— Конечно. Я ведь не стажёр в таких делах. Сделаю всё, как надо! — Хорошо! Мы с Валентиной Петровной будем ждать заведующую. * * * Мороз усилился. Перестал идти снег. От холода у меня стали мёрзнуть ноги, и волей-неволей я стал слегка пританцовывать. Не послушал жену. Она ведь предлагала обуть сапоги. Как бы пригодились сейчас тёплые сапоги! Я мельком взглянул на Глухову, чтобы узнать, как она себя чувствует. Мороз, по-видимому, тоже начал доставать и её. Ноги не стоят на месте. Постепенно начинают выбивать чечётку. Чтобы как-то нарушить образовавшуюся немую обстановку, слегка дрожащим от холода голосом я произнёс: — Музыки вроде бы возле нас нету, а ноги почему-то выбивают чечётку. Ты не замечаешь, Валентина Петровна? Валентина Петровна как будто не услышала моего голоса, и не последовало никакого ответа. Я изумлённо уставился на неё. Только через определённый промежуток времени послышался её дрожащий от холода голос: — Что-то долго нет заведующей. Пора бы уже появиться! «Вот о чём она беспокоится», — мысленно отметил я и, чтобы поддержать разговор, тут же откликнулся: — Может, дома её нет. Хотя слова мои не очень чётко произносились, холод давал знать, но я всё же решил продолжить разговор: — Не забывай, Валентина Петровна, как-никак наступал Новый год. Хорошо, вероятно, встретили его. Погуляли от души! Или могла уйти в гости встречать праздник и не вернулась домой. Осталась ночевать у друзей, а может, у родственников. Может, всё может быть! Ты разве не допускаешь такой вариант? — Вполне допускаю, — слегка оживившись, глухим голосом проговорила Глухова. — Вот-вот, — подхватил я разговор. — А сегодня тем более красное число в календаре. Люди отдыхают после встречи праздника. Некоторые, вероятно, уже продолжают отмечать праздник, повторно. По этой причине, видимо, мастерская тоже будет на выходном. Картина, конечно, не радужная. — Нам-то, Рудольф Васильевич, от того, что заведующая где-то ночует или повторно начала отмечать праздник, не становится теплее, а наоборот. Холод, как назло, всё глубже и глубже, сильнее и сильнее проникает в моё тело. Скоро превращусь в ледовую бабу. Нужна будет тебе такая ледовая баба-криминалист? Ты как, мороз тебя не одолевает? — Ещё как одолевает, Валентина Петровна! Думаешь, я соткан из другого теста? Видишь, ноги разогреваю. Пританцовываю. Учусь танцевать. А так ведь некогда учиться танцевать. Когда ногами двигаешь, кажется, не так мёрзнут они. Сам тоже слегка греешься. Когда собирался, не думал, что так холодно на улице. Жена моя предлагала обуть сапоги, но я отказался. Теперь чего жалеть, теперь надо терпеть. На будущее будет наука! — Что-то долго нет кинолога Бакланова со своей собакой, — неожиданно перевела разговор на другую тему Глухова. В голосе сильнее чувствовалась дрожь от холода. — А может, они уже и преступника задержали и ведут сюда, как ты думаешь? — продолжая разговаривать, начала фантазировать Валентина Петровна. — Вот было бы здорово и красиво, не так ли? Вообще, может быть такое в самом деле, Рудольф Васильевич? Ты вот давно работаешь следователем, огромный опыт имеешь, разные случаи, разные истории были, наверняка, в твоей многолетней работе. Были или нет, скажи? — И Глухова свои вопрошающие глаза уставила на меня. Я изумлённо и заинтересованно посмотрел на Валентину Петровну. «К чему это она клонит? От нечего делать или серьёзно?» — Слушай, Валентина Петровна, что это тебя неожиданно потянуло на фантазию? Интерес появился или просто так, чтобы время коротать? Хорошо. Ну, предположим. Что из того? — Скажи, может, всё же такое быть? Допустим или предположим, как в нашем случае: пока мы с тобой тут торчим, ожидая заведующую, которая никак не появляется, замерзаем от холода, а Бакланов со своей Ладой напали на след преступника. Преследовали его, в конечном итоге, задержали. И, ко всеобщему удивлению, ведут его сюда, к нам. При этом преступник несёт на себе украденные вещи из мастерской, на радость нам всем. Такое чудо возможно? — Говоря это, Валентина Петровна не сводила с меня своих пытливых глаз, в которых, как я заметил, играло озорное любопытство. — Ну ты, Валентина Петровна, выдумщица просто, невероятная фантазёрка! Надо же такое выдумать! Как такое могло прийти тебе в голову, а? А впрочем… — Я сделал небольшую паузу. — Подобное чудо, но не совсем такое, что ты тут нафантазировала, но очень забавная история произошла в моей практике прошлым летом. Что самое интересное — эта история произошла при моём непосредственном участии. Ты не поверишь! — Рудольф Васильевич, ты это серьёзно? — вдруг воскликнула Валентина Петровна, и изумлённые её глаза моментально устремились на меня. — Решил, как обычно, подшутить надо мной, замерзающей женщиной, или в действительности был, как ты сказал, забавный случай? Ну ка, признавайся? Не выворачивай мою замёрзшую душу, давай, рассказывай! Ты меня заинтриговал, теперь сгораю от любопытства. Ты же знаешь, как я люблю слушать интересные, приключенческие истории! Пока ты не расскажешь эту историю, я не отстану от тебя. Понял? Я многозначительно и с сосредоточенным видом посмотрел на неё и серьёзным тоном сказал: — Ну, хорошо. Разве могу я отказать в просьбе такой милой, красивой женщине? — Я сделал небольшую паузу, как бы раздумывая. — Только вот не знаю, как быть? Вдруг Валентина Петровна всерьёз забеспокоилась. Заинтересованные глаза её забегали по моему замёрзшему лицу. — Рудольф Васильевич, а что, возникла какая-то проблема? — хитро заглядывая уже в упор мне в глаза, поспешила спросить. — Как тебе сказать? — сделав на своём замёрзшем лице глубоко таинственный и интригующий вид, проговорил я. — Для изложения подобной истории положение, в котором мы сейчас находимся, не совсем удачное, а скорее всего — неуютное. Точнее если выразиться — неподходящее! На улице холодно, и к тому же мы уже с тобой доходим до критического состояния от холода. У меня язык-то не очень проворным стал, и ноги уже почти окоченели. Вижу, и ты, Валентина Петровна, не в лучшем состоянии находишься, не так ли? Удовольствия никакого не получишь, и рассказ покажется серым, унылым и неинтересным. Подумай об этом. Стоит ли начинать? — Ты, конечно, прав, Рудольф Васильевич, что обстановка, я скажу, не совсем удачная и, как ты выразился, неподходящая. Это верно! Какая незадача, а? Как жаль! Рудольф Васильевич, — вдруг торопливо заговорила Валентина Петровна, — а что, если, пока нет хозяйки данного заведения и ещё неизвестно, сколько времени нам придётся её ждать, пойти в кафе, а? Как я успела заметить, к нашему счастью, кафе открыто. Уже есть там посетители, по-видимому, рабочие завода. Попьём чаю или кофе. Заодно согреемся, а ты будешь рассказывать свою загадочную историю. Я, как прилежная ученица, во все уши буду слушать и, наслаждаясь, буду летать в облаках! Как моё предложение? — При этом весь её замёрзший вид превратился в один вопросительный знак. Я машинально кивнул головой, соглашаясь. — Отличное предложение, Валентина Петровна! В данный момент то, что нам нужно! Как же ты раньше не предложила? Рядом наше спасение, а мы тут замерзаем. Давай, вперёд! — Мы зашли в кафе. Сели за столик, расположенный ближе к окну с видом на мастерскую, и заказали кофе. Я попросил для себя очень горячий. Кроме нас в зале было ещё трое посетителей. Тёплый зал, горячий кофе сделали своё дело. Охвативший всё моё тело холод, постепенно, хотя не очень охотно, стал покидать его, и по всему телу поползло приятное тепло. От тепла меня тут же потянуло в сон. — Ну как, Рудольф Васильевич, согрелся? — неожиданно, как в тумане, прозвучал голос Валентины Петровны. — Не пора ли начинать рассказ? — Я полусонными глазами посмотрел на неё. Глаза Валентины Петровны сверлили меня, требуя ответа. — Согрелся, ещё как! Как будто и не было мороза, — ответил я, постепенно приходя в себя. — Раз обещал, я готов начинать рассказ. — А я готова слушать, — опережая меня, высказала Валентина Петровна. — Тогда слушай… …Отмечали в самый разгар лета и в прекрасную погоду замечательный праздник наших славных металлургов — День металлурга. Виновником праздника был брат моей жены, Виктор, который на протяжении многих лет, можно сказать, как только отслужил в армии, работает металлургом на нашем металлургическом заводе. Что удивительно, работая металлургом, он металл впоследствии превращает в порошок, очень нужный для машиностроения. Но это детали. Предисловие. Суть моего рассказа совсем другого характера. Праздник проходил в ресторане «Встреча». Пробыли мы в ресторане до его закрытия. Один мой знакомый товарищ согласился развезти нас по домам. Мы живём в разных местах. Сначала решили завезти домой Виктора, так как он живёт в посёлке Казачьем, в своём доме. Время перевалило за полночь, когда мы подъехали к его двору. Ночь была тёплая, я бы добавил, душная, но очень тёмная, хоть глаза выколи. Хотя небо было усыпано звёздами. Подъехали ко двору. Мы: я, моя жена, подруга моей жены Евгения Мальцева — все вышли из машины, чтобы попрощаться с Виктором. Виктор, вместо того чтобы проститься, предъявил нам ультиматум, типа того, что все мы должны зайти к нему во двор и выпить по бокалу шампанского, которое хранится у него в холодильнике. Кто бы отказался от такого предложения? Да никто! Тем более всем хотелось чего-то прохладненького. А тут — охлаждённое шампанское! Всей гурьбой мы двинулись за Виктором к калитке двора. Подходим к калитке и неожиданно в темноте замечаем, примерно в одном метре от неё, сбоку, у самого забора, лежащего на земле человека. Он, правда, не совсем лежал, а полулежал, облокотившись на большой узел. В темноте нельзя было определить, спит он, или лежит, или отдыхает. При нашем появлении никаких движений с его стороны мы не заметили, и поэтому у нас создалось впечатление, что человек спит. Чтобы убедиться, спит он или нет, у нас ни у кого не было фонаря. Тогда я попросил нашего водителя включить фары машины и направить свет на него. При свете фар мы увидели, что человек спит. При виде большого узла с вещами, к тому же у самой калитки двора, у меня инстинктивно, как у профессионала, в голове мелькнула подозрительная мысль: «Не ворованные ли вещи?» Виктор тоже, по-видимому, заподозрив что-то неладное, резко повернулся и, не сказав ни слова, быстро двинулся к калитке. Нажал на ручку двери. Калитка свободно открылась. Мы все удивлённо направили свои взгляды на растерявшегося Виктора. Вдруг Виктор с тревогой в голосе проговорил: — Я ведь перед уходом из дома замыкал калитку! Почему же она оказалась открытой? Ничего не понимаю. — Внезапно Виктор сделал шаг в сторону калитки, решительно вошёл во двор и бегом направился к входной двери дома… Через какое-то время в темноте, со стороны крыльца дома, раздался обрадованный голос Виктора: — Ух-х! Слава Богу, взлома нет, дверь замкнута! — Окна как? Ты окна проверил? — крикнул я в сторону Виктора, который всё ещё находился во дворе дома. — Ой, на радостях, забыл про окна! — прозвучал в темноте голос Виктора. В темноте раздались шаги Виктора. Мы поняли, что Виктор пошёл проверять окна. — Окна целы! — крикнул Виктор, находясь возле окна со стороны улицы. Услышав сообщение Виктора, мы все свободно вздохнули. И возникшее у нас напряжённое состояние стало постепенно падать. Я замолк, чтобы глотнуть кофе, так как в горле у меня пересохло. Не успел сделать нормальный глоток, тут же прозвучал тревожный, требовательный голос Валентина Петровны. — А что дальше было? Это ведь не всё, Рудольф Васильевич? Ну, давай, рассказывай, что дальше было? Я сделал несколько глотков, после поднял глаза на Глухову и с молящим взглядом проговорил: — Валентина Петровна, побойся Бога, дай хоть нормально кофе попить. В горле совсем пересохло, и к тому же кофе застывает. У меня язык не поворачивается. Я не люблю холодный кофе. — Я повернулся в сторону бара, где в это время находилась официантка, и попросил принести мне горячий кофе. Воспользовавшись тем, что я кончил говорить с официанткой, Глухова тут же принялась за своё. — Ты же сделал несколько глотков кофе. Этого разве мало? Давай, дальше, дальше, рассказывай! — с явным упорством требовала Валентина Петровна, не спуская своего требовательного взгляда с меня. Через некоторое время официантка принесла кофе. Я сделал несколько глотков и хотел, было, раскрыть рот, чтобы продолжить рассказ, но в этот момент через окно я заметил выходящую из машины заведующую мастерской и с ней посланного за ней Дёмкина. — Продолжение рассказа, к сожалению, Валентина Петровна, откладывается на неопределённое время по не зависящей от меня, но всем нам известной причине. Глаза Валентины Петровны неожиданно округлились, как у окуня, и она сострочила, как из пулемёта: — Какая ещё причина, Рудольф Васильевич? Что ты имеешь в виду? Ничего же не мешает. Ты нормально замочил горло… — Валентина Петровна, — сказал я, не дав ей дальше продолжить говорить, — ты, не забыла, где находишься? Зачем мы тут, и что нам надо делать? Очнись! Пора делом заниматься! — и я показал рукой в сторону мастерской. — И это всё? — только и выдавила она, явно расстроенная, направив свой взгляд в сторону мастерской. — Пока, да. Видишь, привезли заведующую, надо идти, — сказал я, поднимаясь из-за стола. — Рудольф, продолжение истории можно на ходу изложить в двух-трёх словах, а? — умоляюще заглядывая мне в глаза, проговорила Валентина Петровна, направляясь со мной к выходу из кафе. — К сожалению, уважаемая Валентина Петровна, в двух-трёх словах не получится. Прости. Во-первых, эта история длинная, и нужна подобающая обстановка; а во-вторых, я не успею произнести несколько слов, как мы окажемся возле мастерской. Это ничего не даст. Только сильнее расстроишься. Не забывай, по какой причине мы тут находимся. Сейчас работа важнее, чем всё остальное. Мы должны не только произвести осмотр, но и постараться установить виновника ночного происшествия. А это, товарищ эксперт, требует огромных физических, умственных, творческих усилий. Все силы, знания, умы мы сейчас должны направить в одном направлении: установление преступника и его задержание. Усекла? — Усекла, усекла, товарищ следователь! Будем стараться!