая, почему она, Вера заметила неестественное голубое мерцание, которое повисло вокруг. Откуда оно исходило и видел ли его кто-то еще? Чтобы ответить на этот вопрос, она решила посмотреть на реакцию людей и тут же обомлела — сколько бы она ни пыталась всмотреться в окружающих, разглядеть четко их черты лица никак не получалось. Чем больше усилий прикладывалось, тем меньше из этого выходило что-либо путное. Голова начала раскалываться. Сердце ушло в пятки. Не помогало ничего — ни активное протирание глаз, ни полное их закрытие. Ее застилал страх пошевелиться. Вдруг, как в фильмах ужасов, это нечисть какая, а если Вера упадет, то что дальше? Они ее сожрут. Везде лед. Воздух застыл. Грудь тяжело вздымалась и опускалась, вбирая в себя хоть сколько-нибудь кислорода. Коленки подкосились. Ею овладел внезапный порыв, как в детстве, спрятаться под одеялко от всего того, что пугало. Мимо лица примерно в сантиметре от носа пролетела бумажка, следом другая — несколько десятков рекламок разлетелись по округе — это и вывело Веру из состояния транса. — Стоп. Только что я рассуждала о том, какая я молодец, что преодолевала все преграды на своем пути. И что же сейчас? Чего я боюсь, собственно говоря? Того, что со мной что-то не так, упасть, этих потенциальных полудемонойдов, если они вообще таковыми являются? Я не трусиха. Я столько в жизни встречала всего, но я же справлялась до сих пор, верно? Сейчас, что ли, не смогу? Надо обозначить, чего я боюсь. Так чего же? — она собралась с духом, закрыла глаза и постаралась погрузиться в себя, чтобы понять, что на самом деле ее страшило, во всех смыслах. — Боль. Что мне будет больно, — нахмурила брови она. Все это время она отгоняла эти мысли. — Вот оно. Так мне уже больно. Чего терять? — Эта до неприличия тривиальная мысль оказалась тем самым глотком свежего воздуха, который приоткрывает хоть и со скрипом, но закрытую на столь длительное время дверь, где даже ручка запылилась. Вместо того, чтобы прямиком направиться подальше от того места, убежать, спрятаться, она переборола в себе страх и посмотрела на прохожих. Она узнала их — это были гости так полюбившегося ей кафе. Теперь их очертания были понятными и отчетливыми. — Померещилось. Надо же, что разум может с нами сотворить. Я же их видела всех в кафе. Я что, плутала поблизости все это время? Ах! Рекламка! — спохватилась она. — Могу поспорить, что это связано с кафе. Там наверняка написано название. Чуйкой чую. На удивление, охота на рекламку не далась легко с первого раза из-за того, что руки, облаченные в перчатки, все равно окоченели от холода. Вера не сдавалась — ей двигал какой-то непонятный импульс, инстинкт, интуиция. Причина была неясна. Да на тот момент никакого объяснения и не требовалось. Наконец схватив одну листовку, автоматически она попыталась прочесть, что же такое там рекламировали, но прохожие постоянно толкались, да и освещение было неподходящим для того, что разобрать надпись на ней. Поэтому Вера сунула листовку себе в карман и взглянула на небо — слабо мерцающие звезды старались пробиться сквозь облака, чтобы продемонстрировать свою красоту в полную силу, но у них пока никак не получалось. — Всему свое время. Всему свое время, — дважды повторила она слова, произнесенные ее новым знакомым в кафе. Глава 6 Отворив дверь в подъезд, Вера сделала шаг вперед и почувствовала резкий переход между двумя мирами — один полон мерзлоты и в то же время непредсказуемости и таинственности, другой — теплоты, стабильности, но также и обыденности. Сложно было определиться в тот момент, что ее привлекало больше. Поток теплого воздуха, прошедший сквозь ее замерзшее тело, подсказал ответ — оба мира были ей не чужды. Один не мог быть по достоинству оценен без другого. Неспособность замечать лежащее на поверхности расстраивало. Неочевидный капитан очевидности. Вера, поднимаясь на свой этаж, облокотилась на стенку лифта и мыслями блуждала по необычному дню, который подарил ей мириады откровений за раз. Больше нет надобности торопить время, подгонять то, что и так нормально функционирует. Ощущение того, что ее никто не ждет дома, витало в воздухе, но отторжение от тишины слабело. Вот подкралось очередное откровение — она не ненавидела свой дом, а всего-то-навсего хотела заполнить его тем, что есть у миллионов, — тем, кто был бы рад ее приходу. Одно Вера знала точно — она заново почувствовала, значит, и тяга к жизни со всеми вытекающими наполнит ее душу и вытолкнет дыру, образовавшуюся в ее измученном сердце, вопреки всем законам физики. Пусть эти ощущения не всегда приятны, но это лучше, чем пустота. Вера понимала, что была на волоске от полного заполнения своей души этим «ничего». А вот не упала бы, то и не поднялась бы. И чем больше она давала себе право сызнова чувствовать, тем меньше снедали ее сомнения в правильности своих поступков. Держать удар она всегда умела, только не всегда, нет, пожалуй, никогда не ценила в себе это качество. Оно воспринималось как должное, а не как конек или фирменный стиль. Год-два назад это вытащило бы ее из состояния забвения. Но прийти к этим банальнейшим выводам посчастливилось почему-то лишь сейчас. Со всеми этими мыслями Вера открыла дверь в квартиру, включила свет и скинула с себя верхнюю одежду, а за ней и все остальное, как бы избавляясь от груза закончившегося дня. Она облачилась в домашний свитер, пижамные штаны и вязаные носки. На кухню ее заманил пьянящий аромат мандаринов и апельсинов. Жизнь не так и мрачна, если подумать. Вера заварила себе горячий чай, сделала тост с облепиховым джемом, выключила свет вместе со своими пережитыми эмоциями накануне и, не дожидаясь, пока все остынет, сразу же приступила к трапезе, сидя возле окна. Неоновые вывески магазинов на первых этажах горели пуще прежнего, зазывая посетителей погреться и просто хорошо провести время. Окно, в которое так пристально всматривалась Вера, в некоторых местах покрылось тонким слоем наледи. Под определенным углом она, как кривое зеркало, изменяла призму восприятия окружающего мира. Облокотившись на подоконник и поставив чай с краю, Вера покачивалась в такт гноссиенны Сати под номером один, наклоняя голову то в одну сторону, то в другую — вот реальность, к какой она привыкла, а вот так — отличная от стандартного представления. А вот опять ее реальность. Теперь чужая. Снова — здорово. Маленький, но яркий эпизод из детства всплыл на поверхность из глубины так же немыслимо, как затонувшее судно с глубины океана. В детстве Вера боялась монстров в темноте. Папа ее поставил перед фактом — она должна перебороть свой страх и пройти от одного конца комнаты до другого без включенного света. Коленки у Веры тряслись, и она постоянно оборачивалась назад, чтобы убедиться, что папа следит, не уходит. Он был в другой комнате, но мониторил процесс. Вера справилась и, дойдя до конца комнаты, ломанулась на руки к папе. Тот за подвиг — так он назвал поступок Веры — подарил ей калейдоскоп с цветными стеклышками внутри. Она прикладывала узкую часть трубки к глазу, прокручивая игрушку вокруг своей оси. Получались необыкновенные разноцветные узоры. Для Веры это были целые миры — красочные, загадочные, манящие. Тогда она и поняла, что ее мозг с легкостью мог создавать любые образы и дополнять реальность своим воображением, порой неумышленно теряясь в иллюзорном мире. Тут-то она и почувствовала любовь к творчеству. Вот так незначительная игрушка поменяла ее жизнь. В ту минуту, сидя у окна, Вера занималась тем же самым, но более осознанно, понимая, что реально, а что выдумано. По сей день ей удавалось держать в узде свой уникальный дар, но, вспомнив папин подарок, Вера дала волю своему воображению. И в таком неторопливом темпе напряжение, накопленное за весь день, целиком сошло на нет. Вера, как рыбка, нырнула в пучину раздумий, на этот раз дававшихся ей с беззаботной легкостью, которая свойственна только тем, для кого это родная среда обитания. «Вот так бывает, видимо, — щелкнет что-то в голове, и туда забредет шедеврально простое заключение. А ты такая — точно! Глупая я, как же раньше об этом не догадалась. Работа… Скучаю по ней, но ведь не единой работой жива. Я забила на свои интересы, свои желания, да даже элементарно импульсы. Подавляла. Гасила. Бежала. А эти люди. Они лучше меня. Опрятнее. Умнее. На них все выглядит лучше. Не оттого ли, что, думая так, мне проще существовать? Ходить по салонам не для меня. Все поверхностно. Я обязана думать о более глубоком. Еще чего — зацикливаться на своем виде. Прически-маникюры. Тратить драгоценное время на пустяки абсолютно неприемлемо!» Вера встала, подошла к зеркалу, бросила оценивающий взгляд на свое отражение и прошептала: «Кому я вру? Хочу попробовать то, к чему привыкли миллионы. Порадовать себя без предубеждений. Подавить внутренний конфликт. Ну допустим. А что, если я себя перестану уважать после этого? Из-за какого-то маникюра? Точно спятила. Пустяк, а настолько тяжело мне дается сама мысль об этом. Да что не так со мной? — Вера вернулась на свое место и, поджав нижнюю губу, направила пристальный взгляд на неоновые вывески. — Все. Решено. Пойду и сделаю. В самое ближайшее время, — машинально закивала головой она. Секунду спустя, подперев рукой щеку и сместившись чуть больше на левый бок, Вера забарабанила ногтями по поверхности подоконника. — Сомнения появятся, а я их тут же прогоню. Да-да. Вон тот салон на углу напротив моего дома попробую. Уж больно красочно они украсили его — огромные елочные шары и золотые снежинки в окне, круглосуточно включенная новогодняя арка на входе в холл. Глаз радуется. А название какое…дурацкое… Что это — „Коготочки“? Надо было что-то более подходящее, более изящное. Например… например… Блин, но точно не это».