— По вашему мнению, и ваша проверка подтвердила, как я понял из доклада Бобова о проделанной работе за эти два дня, Ткачук и его дружки к ночной краже из мастерской не имеют никакого отношения. Нет ни улик, ни доказательств. Короче, они отпадают, — подвёл своё заключение начальник отдела Пашков. Полковник неожиданно замолк. В его кабинете установилась пугающая тишина. Мы все свои взоры обратили на полковника, ожидая разгона. Два дня и две ночи упорного труда, а результат — ноль. Никакой зацепки. Молчание продолжалось несколько минут. Пашков барабанил пальцами по столу и о чём-то крепко думал. После продолжительной паузы полковник перестал барабанить и, неожиданно обратив свой взор в мою сторону, спросил: — Какое решение принято по поводу краденых вещей? Меня удивил странный вопрос полковника, и я недоумённо, молча уставился на него. По-видимому, полковник понял мой недоуменный взгляд и поспешно заговорил: — Вопрос мой, может, показался вам странным, несвоевременным, может, даже и неудачным, — полковник сделал тут паузу и через какое-то время, потупив глаза, не очень решительно проговорил: — Меня уже достали… Понимаете… — издалека начал он, — эти ткани дефицитные: кримплен, трикотин — нужны жёнам больших начальников, особенно… — и Пашков взглядом указал в сторону «Белого дома» — так народ прозвал горком партии. — Для чего, вы сами должны сообразить. Ясно я выразился? «Куда уж яснее! — подумал я мысленно, глядя на слегка смущённого полковника. — Его тоже понять можно. С него требуют. Он с «Белым домом» отношения портить не хочет. Это понятно. Я решил избежать прямого ответа. Хотя полковник именно от меня ждёт ответа по поводу вещей». — Слежка результатов не дала, — сказал я, глядя открыто и прямо на полковника. — Продолжение слежки считаю нецелесообразным и бесполезным. Если хотите, не вижу смысла… — И что ты предлагаешь? — неожиданно задал вопрос полковник, не сводя своего пристального взгляда с меня. — Что я хочу предложить? Чтобы слежку прекратить, на то есть несколько причин или оснований. О проведении операции стало известно многим, это факт! В начале операции мы сами допустили массу ошибок и промахов. Открыто появлялись возле ниши в дневное время. Оставили по неосторожности и по необдуманности множество следов. Интуиция моя и сама обстановка подсказывают мне, что преступник или преступники не придут в ближайшее время за вещами. Это тоже факт! На то тоже есть ряд причин: если преступники не лохи или не какие-то бомжи, то наверняка следили за нашими действиями. Кроме того, есть предположение, что преступники могли прихватить с собой часть похищенного, и они могут довольствоваться тем, что у них есть. Это предположение требует проверки. Ждать, когда преступники надумают посетить нишу, нерезонно — это пустая трата времени. — Как ты думаешь проверить тот факт, что преступники часть вещей могли забрать с собой? — Это сделать, товарищ полковник, не так уж сложно. Учитывая обстоятельства, изложенные мною выше, я предлагаю похищенные вещи, находящиеся в настоящее время в нише, изъять оттуда и привезти в отдел. После — предъявить их на опознание работникам пошивочной мастерской. В это же время проведём сверку. У меня есть акт ревизии, есть вещи, изъятые из ниши. Во время сверки мы узнаем, каких вещей не хватает. Вот и всё. А после решим, как поступить в дальнейшем с вещами. — Есть другие предложения или добавления? — обратился к присутствующим Пашков. Никто из присутствующих на вопрос полковника не ответил. — Вижу, других предложений нет. Что ж, мысль следователя считаю правильной. Я присоединяюсь. — Товарищ полковник! — обратился я к Пашкову, как только он закончил говорить. — При осмотре ниши мы обнаружили кусок запылённой материи — кримплена. Размер — примерно метр на два. Смотрится чисто и не потерял товарного вида. Этот кусок кримплена мы изъяли и на всякий случай предъявили для опознания работникам мастерской… — И что же? — с явным нетерпением спросил полковник. — Одна из швей, по фамилии Ивушкина, опознала этот кусок материи и добавила, что она хорошо помнит женщину, которая заказывала платье из такого кримплена. Из оставшегося куска кримплена Ивушкина должна была шить платье своей дочери. Но этот кусок кримплена пропал после кражи. Как пояснила Ивушкина, этот кусок кримплена был похищен с другими вещами в предыдущей краже. Отсюда мы сделали вывод, вероятно, что предыдущую кражу и нынешнюю кражу могли совершить одни и те же лица. Так думать, предполагать есть все основания, так как краденые вещи — что после первой кражи, что после нынешней — преступники вначале спрятали в нише. После, как шумиха улеглась, преступники действовали свободно: брали вещи по мере необходимости и реализовывали. — Реальная версия! Нельзя исключать такую возможность, — после некоторого раздумья произнёс Пашков. — Что из этого следует? Я обвёл взглядом присутствующих в кабинете. Все сидели с опущенными головами и молчали. — Товарищ полковник, — сказал я после короткой паузы, — следователь Лазо, производивший осмотр места происшествия по предыдущей краже из этой мастерской, доложил мне, что материал, собранный по той краже, по Вашему указанию был передан в уголовный розыск. Я не в курсе, какое решение было принято по тому материалу. В связи с возникшей необходимостью прошу дать указание о возврате того материала мне для производства дальнейших следственных действий. Странный, но в то же время недоброжелательный взгляд полковника остановился на моей физиономии, и он в резковатой форме проговорил: — Хорошо! Материал вернут, если это так тебе необходимо, — в голосе полковника я уловил нотки недовольства. — Товарищ полковник, — сказал я, стараясь скрыть возникшее у меня в душе возмущение, — не мне лично нужен этот материал, а нужен для общего дела. Если хотите, для полного, всестороннего и объективного расследования уголовного дела и, в конечном итоге, для быстрейшего раскрытия последнего, а может быть, и предыдущего преступлений! В мою голову всё же закралась чёрная мысль: «Полковник не доволен тем, что я потребовал материал по первой краже, — мысленно стал рассуждать я. — Моей вины в том совершенно нет, и нет её у следователя Лазо. Он выполнил свою работу. Обижаться надо на своих оперативников. Они не раскрыли кражу…» Я мельком взглянул на полковника. Он как будто не слышал, пропустил мимо своих ушей мой резковатый тон и, как ни в чём не бывало, обратился с вопросом к участковому Иванченко, но в его голосе уже чувствовался нарастающий грозовой тон: — Что удалось выяснить у сторожа? Неожиданный вопрос полковника, по-видимому, застал врасплох Иванченко. Он замешкался и, не подумав о последствиях, промямлил: — Ничего… — Прошу объяснить? — прозвучал металлический голос полковника. Перепуганный насмерть Иванченко полуживым голосом пролепетал: — Вчера сторож умер… Услышав ответ Иванченко, полковник молниеносный и гневный взгляд остановил на моей персоне. — Ты знал о смерти сторожа? — прогремел громовой голос полковника над моей головой. «Вот оно, нависшее надо мной недовольство полковника!» — молнией пронеслось в моём мозгу. — Только что услышал из уст участкового, — мгновенно отреагировал я, не спуская своего взгляда с полковника. Но взгляд полковника тут же вернулся на Иванченко. — Что известно о причине смерти сторожа? — всё более раздражаясь и распаляясь, выкрикнул Пашков, сверля при этом своим уничтожающим взглядом Иванченко. «Сам виноват, — глядя на насмерть перепуганного участкового, отметил мысленно я. — Говорил же я ему, ещё на первый же день кражи: сходи к сторожу и выясни все обстоятельства. Ан, нет! Не сходил ни тогда, ни на следующий день. Дождался дня, когда сторож умер. Сторож умер, и умерла с ним тайна. Вот тебе, Юрьев день!» — В больнице мне сказали, — вывел меня из раздумья лепечущий голос Иванченко, — что нужно разрешение из милиции на вскрытие трупа. — Так иди к дежурному, пусть напишет бумагу и отвези в больницу! — уже вовсю бушевал разгневанный Пашков. — Не возвращайся до тех пор, пока не узнаешь причину смерти! Разгильдяи! Распустились совсем! Как так можно халатно относиться к своим служебным обязанностям! Иванченко как будто ждал этого момента. Он пулей выскочил из кабинета. Но не успела полностью закрыться дверь за ним, как прозвучал громовой, немного запоздалый голос полковника: — Иванченко!!! Глядя на гневного полковника, я успел подумать: «Видимо, не весь свой гнев обрушил на бедного участкового». Только успел подумать, дверь раскрылась, и в проёме появилась фигура участкового. — У тебя что, до вчерашнего дня не нашлось времени поговорить со сторожем? Чем же ты так был занят? В какой-то момент мне показалось, что рост Иванченко уменьшился на несколько сантиметров. — Я, товарищ полковник, на второй день после кражи был у Журовых. — «Вот врёт, ипритом нагло!» — отметил я про себя, глядя на дрожащего Иванченко. — На второй день сторожа уже не было дома. Его увезли в больницу. Дома была только жена его. — Ты хоть спросил у жены, почему его увезли в больницу? — в голосе полковника уже не было тех грозовых тонов. Смягчился. — Жена сторожа сказала, что муж её пришёл домой в пять часов утра и жаловался на боли в животе. Муж был сильно пьян. На следующий день ему стало хуже. Жена его вызвала скорую помощь. Скорая сразу же забрала его в больницу. — Что поясняет жена сторожа насчёт вещей? — Жена Журова говорит, что он пришёл домой без вещей. Я, заметив, что полковник смягчился — нет той грозы, которая только что носилась в кабинете — решил воспользоваться этим моментом и заодно отвести гнев его от Иванченко. — Товарищ полковник, — сказал я, — отмените указание, данное Иванченко по поводу разрешения на вскрытие трупа. Полковник удивлённо посмотрел на меня. — Это ещё почему? В тоне полковника уже не было той злобы, и в его глазах появились искорки доброты. — Интересная картина вырисовывается, товарищ полковник. Смотрите, после предыдущей кражи из этой мастерской сторож Лупов, то есть другой сторож, а не Журов, будучи в пьяном состоянии, подчёркиваю, будучи в пьяном состоянии, бросил мастерскую открытой. Это произошло среди ночи. Он ушёл домой. Ушёл, почему? Многие могут задать такой вопрос. Пока я не изучил материал по первой краже и по этой причине не могу определённо ответить на такой вопрос. Но по слухам, доходившим до меня, могу сказать, что Лупов тоже жаловался на боль в животе. И потому он ушёл домой. Дома Лупов, не дожив до утра, умер. Якобы вовремя сна задохнулся рвотной массой. Мне трудно сейчас говорить, так ли это было в самом деле. Не располагаю материалом по прошлой краже. Проводилась ли тогда проверка по факту смерти сторожа? Я не в курсе и поэтому хотел бы услышать ответ от оперативников, которые занимались тогда по краже и принимали окончательное решение. — Алексей Николаевич, — обратился полковник к начальнику уголовного розыска Пилину, — у тебя есть ответ на поставленный следователем вопрос? Пилин поднял голову и, отвернув свой взгляд от меня и направив его в пустое пространство, проговорил: — По сторожу мы тогда не проводили вскрытие трупа. Не было в том необходимости. Жена, то есть сожительница его, не требовала вскрытия. Сторож Лупов был алкашом. Сожительница его сказала, что он задохнулся во время сна рвотной массой. Кроме того, когда мы пришли к нему — это было через день — его уже похоронили. «Тишь да гладь, божья благодать! — подумал я, слушая Пилина. — Как легко он говорит, что не было необходимости вскрывать труп из-за того, что Лупов был алкашом. При чём тут алкаш? Ведь человек был на работе. По какой-то причине он заболел? Ушёл домой, бросив мастерскую открытой. Совершилась кража. В самый раз надо было установить причину болезни. Может, кто-то его отравил, чтобы совершить кражу? Сколько вопросов, а ответов нет ни на один вопрос. Вот и кража осталась нераскрытой». — Печально, но факт, — сказал я, когда закончил говорить Пилин. — Теперь вернёмся к последней краже. Картина повторяется. Сторож уже другой, Журов. Этот, как мы установили, пенсионер, хоть употребляет спиртное, но не пьяница и не алкаш. Он тоже среди ночи бросает дежурство, уходит домой. Только в этот раз сторож уходит из мастерской, вылезая через окно, а не через входные двери, потому что ключей от входных дверей у него не было. После первой кражи заведующая мастерской не стала оставлять ключи сторожам. Если бы были ключи, он, вероятно, тоже ушёл бы через двери. Не секрет, Журов был в нетрезвом состоянии. Журов приходит домой пьяный, жалуется на боли в животе. Он хоть попадает в больницу, но спасти его не удаётся. Что это? Как вы думаете? Это что — случайность, совпадение или закономерность? Тут есть над чем призадуматься! Кроется какая-та тайна! Не кажется ли вам? Я прервал свою речь, чтобы дать возможность каждому сидящему в кабинете подумать и после высказать свои соображения по поводу вышесказанного. Я обвёл взглядом всех присутствующих. Время шло, а желающих высказаться не находилось. Неожиданно прозвучал голос Бобова: — Какая может быть тайна, Рудольф Васильевич? Нет никакой тайны. Нет! Я хочу сказать вот что: Лупова я знал, как облупленного. Он был конченным алкоголиком. Хотя о мёртвых не говорят плохо, но извините, других слов не могу подобрать. Он, если хотите знать, больше времени своей жизни провёл в вытрезвителе, чем дома. Пил всякую гадость, всё, что под руку попадало: одеколон, тормозную жидкость… Вот — результат! Другого конца от него нельзя было ожидать. Вот вам закономерность! Вот вам совпадение! Вот вам случайность! Журова я, извините, почти не знал. Был мало знаком с ним. Но учитывая, что он тоже был пьян на дежурстве, можно сделать вывод, что он был не лучше Лупова. — Это хорошо, товарищ Бобов, что ты владеешь оперативной обстановкой на своём участке. Знаешь людей, проживающих на участке. Так и должен работать оперативник. Но хочу сделать замечание: не делай поспешных выводов о людях, если ты их хорошо не знаешь. Учти на будущее. Сейчас речь идёт о том, что следователь высказал сомнения по поводу смертей сторожей. Только ли алкоголь привёл к смерти сторожей? Вот о чём надо говорить, высказать своё мнение, — сказал полковник, обращаясь к Бобову. — Какие могут быть сомнения, товарищ полковник, явно же Лупов и Журов перебрали спиртного, вот и организмы их не выдержали такую нагрузку! — серьёзным видом, да ещё настойчиво, доказывал Бобов. — Явно получили отравления от избытка в организме спиртного. В моей практике уже были подобные случаи. Могу перечислить алкоголиков пофамильно, которые умерли от отравления спиртным. — Можно мне сказать несколько слов? — обратился я к полковнику. — Говори! — Я по поводу выступления Николая Никифоровича. Николай Никифорович, ты сказал, что сторожа Лупов и Журов умерли от отравления спиртным. У тебя есть конкретные данные или другие доказательства, подтверждающие твои слова? Мой вопрос поставил Бобова в тупик. — Я высказал своё предположение. — Предположение, товарищ Бобов, — недоказанный факт! — твёрдо и серьёзно сказал я. — Если предполагать по твоему мышлению, то ты всех нас тут тоже можешь причислить к алкоголикам, не так ли, Николай Никифорович? В кабинете поднялся шум и смех. — Давайте оставим шутки в сторону! — строго сказал полковник и обратился к участковому Иванченко. — У участкового Иванченко есть, что сказать по поводу высказанных следователем сомнений? Кажется, Журов с твоего участка, и ты тоже предполагаешь, как и Бобов, что он конченный алкаш? Иванченко от недавних потрясений, по-видимому, пришёл в себя и уже более спокойно ответил: