— Не поверите, я перед походом сюда зашла в то самое кафе и приобрела их фирменный десерт. Прям чувствовала, что вас встречу. — девушка вытащила из пакета бенто-торт с надписью на нем: «Попав в бездну, переверни ее и пари». — Там у них официант — мастер придумывать всякие афоризмы. Талантище. Этот поступок растрогал Веру, высвободил из оков смущения. Чувство одиночества ушло на второй план. Вскоре Вера выяснила, что, несмотря на свою любовь побалаболить, девушка тоже умела слушать. Поначалу их беседа протекала как журчащий ручеек — легко и непринужденно. Затем она превратилась в бурлящую горную речку с бурным течением — они делились общими эмоциями, обоюдно возмущались насчет чего-то животрепещущего, шутили. Темы для обсуждений вытекали одна из другой, эмоции зашкаливали, а время пролетело как одна секунда. Видимо, они обе были на одной волне. В течение всего разговора, уловив невидимую связь с совершенно незнакомым ей человеком, Вера все задавалась про себя вопросом: «Почему встреча с родственной душой скорее дело случая, чем закономерность?» Она сидит рядом с человеком, которого видит в первый раз, и у них полное взаимопонимание. Всю жизнь у нее было все с точностью наоборот — много лет, а то и всю жизнь она общалась с людьми, которым она не могла излить душу или поведать и половину того, что было сказано в этом разговоре. В нем не было ничего сокровенного, личного, но в нем присутствовала сама Вера и ее мнение, чувства. «Полное взаимопонимание — это этакая диковинка для меня. Вот бы был учебник с инструкциями как принять то, чего в твоей жизни, возможно, и не было никогда. Может, люди не те? — Все вопрошала Вера вселенную. — Существует ли способ определить, кто те, а кто нет? Шишки и шрамы, так она сказала? Этим и довольствуйся». Сама собой возникла необходимая пауза. С минуту помолчав, чтобы восстановиться, обе переглянулись и улыбнулись друг другу. — И все-таки есть в вас что-то знакомое. Вы мне кого-то напоминаете… Мы с вами не встречались до этого? –голова Веры слегка наклонилась набок, и одной свободной рукой Вера принялась разглаживать свою одежду. — Кто знает? Верите в родственные души? Вера мгновенно прекратила разглаживать свой свитер и неоднозначно подернула плечами. Таким образом обычно пытаются дать понять, что ты не за, но и не против какой-то идеи. Однако можно с полной уверенностью утверждать, что в большинстве своем эти люди точно знают, что думают на этот счет. По какой причине в их ответах нет конкретики, ведомо только им. — Я лично склонна думать, что мир нам предоставляет возможности, в которые входит и встреча с людьми, меняющими нашу жизнь как к лучшему, так и к худшему, а иногда и не по одному разу. Шишки, шрамы и прочее. Я, по-моему, упоминала это… Хм… — Блондинка подмигнула Вере, а у той холод пробежал по позвоночнику. — Не просто так и нас судьба свела. — Судьба бывает коварна. — Вера резко опустила плечи, а ее взгляд, обращенный внутрь, сигнализировал о том, что каким-то неимоверным способом за милю секунды зима в сердце Веры разбушевалась похлеще, чем на улице. Подавленность навалилась как снежная лавина, незаметно подкравшаяся сзади. «А что, если все напрасно? Что, если я опять обожгусь? В моем сердце столько потерь и предательств. Наверняка попользуется мной и выкинет. Посмеется за моей спиной из-за моей глупой наивности. Верить людям нельзя. Что, если я не выдержу очередного удара ножом в сердце? Что тогда? Все это зря? Пустая трата времени? Я просто закроюсь навсегда и никого больше не подпущу. Никогда-никогда». Девушка уловила настроение Веры и слегка дотронулась до ее плеча, помогая вывести из транса. Вера испуганно ахнула. — Приходите завтра в кафе. Обязательно! Увидите, насколько прекрасна моя подруга. Она полноценная конфетка с изумительной оберткой. Она клевая. Только приходите. Праздник же на дворе. Новый год на носу. Новая жизнь не за горами. Новые приключения жаждут встречи. Надо же обмусолить нашу жизнь. Моя подруга не такая болтушка, как я, но вы станете одним целым, дав ей шанс! Не сомневайтесь. Придете? — девушка заглядывала в глаза, как бы умоляя Веру сказать «да». — Во сколько и до скольких? — Вера, больше не в силах сопротивляться этому натиску, про себя подумала: «Эта девушка красивая, милая, ухоженная. Завидев ее издалека, я бы наверняка охарактеризовала ее как высокомерную стерву. С такой-то внешностью. Вот опять я… А может, она и есть такая… С первого взгляда разве можно понять, каков человек на самом деле? На кой ей я? Она про меня ничего не знает. С другой стороны, я тоже про нее ничего не знаю. Ох уж эта дурацкая вера в людей. Сколько же нервов она мне потрепала. Была не была». — Я вас уверяю — мы с подругой будем там, когда придете вы, и пробудем как минимум пока не устанем от воспоминаний. Зацепимся языками, и пиши пропало. Как в старые добрые времена. Всякие «нет», «не знаю», «посмотрим» не принимаются. Жду вас в кафешечке. — Вера покладисто кивнула, и они условились о встрече. Блондинке первой закончили делать маникюр, после чего она встала и летящей походкой удалилась в холл, где ее уже ждала менеджер. От долгого сидения в одной позе спина у Веры затекла. Пришлось ее разминать. Вера немного ссутулилась, затем выпрямилась и потянулась в разные стороны. Пока мастер по маникюру, слегка высунув язык набок, корпела над изящными пальчиками, нанося последние штрихи, Верино тело с непривычки от неподвижного состояния загудело, и появились предпосылки к судорогам в конечностях. Чтобы хоть как-то отвлечь себя, Вера, как компьютер, принялась обрабатывать полученную информацию за весь день, временно выпав из реальности. Ощущение того, что когда-то где-то она пересекалась с этой блондинкой, не покидало и сидело голодным червячком в недрах души. Невероятно пугающим был не приступ своеобразного дежавю, а само осознание того, что таких эффектных людей невозможно забыть, даже если очень захочется. Верина же память молчала, будто кто-то нарочно стер все самое значимое, включая людей, из ее жизни. Интуиция никогда не подводила, и сейчас предчувствие неладного прошибло до самого сердца. Но зато оно забилось громче, ощутимее. Неважно, что побаливало. Боже, до чего дышать становилось легче. Прищур вновь испарился. Морщинки на лбу совсем исчезли. Переносица избавилась от глубоких складок. Да и фиг с этой памятью. Пусть. Как забыла, так и вспомнит, если есть что вспоминать. И на старуху бывает проруха. Иной раз Вера рвала и метала, не находя ответов, но пора заново учиться отпускать то, что в данный момент объяснить не можешь. «Все будет», — повторяла про себя Вера. «Не торопись», — говорила она себе. «Не форсируй события», — программировала она себя. «Надеюсь, появившаяся зрелость в мышлении — признак адекватности, а не старости», — решила подтрунить над собой Вера. Шутка сделала свое дело — вернула Веру обратно в мир осознанности. Инстинктивно выглянув в окно, Вера могла поклясться, что природа подавала ей недвусмысленные знаки. Она таинственным образом вторила эмоциональному состоянию Веры, протягивая той свою белоснежную руку, ища поддержки и выказывая свое расположение к Вере. Природа обнажала раны своей души, как умела, демонстрируя при этом силу своей сущности. Она разрушала то, что могло причинить боль, взамен созидая творение более совершенное. Сколько же времени Вера отказывалась чувствовать единение с природой, которая пыталась направить в нужное русло. «И она добилась своего. — Вера посмотрела на свою стопу, а затем перенаправила взгляд опять в окно, мысленно обратившись к самой природе: — Вообще-то у нас много общего с тобой. Мы творческие сущности». Погода за окном свидетельствовала о том, что природа была согласна с Верой — снег валил беспрерывно, неутомимо трудясь над новым шедевром. Задача стояла четкая — замести все старые ошибки. Обильный снегопад преобразовал мир в белое полотно, на котором можно было нарисовать любой рисунок под таким углом, какой хотелось, а цвет и вовсе не имел значения. На чистом листе не возбраняется творить всякими красками. Главное, захотеть создать. Природа находила такую возможность везде и всюду. Солнце, с трудом пробивающееся сквозь густые облака, действовало в тандеме с могучим ветром, раскачивающим деревья. Голые ветки то плавно прогибались под мощнейшим натиском, то нервно дергались, словно в конвульсиях. Редкие лучи света в это время периодически отбрасывали тени на снегу, превращая хаотичные движения в гармоничный танец с короткими антрактами. Мягкий легкий шорох за окном успокаивал, расслаблял и убаюкивал. Мысленно, положа руку на сердце, Вера призналась себе, что давно так не расслаблялась — ее тело целиком разомлело, а вот с мыслительным процессом все было намного сложнее — нить рассуждений переплеталась с философскими измышлениями насчет настоящего. Прошлое и будущее целенаправленно были зарыты под глубоким слоем льда в ее душе. «Говорят, кто-то грустит о прошлом, а кто-то сожалеет о настоящем, не считаясь с будущим. Устала быть из второй категории людей. И в первую не хочу. Оттуда я и перекочевала во вторую в свое время. Пусть будет третья… Но ее я еще не придумала. Живи здесь и сейчас? Не соответствует моей ДНК. Плевать на всех и в жизни ждет тебя успех? Близко, но опять не то. Прошлое сделает твое настоящее одиноким? Что за чушь? Снова эти мысли об одиночестве. Говорили мне в свое время — воспринимай это скорее как уединение. Но как лед ни назови, он не станет менее скользким. Соскучилась по общению, по обнимашкам, подбадриванию меня кем-то. Всю свою сознательную жизнь мне приходилось представлять, воображать, что тот, кто дорог, приходит мне на помощь, когда мне плохо физически или морально. По факту — все мираж. Я всегда была спасением для самой себя. Боже, как хочется отдаться в чужие руки хоть на чуток. Но нет такого человека в моей жизни, ну нет. Что с того? Убиться об стену из-за этого? Пусть моей отдушиной будет моя сила. Это чувство окрыляет и немного сбивает с толку. Что с того? Я — не дура. Я — молодец». По завершении процесса нанесения маникюра Вера поблагодарила своего мастера и вышла на заснеженную улицу. Заприметив в конце соседнего дома парикмахерскую, она не задумываясь двинулась прямиком туда. А почему нет? Кутить так кутить. Там она попросила парикмахера ничего не менять кардинально, но поработать немного с длиной и формой. Изменения уже не пугали, но не хотелось получить колоссальный стресс из-за разительных перемен, поэтому все должно было двигаться вперед, но в умеренном темпе, постепенно, без рывков. — Всему свое время, — снова вспомнилось Вере. Весь день она полностью посвятила себе, и тяжесть внутри уже не была настолько невыносимой, тоска немного ослабела, а овладевшая ею когда-то тупая и всепоглощающая апатия сменялась на проблески надежды на светлое будущее. Это явилось для нее подлинным откровением. Вроде ничего особенно и не сделала. Скорее всего, это та блондинка вдохновила. Внезапно в глазах ее сверкнула молния озадаченности: «В смысле „Как в старые добрые времена“? У кого с кем?». Глава 7 Эта фраза ее не отпускала долгое время, но Вера понимала, что разобраться в ней она сможет, когда встретится с блондинкой. Надо было придумать, как скоротать время. Вероятно, достаточно было бы ограничиться походом в маникюрный салон и парикмахерскую, и дело с концом. Только довольствоваться малым уже было недостаточно. Раз дорвавшись до того, чего был лишен долгое время, очевидно, захочешь и того, о чем даже и предположить не мог. Вера про себя составила список всех своих нереализованных до сих пор желаний и целей, банальных для кого-то до неприличия, но не для нее — массаж, сходить в кино — пусть и одна, добраться до смотровой площадки в какой-нибудь знаменитой высотке, да черт возьми, хоть разок сходить на групповую программу по тайскому боксу — пусть научат правильно дубасить по мешку или по кому-то, или как у них там все, и тогда… и тогда… И тогда она сумеет выпустить всю злость, все обиды, которые тяготили ее и с которыми она когда-нибудь расстанется. Хватит идти по проторенной тропе, пора новую вытаптывать. Было примерно за полночь, когда Вера разделалась со всеми салонами. Массаж был последним. Вера с трудом пробралась через сугробы домой: «Кто сказал, что будет легко? Хотела новую дорожку? Получите, распишитесь. Но я не лыком шита, прорвусь. Себя на полпути больше не брошу». Первым делом дома Вера устремилась к гардеробу, чтобы окончательно с ним разделаться — все растянутые, с катышками или просто ненужные вещи были отложены в одну кучку, новые и пригодные — в другую. Во время разбора из шкафа выпала тоненькая золотистая тесемка с вышивкой из люрекса. «Переливается-то как. Красивая, но бесполезная фитюлька. В мусорку». Вера накинула на себя первую попавшуюся куртку и сняла ключи со смешного крючочка в виде виляющей хвостом дворняжки. Поскольку время было позднее и весь дом давно уже спал, Вера легонечко прикрыла входную дверь за собой, чтобы не шуметь. «Не лестница, а серпантин какой-то. Прям как жизнь моя — жестянка», — сострила мысленно Вера. Пока она потихоньку шла вниз по лестнице, золотистая ленточка пару раз падала с аккуратно сложенной стопки одежды. Сказать, что это начало раздражать Веру, — ничего не сказать. Пришлось спрятать эту штуковину в карман. Вера распахнула тамбурную дверь, и пронизывающий до мозга костей мороз ударил прямо в нос так, что ноздри защипало. Благодаря вспышке озарения затуманенный рассудок немного прояснился. «Как выпрямить такой извилистый путь становления новой меня, как сделать его линейным? Вот бы взять и спрятаться под одеялку, укрыться от всего-всего и стать счастливой. Вот и стану. Назло всем. Привет, новая жизнь», — Вера вздохнула, посмотрела наверх и тоскливо улыбнулась. К тому моменту глубокая ночь целиком заволокла пространство снаружи. Фонари работали через один, и без помощи луны и редких звезд вряд ли был бы шанс узреть хоть что-то дальше метра от себя. Температура на улице была примерно минус двадцать пять, а может, и все минус тридцать. Вокруг все было белым-бело. Небо начало постепенно проясняться, что дало звездам засиять в полную силу. Естественные природные убранства смотрелись эффективнее всяких искусственных новогодних украшений. Феноменальное зрелище. Задрав голову, Вера постояла с минуту неподвижно, восторгаясь тем, что создала природа. Вся усталость, негодование, обида, злость, новые знакомства, жажда сострадания, нужда в общении — не сейчас. Произошло невообразимое — внутри из снежной пыли зародилось маленькое зернышко с несколькими проростками. Тот, что подлиннее, — давно потерянная надежда проникнуться к бесподобной красоте природы с тем же размахом, как в детстве. Средний — искренняя благодарность своему сердце, что не умерло, когда Вера его оставила закопанным на холоде. Самый маленький — зарождающаяся любовь к себе. Возле крыльца стоял специальный автомат для ненужной одежды. Вера засунула в него часть вещей. Остальное же Вера потащила к мусорному контейнеру. Основные дорожки для пешеходов к ночи успели очистить от лишнего снега. Лучше бы этого не делали. Это лишь усугубило ситуацию — тротуары без снега были покрыты наледью, а недавний их ремонт и замена старого покрытия на неровную плитку были сродни издевательству над жильцами близлежащих домов. Там, где убрано не было, снег прилипал к ботинкам и было проще передвигаться. Пробормотав себе что-то ругательное под нос, Вера, продолжая ворчать и поносить всех ответственных за все это безобразие, сошла бочком на пустую проезжую часть. Там напортачить не успели. Вера сделала шаг, а там второй, за ним и третий. Не так уж и страшно. Вера в детстве сочинила на такие случаи стишок-заклинание: «Прикинься пингвином, и будет ждать тебя успех. Не упадешь, и никто не посмеет поднять тебя на смех». Сработало. Вера шла более устойчиво и менее боязливо. Однако немного погодя шестое чувство заставило ее остановиться и оглядеться. Ничего особенного. Вокруг безмятежная тишина. Мороз стал более ощутим — он не только подирал нос теперь. Щеки и неприкрытые части тела изрядно продувало, а брови и ресницы и вовсе покрылись инеем. Внезапно забесновавшиеся порывы ветра заставили Веру поспешить. Быстрой пингвиньей походкой Вера добралась до пункта назначения. Контейнер для мусора был закрыт перегородкой. Пришлось проявить чудеса гибкости и мобильности, чтобы ее отворить, придерживая руками стопку с вещами, иначе это снежное торнадо разметало и закрутило бы все, включая саму Веру. А собирать-то как? — Ну и холодрыга! Домой-домой-домой. Мой милый дом. Моя тепленькая кроватка, — захныкала Вера, потирая ладони друг о друга. Она практически полностью задвинула перегородку обратно, но краем глаза засекла суетливое копошение — за одним из мусорных баков была та самая собака, которая недавно чуть не сбила ее с ног. Вся лохматая и грязная, все те же колтуны, все тот же жалостливо-грозный вид с толикой недоверия к этому миру. Вера на автопилоте убрала перегородку и наклонилась вперед. Животное испуганно забилось в угол возле мусорки. Вера медленно пододвигалась ближе. Собака зарычала. Но рык ее был слабым, тихим. К страху быть укушенной добавилось брезгливое отвращение — вдруг псина блохастая, заразная. Боже, да она может быть бешеной. Лохматое создание уловило ее настрой и ринулось от нее куда подальше, оттолкнув своим телом от себя и сбив с ног Веру. Та упала набок, успев вытянуть руки перед собой. — Ах ты гад! — Вера стиснула зубы и скорчила гневную гримасу, лежа на земле. Бешеный стук сердца отдался в ушах. Она пальцами впилась в землю, слепила снежок и швырнула в никуда. Это движение отдалось в травмированной ноге. Вера вздрогнула, вцепилась в ботинок и впопыхах начала расстегивать. Она дотронулась до стопы, проверяя, не повредилась ли та еще больше. Дыхание перехватило. Вера взяла себя в руки — на сей раз обошлось. Возможно, останется синяк и ссадина на коленке. Но это уже нисколько не пугало. Привычное дело. Опыт не только калечит, но помогает заматереть. Вера взглядом устремилась туда, куда побежала собака. К этому моменту недоверчивый пес уже успел юркнуть в подворотню и скрыться в ночи, чернее, чем зола. — Ну и пожалуйста. Больно надо. Деловая колбаса. Не хочешь, беги. А я не пойду за тобой. Я сделала ровно столько, сколько смогла. Ум за разум заходит от глупости и недальновидности этой собаки. — Поведение животного задело Веру за живое. — На кой ты мне сдался? Вот замерзнешь там и будешь знать…Ведь и правда замерзнет же, дурында. Стужа лютая. Догнать пса. Где ж его искать? Под ногами лед, руки тряслись, а колено постепенно начало опухать, передвигаться стало сложнее. Ей пришлось выбросить затею с поисками из головы, поскольку ее обуял страх ссадануться на мощенном брусчаткой тротуаре. «Только проходить все начало, и вот вам опять! Из-за какого-то неразумного плешивого буду рисковать своим здоровьем. Сдалось мне это все. Да и вообще — насильно мил не будешь. Никогда собачницей не была и не буду», — тихо пробурчала она, а у самой под ложечкой засосало. Душевное смятение зародило легкую панику. Однако все же пришлось вернуться домой. Закрыв за собой входную дверь, Вера непроизвольно подбежала к окну — может, вернулась зараза, может, забилась куда под машину, может, передумала. Но собаки и след простыл. Вера возвратилась в прихожую, сняла с себя верхнюю одежду и вновь подбежала к окну, не снимая ботинок. Она все ругала эту собаку, поносила всякими словами, но не за то, что та толкнула, не за то, что Вера упала, а за то, что не далась, не позволила помочь. «Дурында. Вернись», — Надежда не покидала, а страх не отступал — Новый год не за горами, а там петарды с неуправляемыми детьми и их родителями, пьяные, сумасшедшие, лихачи на дорогах. Масштабы катастрофы раздувались по мере поступления в Верин мозг, отчего тот начал пухнуть. В конце концов, сообразила Вера, собака явно давно на улице. Навыки выживания есть. Справится. Ну ничего Вера не должна была этому животному. Тому будет лучше без нее. А ей без него. Тем более оно грязное, все запачкает, все провоняет. Носись с ним как с писаной торбой. Вставай с ранья. Выгуливай. Убирай. На фиг надо. С этими мыслями Вера легла в кровать и вырубилась до утра. Спалось ей ночью более чем тревожно. Она постоянно ворочалась то на один бок, то на другой, ей снились кошмары, неприятные картины будто из какой-то альтернативной реальности, где были свои законы, в корне меняющие природу существования всего живого. Под утро, находясь еще в полусне, Вера задавалась одним вопросом — как пробить эту броню, как помочь этому псу, который потерял всякую надежду? Что может сделать она для того, кто не хочет или не в силах больше хотеть доверять кому-либо? Мир снов прокручивал с определенной толикой извращения сцену, перебирая и порой незначительно меняя детали — она подходит к собаке, пытается надеть на нее белый ошейник, а та вырывается, отбегает на метр в сторону вправо, Вера повторяет этот процесс раз за разом, и тот же исход, но теперь это черный ошейник, а собака по ее левую сторону. На улице послышался резкий скрежет тормозов. Вера распахнула глаза и, облокотившись на одну руку, рывком села на кровати. Спит ли она еще или уже бодрствует? Размытое состояние сознания не отпускало. «Эти сны… Будто хлорки наглоталась. Ненавижу сны. Везет же людям, лишенным этого „удовольствия“. Мне бы так», — насупив лицо, Вера покачала головой, затем, медленно считая до десяти, с усилием полностью выдохнула. Нельзя было ничего исправить в ту самую секунду. Спустив сначала одну ногу на холодный пол, затем другую, она размяла пальцы ног, потянулась, встряхнула головой, окончательно избавляясь от негативных вибраций ночных переживаний, и оглянулась по сторонам — вся квартира была залита солнечным светом. Вера приоткрыла окно проветрить комнату и кинула тревожный взгляд вниз на дорогу. Поток еще мутного сознания, бегущего с ночи по петлистому руслу, неумолимо погружал во вчерашние переживания: «Где ты, неуловимое создание? — Вера не могла выкинуть из головы псину. Собаке была дана кличка Лохмач. Вере почему-то ничего другого на ум и не приходило. Нужно было выработать стратегию, как растопить его сердце, как показать Лохмачу, что ее — Веру — бояться не стоит. Для начала с собой надо взять какую-то еду, но какую? У нее отродясь не было собак. Хорошо. Первым делом зайти в магазин для животных и спросить там, вторым… На этом пока все. — Вера пожала плечами и пошла умываться. Дойдя до зеркала, она застыла, всматриваясь в свое отражение, а потом мимо него, сквозь себя, стены, пространство. Сложно было сказать, сколько она так простояла — минуту, возможно и все пять. Вывести из этого состояния помог ее собственный голос, произнесший то, во что Вера не верила так долго: 'Ты — хороший человек. Ты совершала много ошибок, но все этим грешат. Жизнь все это время наносила удары, чтобы научить их держать с высоко поднятой головой и не сдаваться. Не ради кого-то, а ради себя. Я обязана уметь себя хвалить за то, что не получалось до сегодняшнего дня, а сегодня получилось. Пускай это маленький шажочек вперед, но это ОЧЕРЕДНОЙ шажочек вперед. Я — молодец! Я учусь заново ходить». Утро выдалось воистину погожее. Когда Вера отворила дверь парадной, свет ударил в лицо, и пришлось выставить ладонь, чтобы защититься от беспощадных лучей. Солнце уже стояло высоко. На фоне ярко-синего неба оно вводило в заблуждение тем, что нечто похожее можно наблюдать в основном жарким летним днем, но никак не в декабре месяце. Люди перед праздниками сновали из одного магазина в другой, впрок закупаясь съедобностями на выходные и праздничные дни. Они все мели с полок. Эти суматошные прохожие были закутаны в палантины и шарфы. А шапки же — меховые, вязаные, всякие– народ повально нахлобучивал прямо на глаза. «Боятся, что узнают, кто забрал последний зеленый горошек с прилавка», — съехидничала Вера. Выдыхая воздух изо рта, она полюбовалась на многообразные формы облаков пара, которые мир поглощал без остатка в ту же секунду. Наполнив легкие свежим морозным воздухом, Вера выдвинулась в сторону кафе. Оживленность всей округи радовала глаз и сердце. Дойдя до кафе, Вера остановилась. Она решительно не понимала, отчего ее туда тянуло, но знала, что идти надо было. А раз надо, значит, надо. И она зашла, смятенно ища глазами своего нового знакомого. Его нигде не было, а столики все были заняты. Там были как целые компашки, так и несколько одиночек, одной из которых оказалась ее новая знакомая из маникюрного салона. Блондинка, узнав Веру, радостно и бойко помахала ей рукой, жестом призывая подсесть к себе. Вера улыбнулась в знак приветствия и села напротив. — Приве-е-ет! Выглядишь ты опупенно. Садись рядышком. — Привет-привет, — зардела Вера. — Думала, ты будешь критиковать меня за мой недостаточно нарядный вид. — Вера была одета в темно-синий свитер оверсайз с белыми джинсами-скини. На ногах красовались новые ботильоны на низкой платформе, про которые она умудрилась забыть в свое время. — Критикуют только те, кто достиг меньшего. А я себя люблю и уважаю. Выглядишь отпадно. Готова плюнуть любому в лицо, кто посмеет сказать иначе. — Вере было приятно получить комплимент, но она не любила повышенного внимания к себе больше, чем одну минуту, поэтому она решила поменять тему: — Твоя подруга где? Опаздывает? — Так она… Какая из? У меня их пруд пруди, — выкрутилась блондинка. — Ты же говорила, что собиралась на встречу с кем-то. — А. Я пригласила еще одну. — Еще одну? — Ну да. — И где они? — Одна стопроцентно опаздывает. Есть за ней такой грешок. Да это и не критично. Как у тебя дела? — Ничего так. А как у тебя?.. — Вера собиралась спросить имя девушки, но ей стало стыдно, что она не сделала этого раньше, а сейчас это могло ее обидеть. — А у тебя?.. — Настроение покутить, покуражиться, ну и, конечно же, поболтать о том о сем. Есть у меня жуткая манера — щебетать без остановки. Я думаю, ты это прочувствовала на себе вчера. Кстати, ты в курсе, что сегодня день друзей? Обещают много интересного. — Девушка светилась восторгом, словно в ожидании долгожданного представления. — Что намечается? — Вера с любопытством обернулась назад, все надеясь встретиться взглядом с тем самым мужчиной со щетиной. Его нигде не было. Ни за столиком, ни возле камина, ни возле елки. — Елка… — ахнула Вера. — Что с ней не так? — Теперь она наряжена в другой цветовой гамме — вся ярко-синяя. — Ей идет. Я тоже приложила руку. Повесила голубку на веточку. Белое прекрасно сочетается с синим, согласна? — Пожалуй. — Обожаю, когда зимой каждая деталь интерьера кричит — Новый год скоро! А атмосфера заряжается красотой, которую источают всякие мерцающие блестяшки, похожие на звезды в ночи. Или брюлики. Чувствуешь? Маскарады, песнопения, танцы? — девушка мечтательно закатила глаза. В воздухе действительно витал дух новогоднего карнавала — все радовались, гоготали и в преддверии праздника обменивались подарками. Самые шумные компании забавлялись дудочками-язычками, которые смешно сворачивались калачиком после каждого использования. Им вторили хлопушки с соседних столиков — бумажное конфетти и серпантин были раскиданы повсюду. Уборщица умудрялась убрать натекшую грязь с ботинок до того, как разноцветные ленточки и кружочки прилипнут к полу и чьей-либо обуви, что впоследствии было бы разнесено дальше по залу. Конфетти же она обходила мимо. Очевидно, не желала выполнять двойную работу, зная наперед бессмысленность своих действий. Или ей самой нравилось радужное настроение гостей кафе и не хотелось встревать куда не нужно. Сказать могла только сама уборщица. По лицу было сложно прочесть ее эмоции. Вера продолжила наблюдать за посетителями, совсем забыв про свою знакомую. Группы из трех и более человек, разместившиеся в центре, бурно обменивались мнениями, не забывая подтрунивать друг над другом, что вызывало приступы дружного хохота. Те, кто сидели парочками, погружались в их собственный мирок, полный слухов и планов на предстоящие длинные выходные. Они постоянно наклонялись вперед, чтобы сообщить о чем-то сокровенном своему собеседнику, чтобы, не дай бог, кто услышал. Так часто себя ведут либо те, кто не видел друг друга очень давно и нужно было срочно поделиться последними новостями, либо близкие друзья, имеющие общие темы. Вера заострила свое внимание на одной такой парочке, вернее, на одной дородной девушке-брюнетке с каре. Она была развернута к Вере спиной. Ее силуэт был до боли знаком. Вера ненароком подумала, что знает ее. Но тут же отмела эту мысль, понимая, насколько нереалистично это было. Само собой разумеется, одиночки тоже не оставались в долгу — женщина бальзаковского возраста попивала глинтвейн с меланхолическим выражением лица и слушала веселую романтическую музыку, разносящуюся по всему помещению. Выбор песен бередил самые уязвимые струны ее души, и женщине это нравилось. Молодой человек, сидящий неподалеку от входной двери, читал книгу и периодически поднимал глаза, когда грохот фужеров, ложек и голосов за его спиной утихал. Его фоновой музыкой являлся шум от других посетителей, без этого он не мог прочесть и строчки. В другом углу — где Вера расположилась в первый свой визит сюда — одинокая девушка смотрела что-то на своем телефоне, заливалась смехом, разлетающимся по всему залу как искры от разноцветных бенгальских огней. — Рассказывай. Что привело тебя сюда? — Блондинка вернула Веру на землю. — Что? Ах да. Прости. Я… — Понимаю. О чем задумалась? — О том, как здорово иметь тех, с кем можешь провести прекрасно время, поделиться мечтами и горестями. Попросить совета. — Слезы навернулись на глаза. — Совет — это всегда позиция сверху. Лучше самой. — Без друзей тяжко. — С ними может быть хуже. — Лучше без них? — не поняла Вера. — Лучше не распыляться и искать своего человека. Друзья друзьям рознь. Тем более в современном мире. — А если попадаются не те? — Уходить и не тратить свое время. — Закрыться? — Ни в коем случае. Друг познается как в беде, так и в радости. Много говорящий друг отличается от того, кто делает что-то для тебя молча. — Если тебя выручили, то ждут того же в ответ. — Помощь — это не услуга. Это добровольно и безвозмездно. Прописная истина, — отрезала блондинка своим томным голосом. — Так а если вся твоя дружба построена на твоих добровольных начинаниях, а взамен только слова? — Это называется «иллюзорная дружба». Говоришь «спасибо, не надо» и откланиваешься.