— Нет. Я не расслышал. Я её не знаю, — уклончиво ответил я, а сам мельком взглянул на Бобова. Бобов как будто ждал моего взгляда и положительно кивнул головой. Не дожидаясь меня, он быстро задал вопрос Ирине: — Скажите, Ирина, муж Веры случайно не на металлургическом заводе работает? Удивлённые глаза Ирины забегали по нашим физиономиям. — Да. В каком цехе он работает, не могу сказать. Но точно знаю, что он работает на заводе. Почему вы расспрашиваете о нём, что — вы его подозреваете? — У нас работа такая, — сказал Бобов. — Проверяем. Подозреваем. — Ирина, Вы должны помочь нам, — спокойно спросил я. — Что я должна делать, Рудольф Васильевич? — совсем растерявшись, спросила Ирина. — Ирина, Вы успокойтесь, — сказал я. — Сейчас всё объясню. Нам на неопределённое время нужно будет Ваше платье. Ещё раз повторяю, на неопределённое время. Может, всего на несколько дней, всё зависит от обстоятельств. Мы должны его предъявить на опознание швеям мастерской и одной женщине. В случае, если платье не опознают, то мы его вернём Вам. — А если опознают платье? — поспешила задать вопрос Ирина. — Ну… — я сделал секундную паузу. — В случае опознания, Вы уж нас извините, мы должны изъять его в качестве вещественного доказательства. Так трактует уголовнопроцессуальный кодекс. — Если это необходимо для вашей работы, то я не возражаю. Пожалуйста, возьмите. Только вот как быть моей сестре? Вдруг Вера потребует вернуть платье. Мы ведь его взяли как бы для временного пользования, денег за платье не платили. Не совсем будет прилично. Не хорошо будет с нашей стороны. — Ирина, Вы вроде бы сказали, что Ваша сестра нескоро вернётся домой, так ведь? — как бы успокаивая её, спросил я. — Да. — Прекрасно! Я думаю, к возвращению Вашей сестры всё разрешится. Так что будьте спокойны и не переживайте. Да, что я хотел сказать напоследок. Ирина, на какое-то время сохраните тайну о сегодняшней нашей встрече и особенно ничего не говорите Лопатиным. Договорились? — Если это так важно для следствия, то будьте уверены, я умею держать язык за зубами. Мы поблагодарили её за угощение, за оказанную помощь и покинули квартиру. * * * На следующий день утром, придя на работу, я не успел толком настроиться на работу, как неожиданно, без разрешения, без стука, не зашёл спокойно, как положено, а стремительно ворвался в кабинет воинственно настроенный, возбуждённый и весь сияющий, торжествующий Бобов. Толком не успев за собой закрыть дверь, сделав на лице многозначительный, геройский вид, выкрикнул на весь кабинет: — Ну, Рудольф Васильевич, сейчас же, не мешкая ни минуты, будем брать Лопатина! — Сказав, победоносно вскинул свой радостный, довольный взгляд на меня. Я ошарашенно уставился на геройского вида опера, и лёгкая усмешка пробежала по моим губам. — Наконец-то мы знаем, кто именно совершил кражу! — продолжал неугомонный Бобов. — Честно признаюсь, не ночь была для меня, а какой-то кошмар. Почти не спал. Всё ждал, когда же наступит утро. Я, продолжая смотреть на него, слегка ухмыльнулся и задал вопрос: — А что мешало, Николай? — Как что? Всё думал, как будем брать Лопатина, тёпленького. Я, знаешь, — продолжая вдохновлённо восхищаться, продолжил Бобов, — всю ночь думал, как мы поедем к Лопатину, сделаем обыск, найдём ещё похищенных вещей и растерянного, сникшего вора заберём с собой. Как мы удачно и умно провернули это дело. Нужно уметь работать! Не так ли, Рудольф? Чего время тратить впустую, и так всё ясно — кражу совершил Лопатин! Ты же видел, как вчера швея и заказчица сразу же, как только увидели платье, взятое у Ирины, опознали его. Как обрадовалась сама заказчица, увидев своё платье. Ты, Рудольф, не представляешь, как у нас с тобой отлично получилось, а? Улика железная, неопровержимая! Доказательства есть. Прямой свидетель — сестра Ирины, Люба. Что ещё надо? Комплекс доказательств и улик! Вещи похищенные нашли, вещественные доказательства налицо, куда он теперь денется. Никуда! Увидев всё это своими глазами, Лопатин на первом же допросе расколется, как пить дать. Ты согласен со мной, Рудольф Васильевич? Давай, выписывай постановление на обыск в его доме, и поедем к нему. Вот так, мы враз с тобой раскрыли такое преступление, а! Теперь, теперь мы точно получим награду! — Бобов весь сиял, торжествовал. Радость была у него бесконечная. Я со смешанными чувствами удивления и смущения смотрел на торжествующего Бобова, тараторившего без меры, восхвалявшего себя и меня без ограничения приличия и совести, мысленно подумал: «Опер с шестилетним стажем, к тому же опыта набирался, работая участковым, и возраст уже не мальчишеский, взрослый, а ведёт себя в данный момент, как мальчишка. Ну, точно, как мальчишка! Только чересчур уж хвастливый. Хороший оперативник, честный, старательный, исполнительный, и что главное — есть желание работать, но, как все молодые, я имею в виду не возраст, а стаж работы, не хотят, не стремятся использовать свой аналитический ум, то есть размышлять — применять дедуктивный метод мышления. Вот налицо пример к вышесказанному». Я пристально посмотрел на расхрабрившегося Бобова и не спеша, вдумчиво, с расстановкой проговорил: — Слушай, Николай Никифорович, не пора ли тебе сбавить свои, без меры, сильно раскрученные обороты, а? Иначе, не приведи Господь, чтобы самому не оказаться в этих оборотах и сломать себе шею. Я хотел бы знать, кто это тебя так накачал? Ты случаем, прости, конечно, не хватил лишку сегодня пораньше? Ты из дома пришёл такой накрученный, накачанный и вдобавок взбудораженный или…? Глаза Бобова неожиданно округлились от удивления, и он в спешке, не понимая меня, выпалил: — Ничего подобного, Рудольф. Я нормальный. Во рту — ни грамма. С чего ты взял, что я накрученный, взбудораженный. Я с утра был на оперативке у начальника отдела. Отчитывались все оперативники, участковые. Я тоже отчитывался. — И что же ты там наплёл? — с лёгкой иронией и, придав своему лицу лёгкий удивлённый вид, спросил я. — Ничего такого я не плёл. Рассказал о вчерашней проделанной работе, ну и, конечно же, доложил, что установили преступника, совершившего ограбления мастерской. Я сказал, что сегодня его задержим. Знаешь, Рудольф Васильевич, полковник так раздобрился, что обещал поощрить денежной премией. Хорошо же, правда? — Глаза Бобова при этих словах засияли, как лучи солнца, а сам весь превратился в героя-победителя. — Мы ведь такую награду заслужили, не так ли? Я мысленно ухмыльнулся и, глядя мимо Бобова, проговорил: — Ну, ну! А теперь, дорогой мой товарищ опер, опустись на нашу землю, приди в себя, хватит летать в чужих небесах. А теперь представь себе, что ты на нашей, родной земле и наяву здравомыслящий оперативный работник. Устраивайся поудобнее, будем рассуждать, как нормальные, здравомыслящие, цивилизованные люди. Не будем летать где-то в небесах или в облаках, как ангелы. Ты требуешь, чтобы я задержал Лопатина. Так ведь, товарищ опер? — Да. Я требую. — Хорошо. Взять Лопатина — не вопрос. Сбежать или скрыться он от нас не собирается и не думает. Даю стопроцентную гарантию. — Я так не был бы уверен, — неожиданно вставил слово опер, недоверчиво заглядывая мне в глаза. — Это твоё мнение, Николай. Ты его уже изложил даже очень хорошо. Моё мнение иного характера, и оно в корне отличается от твоего. Не обижайся. В этом я уверен также на все сто процентов. Почему? Я отвечу. У него семья: на днях у него родился ребёнок, любимая жена, любимая работа. Родительский дом, и он в нём родился и живёт. Этот человек не из тех бомжей, алкоголиков и тому подобных. Он дорожит и родительским домом, и семьёй, и работой. Ты сам, Николай, слышал, как хорошо отзывался о Лопатине сменный инженер Скиднов. Передовик производства, отличник коммунистического труда. Это всё для него дорого и важно. Учти это на будущее! Учись анализировать обстановку. Дальше. Что мы ему предъявим? Ты хорошо подумал об этом? — Да. Платье! — не смущаясь, воскликнул Бобов. — Разве это не вещественное доказательство, и даже очень прямое?! — крепко держался за своё мнение опер. — Хорошо. Есть у нас платье. Согласен. А дальше что? Мы скажем ему: «Вот платье, гражданин Лопатин, которое ты похитил из мастерской. По воле судьбы, это платье оказалось у другого человека по имени Ирина. И ещё мы добавим, это платье опознала швея, которая шила его для одной женщины, и эта женщина тоже опознала своё платье». И что? Как ты думаешь, Николай, что ответит тебе Лопатин? Знаешь или хоть предполагаешь? — А что он может ответить? — не скрывая своего восхищения, воскликнул Николай. — Да, ничего! У него ведь нет никаких оправданий или, так скажем, алиби. Факт налицо. Платье есть, и оно из мастерской. Ему некуда деваться, расколется, как дважды два — четыре! — Хорошо. Допустим, — согласился я. — А если он не расколется? Что тогда? Что ты будешь делать? Поверь моему слову и моему опыту, и я даже уверен, даю стопроцентную гарантию, что он не расколется на этих доказательствах. Предвижу заранее, что он ответит. — И что же он ответит? — не веря моим словам, с иронией спросил Бобов. — А вот что он ответит, примерно: «Купил!» «У кого?» — спросишь ты у него. Он тебе ответит: «У неизвестного человека». Ну, в худшем случае, скажет: «Нашёл». Может, ещё что-нибудь хитроумное придумает. — Хорошо. Согласен, — неожиданно согласился Бобов, и в его глазах блеснули лукавые огоньки. — А найденные в нише вещи? Вещи-то он оставил в нише, а платье забрал! Тут уже мне пришлось по-настоящему удивляться. — Ты, Николай, совсем залез в чащу леса и вряд ли скоро вылезешь оттуда. Ну, сам подумай, как ты привяжешь или прилепишь эти вещи, что в нише, к Лопатину? У тебя что, есть отпечатки его пальцев, оставленные в мастерской или на вещах, или другие улики, или задержали его в нише с вещами? Свидетели, которые видели его, как он прятал в нишу вещи? Ничего этого у нас нет, дорогой мой опер. — Тогда произведём обыск у него, — недолго думая, предложил Николай, и довольная улыбка снова расцвела на его лице. — Тут я с тобой, пожалуй, соглашусь. Предложение стоящее. Конкретно, что будем искать? — Как что, второе платье. Может, ещё что-то обнаружим, — непринуждённо, свободно проговорил Бобов. — Хорошо было бы, если обнаружим второе платье. Наш скудный багаж доказательств пополнится, весомее станет. Ну что ж, обыск так обыск! * * * Наш город, Красный Сулин, образован из нескольких посёлков: Сулин, Казачий, Горняцкий, Социалистический, Раково, Болонок, Скелеватский, Татарский, Юкрин Кут. Частное домовладение Лопатиных располагалось в посёлке Юркин Кут по улице Татищева, рядом с речкой Малая Гнилуша. Улица своё начало берёт, как видно из номеров домовладений, от крутого поворота речки и тянется вдоль берега речки. Речка на этом месте имеет приличную ширину, и, по всей видимости, можно предполагать, что и глубина её приличная. Во многих местах вдоль берега реки пристроены деревянные мостики для прыжка в воду, а может быть, для стирки и полоскания белья. Место, я бы сказал, красивое и уютное. Наш объект проверки располагался под первым номером и почти что рядом с речкой. Двор отгорожен деревянными досками, а ворота и калитка сделаны из железных листов. Мы подошли к воротам двора. Бобов постучал кулаком о металлическую калитку. На стук из кирпичного дома, расположенного внутри двора, вышел крепкий молодой мужчина среднего роста. Плотного телосложения, возраста примерно лет тридцати. Лицо загорелое, мужественное, волосы тёмные, коротко стриженые, глаза под цвет волос, крупные, проницательные. Увидев приличную делегацию — мы пригласили заранее понятых, он прямо впился в нас своими тёмными глазами. Хочу заметить, что не заметил тревоги в его глазах, но всё же успел заметить лёгкий испуг. Но лицо его оставалось спокойным, без каких-либо изменений. «Сразу видно, человек с твёрдым, непоколебимым характером!» — мысленно отметил я, следя за ним. — Мы хотели бы видеть хозяина этого домовладения? — крикнул через калитку Бобов. — Хозяина нет! — прозвучал грубоватый голос мужчины. — Где его можно найти? — задал вопрос Бобов, заглядывая через калитку во двор. — Он умер, — прозвучал ответ мужчины. — А Вы кто будете? — последовал вопрос Бобова. — Я его сын. — Лопатин Валерий Леонидович? — спросил я. — Да. Он самый. — В таком случае, — сказал я, — Вы разрешите нам войти в Ваш двор, Валерий Леонидович?