Часть 27 из 29 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Полковник добродушным взглядом посмотрел на меня и предложил:
— Лучше будет, Рудольф Васильевич, если ты сядешь возле меня.
— Хорошо, — сказал я и пересел.
— Слушайте внимательно! — предупредил полковник. Когда шум утих в кабинете, я сказал:
— Ещё в начале расследования, то есть с момента осмотра места происшествия, когда наша служебно-розыскная собака с кинологом Баклановым вышли на след и определили путь следования сторожа Журова, я засомневался в причастности Журова к совершению кражи из мастерской. Если быть честным до конца и не кривить душой, хоть и частично сомневался в причастности сторожа в краже, но версию эту я со счёта не сбрасывал. Прикинув в голове все «за» и «против», я остановился на версии, нужна ли была эта кража ему и каков мотив этого преступления. После долгих раздумий, как говорят, обсосав косточку со всех сторон, я пришёл к выводу, что у Журова не было мотива совершить кражу. Сами подумайте, какой ему был резон, то есть смысл? Хотел бы он украсть, то есть имел бы мотив, похищал бы по одной вещи или по одному метру материи, незаметно. Сегодня, завтра, через неделю. Так? Я твёрдо и чётко отвечу — так. Многие со мной могут не соглашаться. Но это — право каждого. Скажу точнее: иногда заведующая мастерской или какая-та швея забывала на рабочих местах деньги, хоть небольшие, но всё же деньги. Не было случая, чтобы сторож Журов их взял. Это тоже факт, который подтверждает честность сторожа. Есть другой факт. Заболевшему — я в данный момент не говорю, отчего он заболел — сторожу не до кражи было в тот момент. Ему надо было спасаться от боли. Он еле добрался до дома из-за боли в животе. Ему не до вещей было. Я не один год работаю следователем. В моей практике не было такого случая, чтобы сторож, который находился в замкнутом помещении и, кроме того, сторожил это помещение, совершил кражу. Это же самоубийство! Так может поступить только сумасшедший! Так, во время осмотра, рассуждал я. Но, когда Бакланов доложил, что он, случайно упав во время следования по следу Журова, обнаружил под снегом носовой платок, и собака по запаху носового платка повела Бакланова по другому следу, который был засыпан снегом, довела его до ниши, где был спрятан узел с вещами. Тогда я исключил сторожа Журова из своей версии и из числа подозреваемого.
Второй момент. После того как умер сторож Журов, я случайно узнал о смерти сторожа Лупова после первой кражи из этой же мастерской. Точно при таких обстоятельствах, то есть сторож Лупов, будучи в сильной степени опьянения, почувствовав резкую боль в животе, бросает мастерскую в открытом положении и уходит домой. Спасать свою жизнь. Мастерская совершенно открытая. Заходи, бери. Никаких препятствий. Однако совершается кража из этой мастерской. Лупов дома, не дожив до утра, умирает. Лупову тоже не до кражи было. Он сам еле добрался домой, не то что нести на себе тяжёлый узел с вещами. В обоих случаях вещей у сторожей в их домовладениях не обнаружили.
Хочу заострить ваше внимание на одном интересном моменте: в обоих случаях мастерская открытая. Сторожей нет. Мог, воспользовавшись моментом, совершить кражу любой человек. Так ведь?
— Да, — раздались голоса в кабинете.
— Имейте в виду, что эти факты очень важны в этом деле. Вначале смысл этих фактов мне не был понятен.
Так вот, я, сопоставив, то есть, проанализировав эти два события, понял, что эти две смерти и эти две кражи не случайные, а закономерные, хорошо продуманные и тщательно запланированные. Это меня насторожило. У меня в голове неожиданно возникла мысль, почему оба сторожа заболели во время дежурства и почему болели у них именно животы? Почему впоследствии от боли оба умерли? Я много думал об этом. Всякие версии выдвигал. И во время размышлений неожиданно возникла интересная мысль. Я подумал, не были ли сторожа отравлены, чтобы дать возможность кому-то совершить кражи и заодно избавиться от свидетелей? Эта мысль далась мне очень тяжело. Вы можете спросить, почему?
— Действительно, почему? — откликнулся опер Макаров. — Сами подумайте, если эти два преступления совершали разные люди, то моя версия распадалась. Снова возникает вопрос: «Почему?» Ответ прост. Не могли же разные люди, разной интеллектуальности, думать одновременно одинаково. Взвесив все «за и «против», я остановился на том, что кражи совершило одно и то же лицо. Подтвердить мою догадку, мою версию мешало одно обстоятельство. — Не успел произнести слово, раздался снова голос Макарова: — Какое обстоятельство, Рудольф Васильевич? — Я вскинул свой взор на Макарова и сказал:
— Не было проведено судебно-медицинское исследование по сторожу Лупову по первой краже. Осталась невыясненной причина смерти его. Проведённая мною судебномедицинская экспертиза по сторожу Журову подтвердила мою догадку, что сторож Журов умер от отравления.
После моей последней фразы, в кабинете поднялся шум, галдёж, и все наперебой заговорили. Неожиданно среди шума послышался громкий голос Бобова:
— Каким образом преступник мог их отравить? Ведь ты сам, Рудольф Васильевич, знаешь, и я убедился во время осмотра мастерской, что внутри мастерской посторонних лиц, кроме сторожа, не было. Это подтверждается тем, что стекло вынуто с внутренней стороны окна, то есть изнутри мастерской. И следы, оставленные на снегу, одни, только уходящие от окна. А к окну следов нет. Отпечатки пальцев на стекле тоже только журовские. Других отпечатков на стекле нет. У тебя, Рудольф Васильевич, есть ответ на мой вопрос?
— Да, есть. Я, Николай Никифорович, ожидал от тебя такого вопроса. Очень важный вопрос. Хочу заметить, тебе ли подобный вопрос задавать мне. Ты сам должен был догадаться, когда я тебя посылал к Луповым искать бутылку с жидкостью. Ты что тогда ответил? Помнишь или забыл? Вот я помню. Ты сказал: «Это пустая трата времени, и зря только ноги бить!» Вот Иванченко, молодец. Моё задание выполнил добросовестно. Изъял бутылку с жидкостью. Данная бутылка подтвердила, к твоему сведению, Николай Никифорович, что в помещении мастерской сторож Журов был не один. То, что на снегу не было следов обуви, подходящих к окну мастерской, это вина природы.
К твоему вопросу, Николай Никифорович, я ещё приплюсовал бы один вопрос — каким ядом или веществом были отравлены сторожа? Я знаю, что ты осведомлён по второму вопросу, но присутствующие тут не знают, и я должен рассказать всем. Эти два вопроса неразделимы друг с другом.
Ты задал мне очень трудный и больной вопрос. Эти два вопроса тяжело и долго мучили меня. Не давали покоя ни днём, ни ночью. Несколько успокоился только тогда, когда получил от судмедэксперта заключение по сторожу Журова. Из заключения судебно-медицинской экспертизы я узнал, что смерть Журова наступила из-за множественных ожогов желудочно-кишечного тракта и других органов пищеварения. Они получены от соприкосновения с раствором гидроксида натрия. Техническое название данного раствора — «каустик». Из справки, полученной из лаборатории металлургического завода, следует, что раствор гидроксида натрия очень едкий, «Едкий натр», разъедает кожу, ткани тела и так далее. На заводе используют его для обезжиривания металлических изделий и тому подобного. Доступ, можно сказать, свободный. Любой рабочий может украсть бутылку-другую для бытовых нужд. Многие используют его для чистки раковин, унитазов, канализационных труб…
Установив, каким раствором был отравлен Журов, я послал участкового Иванченко к Журовым домой, чтобы он нашёл и изъял у них бутылку с «каустиком». Я был уверен, что Журов в ту ночь, уходя домой, забрал бутылку, потому что при осмотре мы не нашли в мастерской никаких бутылок: ни полной, ни пустой, ни даже от спиртного. Хотя спиртное в организме Журова обнаружено. Удача не подвела нас. Иванченко, всё-таки нашёл бутылку. После, как нашли бутылку, я допросил жену Журова. Она подтвердила, что в ту ночь муж пришёл домой пьяный и жаловался на боли в животе. Когда она раздевала мужа, в кармане его куртки обнаружила бутылку с какой-то жидкостью. Она сначала хотела выбросить бутылку, но понюхав, определила, что это не спиртное, и оставила.
Лабораторное исследование содержимого бутылки показало, что в бутылке находился раствор гидроксида натрия.
— Рудольф Васильевич, скажи, ты установил, каким образом бутылка с каустиком оказалась у сторожа Журова в замкнутой мастерской? — задал вопрос опер Дмитричен-ко, опережая других, стремившихся задать тоже вопросы.
— Я уже говорил выше, что данный вопрос тоже долго мучил меня. Были у меня разные думки, версии. Например, в свободное до работы время Журов сходил на завод, набрал жидкости в бутылку для бытовых нужд. Пришёл с ней на работу. Но забирать домой после работы забывал. Другой вариант — по просьбе Журова, кто-то из рабочих завода принёс эту жидкость. Журов отдежуривал, а, уходя домой, также забывал забирать бутылку. Эта бутылка простояла в мастерской до следующего дежурства. Так могло продолжаться до Нового года. А тут подвернулся случай, и при уходе домой забрал бутылку. Так ли было на самом деле? Журова нет. Спросить не у кого. Думок много, а ответа нет.
— Вы всё же установили, каким же образом бутылка с жидкостью оказалась у сторожа Журова? — нетерпеливо, настойчиво требовал ответа Дмитриченко.
— Вовремя обыска в домовладении Лопатина, в пристройке, сделанной под мастерскую, моё внимание привлекли две бутылки, стоящие на полке. На бумажной этикетке надпись: вино «Агдам». Не знаю, почему я так засмотрелся на них, и тут как будто током ударили меня. Внезапно меня охватило сильное волнение, и оно заструилось по всему телу, и моментально кровь ударила в голову. Стараясь скрыть волнение от присутствующих, я присел на табуретку, стоящую возле столярного станка, и сделал вид, что готовлюсь писать протокол. Немного успокоившись, я попросил Лопатина подать одну бутылку мне. Когда Лопатин подал мне бутылку, я открыл пробку. Понюхал. Вином не пахло. Я спросил у хозяина, что в бутылке. Он ответил: «Жидкое мыло». Неожиданно перед моими глазами возник образ участкового Иванченко с такой же бутылкой, вино «Агдам», изъятой в доме Журовых и принесённой ко мне в кабинет. Что было в той бутылке, вы уже знаете.
Я, как только понюхал, тут же понял, что он врёт. Ничего не сказав ему, я попросил его завернуть бутылку в газету. Он свернул её в газету и подал мне. Когда я взял бутылку, громко, чтобы все слышали, сказал, что изымаю её для определения состава жидкости. К вашему сведению сообщу, что я бутылку изъял не только для определения состава жидкости, я уже знал, какая жидкость в ней находится — там был едкий натр, а для снятия ещё отпечатков пальцев Лопатина. После того, как в лаборатории определили, что в бутылке раствор гидроксида натрия, я уже стал догадываться, что Лопатин — главный фигурант моего дела.
Надо отдать должное Валентине Петровне, нашему эксперту-криминалисту. Если бы не её своевременная, активная, старательная помощь мне, то я ещё долго мучился, терзался бы над вопросом: как этот раствор попал в мастерскую и оказался у Журова?
— Скажи, Рудольф Васильевич, ты не ответил на вопрос Дмитриченко, как же этот раствор всё же попал в мастерскую? — выкрикнул Бобов, опережая других.
— Тут я должен сделать небольшой экскурс назад, на несколько месяцев. Как я уже выше сказал, сторож Лу-пов, будучи в нетрезвом состоянии, тоже жаловался на боли в животе. По этой причине он тоже бросил среди ночи открытую мастерскую и ушёл домой. Как вы все уже знаете, он умер, не дожив до утра. Вскрытие трупа Лупова не производилось.
— Почему? — прозвучал одинокий голос оперативного работника Макарова.
Я направил свой взгляд на Макарова и сказал:
— Мне это неизвестно, Иван Григорьевич. Мои следователи по первой краже в расследовании не участвовали. Так вот, я анализировал все факты и пришёл к выводу, что причина смерти Лупова та же, что и у Журова.
Отравление раствором натрия. К сожалению, обнаружить и изъять бутылку в доме Луповых не удалось. Слишком много времени прошло. Все ненужные бутылки вдова Лу-пова сдала в магазин. Может, вовсе во время осмотра места происшествия по первой краже не обратили внимания на бутылку. Чтобы подтвердить моё предположение, необходимо произвести эксгумацию трупа. Только тогда узнаем истинную причину смерти Лупова. Исследовав отпечатки пальцев, обнаруженных на двух бутылках с раствором натрия: одна, изъятая в доме Журовых, вторая — в мастерской Лопатина, — Валентина Петровна установила и сделала заключение, что обнаруженные на этих двух бутылках отпечатки пальцев идентичны, и они принадлежат одному человеку — Лопатину.
В кабинете на какое-то время установилась гробовая тишина. Все взоры присутствующих были обращены на меня. Неожиданно тишину нарушил голос:
— Отлично, Рудольф Васильевич! — возбуждённо воскликнул опер Дмитриченко. — Прекрасная работа! — продолжал восхвалять меня он. — Теперь всё понятно и ясно. Но остался вопрос — ты не сказал главное. Как попал этот раствор в мастерскую?
— Получив такой важный, убийственный козырь, — продолжил я, — я уже не сомневался и абсолютно был уверен, что Лопатин не устоит перед фактом, расколется. Я смело приступил к допросу Лопатина, но не тут-то было. Лопатин продолжал отрицать. Не раскололся! Я ещё раз убедился, что добиться признания от Лопатина будет нелегко. Я понимал его. Он тоже прекрасно понимал меня, что одни отпечатки, обнаруженные на бутылках, это ещё не доказательство его вины в смертях двух сторожей и кражах из мастерской.
— Простите, Рудольф Васильевич, — выкрикнул неунывающий Бобов, — разве отпечатки пальцев Лопатина, обнаруженные на изъятых бутылках, недостаточны для его разоблачения?
— Эти отпечатки пальцев, обнаруженные на бутылках, являются только косвенными доказательствами. Нужны прямые доказательства к этим косвенным доказательствам. Прямое доказательство — это признание Лопатина в совершении кражи. Добиваясь этого, я положил перед ним заключение дактилоскопической экспертизы. Лопатин, как обычно в своей манере, не спеша, как будто это его не касается, небрежно полистал его, почти не читая. После оттолкнул заключение от себя в мою сторону. Да, удивительное самообладание было у Лопатина. Сидел передо мной, как будто не живой человек, а бюст из мрамора. Простите, я даже зауважал его. Были у меня разные преступники: убийцы, рецидивисты… — но до Лопатина им было далеко.
«Не будьте так самоуверенны, — сказал я, когда Лопатин оттолкнул от себя заключение экспертизы. — Я всё же попросил бы Вас почитать заключение. Это всё-таки в Ваших интересах. Как прочтёте его, Вы, возможно перестанете играть в невинность или непонимание, начнёте говорить серьёзно». На этот раз моё настоятельное требование, видимо, подействовало на него. Он взял заключение и основательно взялся за чтение. Прочитал полностью заключение. Кончив читать, снова отодвинул его от себя и направил на меня свои непроницаемые глаза. Но при этом лицо его тоже оставалось невозмутимым, твёрдым и спокойным.
Я тоже уставил свой взгляд на него, и, как мне показалось, в глубине его черных глаз появился живой интерес к заключению. Я тогда решил воспользоваться этим моментом и задал ему вопрос:
— Ну, что скажете по поводу заключения экспертизы? Интересно ведь, правда?
И вдруг нежданно подал голос Лопатин. Я даже от неожиданности слегка вздрогнул и чуточку замешкался.
— Что Вы хотели услышать от меня?
После его вопроса, произнесённого добродушным голосом, у меня даже закралась в душу надежда. «Наконец-то, лёд тронулся!»
— Я хотел бы услышать от Вас ответ на такой вопрос — каким образом у сторожа Журова оказалась бутылка с «каустиком» и с Вашими отпечатками пальцев на бутылке?
Ответ Лопатина прозвучал мгновенно и чётко, без попытки сфальшивить.
— На этот вопрос несложно ответить. Если бы Вы раньше спросили меня, без этой экспертизы, я бы ответил, как нужно.
«Хитришь, Лопатин, хитришь! Если бы не заключение, вряд ли ты признался бы», — отметил я про себя, а вслух сказал:
— Задать раньше вышеуказанный вопросу меня времени не было. — Я тоже схитрил. — Теперь вот пришло время, и я жду Вашего ответа.
Вопреки моим ожиданиям, что он сейчас начнёт плести что-нибудь такое, Лопатин спокойно, не спеша, начал:
— Задолго до Нового года Журов встретил меня возле заводоуправления и попросил достать ему «каустик», якобы для чистки канализации в доме. Я ответил положительно. Где-то перед Новым годом я отдал Журову бутылку с «каустиком».
— Скажите, Лопатин, Вы можете назвать конкретную дату передачи бутылки Журову?
— Дату конкретную не помню, но примерно задень или за два до Нового года. Если Вы спросите время, то это было под вечер, когда Журов пришёл на работу.
— Отлично, Лопатин! Тогда ещё один попутный вопрос: скажите, Вы что, были знакомы с Журовым?
Лопатин не сразу ответил на мой вопрос. Он прямо и открыто посмотрел на меня. Видимо, что-то прикидывал в голове. Придя к какому-то выводу, он только тогда подал голос:
— Ответ мой имеет какое-либо значение для Вас?
— Вы сначала ответьте на мой вопрос. А какое значение будет иметь Ваш ответ для меня, решу после ответа. Договорились? — спокойно, без каких-либо интонаций, ответил я.
— Договорились, — спокойно согласился Лопатин и даже сочувственно улыбнулся. — Я обманывать Вас не собираюсь, и обман в данный момент, я считаю, ни к чему. Вы ведь всё равно будете проверять, и поэтому отвечу честно, без лукавства. Да. Знал. Работали вместе на заводе, в мартеновском цехе. Потому я не мог отказать ему в его просьбе. Вы удовлетворены, Рудольф Васильевич, моим ответом? Ещё какие будут ко мне вопросы?
— Есть, конечно. Не один, а много.
— Не обещаю, смогу ли удовлетворить, — неожиданно проговорил Лопатин.
— А Вы постарайтесь. Это же в Ваших интересах. Вот Вы для чего затеяли игру с цыганами, думали, что мы не найдём их и недокажем Вашу вину в краже? А получилось наоборот. Ваша надежда не оправдалась. Цыгане отказались и тем самым подтвердили, что кражу совершили Вы. Жду ответа, Лопатин?
— На будущее Вы преподали мне урок.
— Это весь Ваш ответ?
— А что ещё хотите услышать от меня?
— Откуда взялись у Вас платья?
Вопрос мой остался без ответа.
— Выходит, что ты карточку на Лопатина, на раскрытие преступления выставил без достаточных оснований? — неожиданно прозвучал голос полковника. — Пока в твоём рассказе я не вижу, чтобы Лопатин признался в совершении кражи. Он ведь не признался, так?
— Карточка, товарищ полковник, выставлена правильно, обоснованно и законно, — чётко и твёрдо ответил я. — Я ведь ещё не закончил до конца своё повествование. Самое интересное впереди.
— Хорошо. Тогда послушаем дальше, — последовало указание полковника.
— Признание Лопатина в том, что он хорошо знал Журова, и, тем более, что они работали вместе, в одном цехе и канавными, натолкнуло меня на интереснейшую мысль. Стал размышлять я, если Лопатин работал вместе с Журовым на заводе и знал его хорошо, его привычки, склонности, а именно то, что Журов — заядлый выпивоха, к тому же, «на халяву», то мог решить воспользоваться слабостью Журова к спиртному и совершить кражу из мастерской.
— Каким образом Лопатин спаивал бы Журова, если последний находился в запертом помещении? — спросил нетерпеливо Дмитриенко.
— Вопрос, Джек Фёдорович, очень правильный и очень интересный. Между прочим, я ожидал такого вопроса от присутствующих. А ну-ка, вспомните, что ответил Лопатин, когда я ему задал вопрос, какого числа он отдал бутылку с «каустиком» Журову. Вспомнили?