У Бесс на глазах выступили слезы. Она промокнула уголки глаз скомканной салфеткой. Я сходила к бару за следующей бутылкой. – Знаешь, я ведь впервые куда-то одна поехала со времен Лизарда, – пробормотала она. – Пыталась выходить с друзьями, как ни в чем не бывало, но дальше садовой дорожки шагнуть не получалось. Они махнули на меня рукой. – А они знали, что случилось? – Кое-кто знал, что меня изнасиловали, я им не говорила только, что это то самое дело Балкомба. По-моему, одна подружка догадалась: все расспрашивала, в каком суде дело слушалось. Ты же знаешь, скандал вышел громкий, к тому же время совпадало, так что не обязательно быть Шерлоком. Если бы я призналась, что в Корнуолле, она бы тут же меня раскусила. А может, и не догадалась, просто хотела поддержать, а у меня паранойя. Если честно, лучше бы я никому не говорила. А вот к тебе приехать вышло легко. Как будто… Лицо Бесс просияло и тут же снова омрачилось. – Да нет, это смешно. – Говори! – С тобой чувствуешь себя в безопасности. Бесс смотрела в стол перед собой, но я знала, что она говорит искренне. – С тобой кажется, что ничего плохого не случится, – продолжала она. – Знаю, глупо. Хотя… В конце концов, ты меня и спасла. Я промолчала, потому что как раз подошел бармен и подлил нам вина. – Надо было сделать больше. Надо было поехать с тобой. – Ты очень добрая, но это бы ни к чему не привело. Ты бы проторчала под дверью камеры. – Какой еще камеры? Они не повезли тебя в больницу? – У них там в полиции есть специальное помещение, в основном там допросы вели… – Бесс пожала плечами, как бы признавая, что все было ужасно. – Зато мне удалось побыть одной, пока не приехала доктор. – Ох, бедная. Тут и одного осмотра хватило бы, без камеры. – Да, мрачное дело. – Она поменяла местами скрещенные ноги. – Всю мою одежду забрали, мне выдали какие-то тренировочные штаны, а трусов у них не нашлось. Они меня обратно на фестиваль отвезли, чтобы вещи собрать – я палатку там так и оставила, только то, что внутри, выгребла. И все это время мне казалось, что на меня пялятся, ведь я без трусов. Бесс отвернулась, пряча слезы, и я поняла, что ради нее солгу и во второй раз. Пусть Джейми хоть десять апелляций подает, я десять раз повторю то, что сказала, лишь бы его не выпустили. Мы допивали в неловком молчании, как всегда после откровенности. Я проследила за взглядом Бесс, устремленным на пустой бильярдный стол, и лед снова был сломан. – Ты ведь не играешь? – спросила она тоном, которым интересуются, нет ли у тебя случайно прав на управление вертолетом или телефона премьер-министра. Я ухмыльнулась. – Да я тебя в порошок сотру. Бесс разменяла купюру в баре и поставила стопку двадцатипенсовиков на бортик стола, один подбросила вверх. – Выбирай, орел или решка? – Орел! – А тут решка! Она разбила треугольник, цветные шары разбежались по сукну. Бесс была ниже ростом, ей приходилось вставать на цыпочки, чтобы сделать удар, для которого я могла просто наклониться. Она обегала вокруг стола, оценивая ситуацию с каждого угла. – И где ты теперь обитаешь? – спросила Бесс, как будто при встрече со старой знакомой. – В Клэпхем-Коммон. – Красный шар от моего удара закатился в дальнюю лузу. – У нас маленькая квартирка на верхнем этаже. – А я обратно к родителям перебралась. Ненадолго, пока что не могу жить одна. – Вы ладите? Я любила папу, но снова жить с ним под одной крышей – нет уж, увольте. – Да вроде ничего. Выбора у меня все равно нет, с работы я уволилась, так что снимать квартиру не потяну. Хоть что-то в ее жизни осталось по-прежнему или все рухнуло? – А чем ты занималась? – Ну, особо карьеру не строила. Интересно, что скользнуло во взгляде, которым она окинула мою офисную униформу, – восхищение или жалость? – После колледжа поработала немного в Европе няней. До поездки в Корнуолл работала в баре, хотела понять, что буду делать, когда вырасту. – Бесс грустно улыбнулась. – Потом попыталась вернуться, но не смогла. Вечно людей полно, нужно пробираться сквозь толпу… Обычно об этом не думаешь, но ведь мужчины куда больше нас, иначе сложены, да и намного сильнее. Я отставила кий в сторону, готовясь ее обнять. – Ох, Бесс, как мне жаль. – Да ладно, ты тут ни при чем. – Она пожала плечами. Мы обе знали, каково ей на самом деле, тем не менее Бесс взяла себя в руки. – А ты все с тем же парнем, что был в Корнуолле? Обстановка чуть разрядилась, и я сочла возможным вернуться к игре. – Да, с Китом. Вино разлилось по жилам, отчего кий в руке стал чувствовать себя вольготнее. – То есть у вас все серьезно? – Технически, да. – Я прищурила глаз, примериваясь к удару. – Вообще он мой жених, а не просто бойфренд, но я ненавижу это слово, так и вижу какую-нибудь пустоголовую дурочку, которая всем тычет под нос колечко с бриллиантом. – Ты что, Лора! – воскликнула Бесс. – Нельзя стыдиться любви или говорить о ней свысока! Я удивленно посмотрела на нее, передавая кий. – Ты, наверное, никогда бы не подумала, что я о таком мечтаю, потому что я выгляжу иначе, не как все эти девочки-девочки. Но мне правда с детства всего этого хотелось. Мечтать о близости, о материнстве – это не слабость. Бесс растерянно качнула кием. – А со мной такое случилось… Он все у меня отнял. Теперь я как дикобраз. – Она растопырила пальцы, показывая, какими большими и острыми иголками топорщится ее кожа. – Интересно, кому-нибудь удавалось все это забыть? – Я правда надеюсь, что со временем боль утихнет. Весьма слабое утешение. Бесс горько усмехнулась, и тут на ее лице отразилась паника – дали звонок, что бар скоро закрывается и принимают последние заказы. – Ох ты ж черт, уже одиннадцать? Мне за пять минут надо добраться до Ливерпуль-стрит. – Оставайся у нас, – машинально предложила я. В метро было слишком много людей, не поговоришь, вагон опустел, только когда мы добрались до Клэпхем-Коммон. Терпеть не могу эту станцию. Там вместо двух платформ одна узкая посередине, поезда прибывают по глубоким колеям с двух сторон, и нет стены, чтобы опереться в час пик. Ощущение угрозы сгустилось, когда мы с Бесс вышли из последнего поезда и, взявшись за руки, пошли вдоль платформы. В квартире было темно, светилась лишь узкая подсветка вдоль книжной полки – таким образом Кит сообщал мне, что уже лег. – Мило, – сказала Бесс, выглянув с балкона. В полной тишине при тусклом свете я разложила диван. В то время я собирала ароматизированные свечи ручной работы, запах назывался «Кровь розы». Свечи очень дорогие, между прочим, Кит дарил мне их на все праздники – дни рождения, Рождество, День святого Валентина и наши годовщины. Он был так счастлив, что не приходится изобретать идеальный подарок, что даже не смотрел на ценник. К тому же аромат забивал запахи из турецкой закусочной снизу. Я зажгла одну для Бесс: – Только задуй перед тем, как лечь. Не надо будет вставать и выключать свет. Аромат роз наполнил квартиру. Бесс глубоко вздохнула. Кит спал, его дыхание пахло зубной пастой. Я порылась в шкафу – искала для Бесс что-нибудь переодеться, – нащупала старую футболку и бросила ей, она поймала. – Дать тебе зубную щетку? – прошептала я. В шкафчике в ванной с недавних пор хранился запас на похожий случай. Однажды я увидела, что Мак счищает с языка моей щеткой белый налет. – Читаешь мысли! Пока Бесс чистила зубы и переодевалась, я заглянула в сумку, которую она бросила на диване. Почти пустая, только синий кожаный кошелек – она купила новый после Лизарда, – проездной на метро и помятый журнал «Скай». В сетчатом кармане нашлась пара свежих трусиков. Я погасила подсветку и ушла в спальню, оставив гореть свечу с ароматом розы для девушки, которая носила с собой запасные трусы, как мы носим ключи от дома.