– На полигоне они оказались вдвоем… ночью… что они там делали? – А спросить? – Мариша утратила память… и частично – личность, она знает, что любит Айзека, что… Если бы он проявил хоть немного сочувствия… Мои родители умоляли его хоть иногда навещать Маришу, но нет, он заявил, что она сама во всем виновата, что он видеть ее не желает. Марек раздраженно пнул дерево. – Их нашли на этом полигоне… Поступил сигнал о выбросе энергии – неконтролируемом. Вызвали дежурных, и пока пришли… Мариша истекала кровью, а Айзек просто сидел и смотрел. Он ничего не сделал! Ничего, чтобы ей… Она выгорела, понимаешь? Лишилась сил, а он… Дерево укоризненно покачало ветвями. Ему не нравилось, когда его пинали. И вообще люди представлялись дереву излишне эмоциональными созданиями. В конце концов, со всеми случаются неприятности. И молния в ствол попасть может, и медведки корни подгрызут, и трещина в коре пропустит гниль, которая медленно убивает, но разве ж это повод вести себя столь откровенно неподобающим образом? Дерево шелестело. И шелест его почти заглушил тихий голос Марека: – Он отказался давать объяснения, и мы хотели подать в суд. Мои родители не так богаты, чтобы мы могли тратиться на целителей, а ей нужны хорошие целители, но адвокат, которого они наняли, отсоветовал. Он устроил встречу с отцом Айзека и… Жизнь – дерьмо. Я поняла это рано и успела смириться, даже как-то приспособиться, главное, что больше не испытывала иллюзий по поводу того, что мир, меня окружающий, прекрасен и только и ждет, как бы облагодетельствовать. А вот Мареку сложнее. Милый домашний мальчик, вдруг столкнувшийся с чем-то, что находится за пределами его понимания. – Они отказались от суда. Марише оплатили лечение в Королевской клинике, но… – Не помогло? – То, что от нее осталось, это не Мариша. Она сидит и смотрит в окно, только сидит и смотрит… целый день… смотрит, смотрит… Когда дни хорошие, она говорит. Об Айзеке, только об Айзеке. Спрашивает, где он… Мама лжет, что в магазин вышел и скоро вернется. Иногда это помогает, а иногда она помнит, что Айзек ее бросил, и приходит в ярость. Если дни плохие, случаются судороги, и… и когда меня вызвали, она напала на мать. Воткнула заколку ей в горло… Марек выдохнул и закрыл лицо руками. – Говорят, что дальше будет хуже, что ее надо отдать в… отделение для душевнонестабильных, что… она все равно никого не узнает. Деструкция личности… дар ее разрушает. Сил не осталось, он все равно… И Айзек… он хотя бы извиниться мог! Или спросить о ней! Но нет, ему плевать! Из Ирхата вышвырнули, так его устроили сюда. Конечно, с такими родителями… сделали все, чтобы скандала избежать. Только ему тот выброс тоже не прошел даром… Ты не думала, что… уже трое умерли, и вряд ли это случайность. Еще какая неслучайность. Но Мареку об этом знать не положено. – Я много думал… Понимаешь, Айзек ведь тоже деструктор, и дар у него яркий, как и положено – кровь сказалась. И дефект выявить сложно, но убийство в природе деструкторов. Разрушение – часть их натуры. Правила, запреты сдерживают ее, но… если вдруг он тоже безумен? Мариша не способна справиться с приступами ярости, а вот Айзек… Все это звучало на редкость логично, вот только логика эта была мне не по вкусу. И не потому, что Айзек стал вдруг симпатичен, скорее, я в своем взгляде на мир с его нюансами понимала: племянник короля убийцей быть не может. Никак. Нет, Марго, не стоит этим голову забивать. Глава 16 Одежду доставили в пятницу. Я возвращалась с занятий в компании мастера Витгольца, который то ли охранял меня от неведомого супостата, то ли присматривал, чтобы в очередное дерьмо не вляпалась, но довел до двери. А когда я, оную дверь открыв, издала сдавленный писк, решительным рывком отбросил меня к стене. Заглянул. Хмыкнул и поинтересовался: – Чего это вы, Маргарита? Действительно, чего это я… Я, между прочим, комнату в порядке оставляла, без всяких там пакетов, которые громоздились на полу, стояли на кровати и на стол покусились, впрочем, несерьезно, не посмев подвинуть массивные тома учебников. – Не ожидала, знаете ли, – я потерла шею. И от стены отлипла. А что, силенок у мастера изрядно – еще немного, и в госпиталь пришлось бы возвращаться, лечить ушибы и потенциальные трещины в ребрах. Но впредь наука будет: язык надо за зубами держать. – Сами же просили… – Я куртку просила, – я все же в комнату заглянула и повела носом. Пахло… ванилью и шоколадом и еще, кажется, карамелью… в целом кондитерской. – А это что? Я вытащила из ближайшего пакета нечто розовое и воздушное, усыпанное мелкими стразами, которые в тусклом свете сверкали весьма нагло. Мастер хмыкнул и отвернулся. Похоже, рекомое нечто являлось весьма интимной частью гардероба… ага, в том же пакете трусики обнаружились, если так можно назвать пару ниток, тоже стразами украшенных. Я решительно сунула шелковое это великолепие обратно в пакет, а пакет протянула мастеру: – Вернете… – Куда? – А мне откуда знать? Тому товарищу, который покупал. Во втором обнаружились туфли на каблуке-карандаше… ага, и брючки имеются, клетчатые и шерстяные, правда, длиной чуть ниже колена, но все хлеб… Брючки оставим. Свитерок и вовсе неплох, мягонький, даром что ядовито-розового цвета и с бусинками в придачу. Бусинки срежу, а цвет… случалось мне и более ядреные расцветки на?шивать. Главное, тепло. Еще один пакет с бельем… тоже мастеру. – Маргарита! – одернул он. – Не забывайтесь. – Я не забываюсь, я куртку ищу… Пирожные. – Хотите? – я протянула коробку мастеру и на всякий случай уточнила: – А то вдруг отравленные… – Меня вам, значит, не жаль? Я пожала плечами: что-то мнится мне, что опытного мага отравить не так и просто. Хотя… вспоминая папеньку… нет, лучше не вспоминать. Мелисса и та любезно сгинула, поэтому будем есть эклеры с кофейным кремом и радоваться жизни. Куртка тоже нашлась. Коротенькая такая, едва прикрывающая грудь, зато с бахромой и крупными костяными пуговицами. Примерив это великолепие, я вздохнула: гулять в нем можно, например, от общежития до машины, а от машины до ресторана. И то если над тобой зонт держат… – Может, я все-таки сама съезжу, а то как-то… недопоняли мы друг друга. Курточка на груди не сходилась. И вроде бы размер у меня не сказать чтобы выдающийся, но… то ли рассчитана на плоскогрудых, то ли вовсе не положено этакую красоту дизайнерскую застегивать. – Вероятнее всего, – мастер задумчиво жевал пирожное, – произошла банальнейшая накладка. Вы же не думали, что санор Альгер сам пойдет по магазинам… Он отдал поручение секретарю, а та… одежда модная и дорогая… – И нелепая… – пробурчала я. Ладно… старая куртка еще есть, вот и пригодилась. Глядишь, месяцок-другой выдержит, а там как-нибудь да разрешится. – Что вам надо? – Что-нибудь удобное, крепкое и подходящее для здешнего климата, – в здравый смысл мастера я верила куда больше, чем в доброе отношение санора… как там его… И что такое санор? Похоже, надо еще и в учебник социологии заглянуть. – Размер… – У кастеляна. Вам же форму будут выдавать, – мастер вытер пальцы о рукав. – А одежку оставьте… глядишь, и пригодится. Ага… напялю розовый балахон и пойду домогаться Айзека… Тьфу…