–  Черт побери, Кэсси! – воскликнул Уилл, лежа рядом со мной, сжимая мою руку и ожидая, пока выровняется дыхание. Я хотела встать, чтобы быстро принять душ, но он удержал меня и, приподнявшись на локте, повернулся на бок: –  Знаешь что? Это того стоит. –  Что чего стоит? –  Да все это дерьмо прошедшего года, вся эта чушь, вся эта ложь, что держала нас вдали друг от друга. Это того стоит. Несколько недель назад я был черт знает как зол! Я говорил себе: «Больше никаких женщин!» Я не желал никакой любви! Я собирался дать себе долгий-долгий отдых. А сегодня, сейчас… сейчас я чувствую себя так, словно выбрался из какого-то длинного туннеля. Я вижу свет. Я словно заново родился. Как будто во мне снова вспыхнула вера. –  Во мне тоже, – сказала я, нежно целуя его. Уилл потрогал мой браслет: –  Что-то я долго его не видел. –  Я надеваю его только в особых случаях, – ответила я, позволяя Уиллу рассматривать браслет, потому что знала: скрывать мне больше нечего. –  И что это значит? – спросил он. – Ты получаешь такие подвески за добрые дела, или за решение сложных проблем, или за что-то еще? – Он вслух прочитал надписи на подвесках: – Великодушие, Бесстрашие, Доверие… Знаешь, это как в отряде скаутов. –  Ха… Ну да, типа того, – сказала я, выскальзывая из постели. –  А что тебе вручат, если в твою честь будет назван ресторан? –  О чем это ты? – удивилась я. –  Я решил назвать новый ресторан «Кэсси». Вывеску должны доставить завтра… И вот еще что, – добавил он, выуживая из кармана куртки листок бумаги; куртка вместе с остальной одеждой валялась на полу. Уилл показал мне сложенный пополам проект нового меню. На первой странице красовалось слово «Кэсси», отпечатанное прелестным шрифтом. Я задохнулась, утратив дар речи, и по моим щекам поползли слезы. –  Ты это серьезно, Уилл? –  Серьезнее некуда, – сообщил он, целуя меня. –  Я не… Это не… Никогда прежде… –  Кэсси, ты просто скажи «спасибо», и все. А я намерен поблагодарить тебя позже, когда мы вернемся сюда. –  Я так понимаю, ты не хочешь там задерживаться? –  Нет, черт побери! Мы приняли душ по очереди, потому что моя ванная комната была слишком мала для двоих, а уж потом он нежно застегнул на мне платье. Я чувствовала себя на седьмом небе, осмелюсь даже сказать, что ощущала себя любимой. Если бы я могла предположить, что мы вместе в последний раз, я бы никогда не вылезла из этой постели, не вышла бы из квартиры и не позволила бы Уиллу застегивать на мне это прекрасное, это проклятое платье. * * * Особняк, выкрашенный в кремовый цвет, стоял на углу, оштукатуренный. Он приютился в самом сердце Французского квартала. С резными мавританскими потолками и неярко освещенными интерьерами, он был идеальным местом для проведения частных вечеринок или скромных элегантных свадеб. Он выглядел респектабельным, но не выставлял себя напоказ. И тем более необычно было видеть у его входа шумную толпу репортеров. Но пятнадцать миллионов долларов, которые было обещано пожертвовать по меньшей мере восьми местным благотворительным организациям, занимавшимся проблемами женщин и детей, подвергшихся домашнему насилию, или просто голодающих, несчастных, не знающих, как добыть средства к существованию, вызывали истерический интерес. Это была сумма, способная изменить многие жизни. И такой шаг был достоин широкого освещения в средствах массовой информации. С журналистами управлялась Матильда, без труда отвечая на все вопросы. А нам было велено расслабиться, смешаться с толпой и перекусить. Собрание Комитета было назначено на следующий день. Нам предстояло разобраться, сколько денег осталось в сейфах С.Е.К.Р.Е.Т. И тогда же я предполагала официально заявить о своем выходе из общества, сначала, естественно, поблагодарив всех и каждого за свое везение и счастье. Мы с Уиллом проскочили мимо сборища с фото– и кинокамерами в узкое фойе, ведшее к главному обеденному залу. Эта комната была наполнена представителями высшего света Нового Орлеана, включая, к нашему немалому потрясению, и недавно переизбранного окружного прокурора Каррутерса Джонстоуна, вытиравшего вспотевший лоб и приветствовавшего гостей в слишком тесном смокинге. Его пиарщики суетились рядом, следя за тем, какие ему задают вопросы. –  Эй, ты как насчет того, что и он здесь? – спросила я, отводя Уилла подальше от Каррутерса. С тех событий прошел уже почти месяц. Я несколько раз навещала ужасно смущавшуюся Трачину, чтобы полюбоваться чудесной малышкой. Но Уилл продолжал чувствовать себя обманутым дураком. Он все еще таил в себе чувство обиды, однако я надеялась, что он оттает, когда Трачина принесет своего ребенка в кафе, в честь которого девочка получила имя. Глядя на Каррутерса, Уилл сказал: –  Ничего, все в порядке. Вообще-то, мне даже жаль беднягу. Ему пришлось пережить столько скандалов… и в итоге получить младенца. Новость о внебрачной связи Каррутерса просочилась в город слишком поздно, чтобы как-то повлиять на результаты выборов, но зато теперь он пожинал последствия. Конечно же, ему задавали множество вопросов на эту тему, и он отвечал далеко не на все. Его жена тем временем перевозила вещи мужа из их чудесного особняка в Гарден-Дистрикт в миленький коттедж на бульваре Экспозишн, рядом с Одюбон-стрит, где Каррутерс и Трачина могли растить своего ребенка в относительном уединении, пока не утихнет скандал. На приеме была и член городского совета Кэй Ладусер. В прошлом году она возглавляла прием в честь восстановления города и сегодня вела себя как королева, приветствуя гостей и позируя перед фотокамерами, несмотря на то что это был день Матильды. Уилл весьма почтительно поздоровался с ней, зная, что вскоре ему предстоит пережить нашествие последней инспекции по строительству. И если он все это одолеет, единственным, что может задержать открытие ресторана «Кэсси» («Кэсси»!), – это получение лицензии на торговлю спиртным и ленточка перед входом, которую придется перерезать. В прошлом Кэй категорически пресекала все попытки Уилла расширить заведение, твердя, что на Френчмен-стрит и без того слишком много всего понастроено. А потому он решил воспользоваться подвернувшимся шансом и зашел так далеко, что позволил себе сделать комплимент ее прическе и платью, но уж когда он уставился на ее туфли, я ткнула его локтем в бок. На минутку мы остановились поболтать с Дофиной и Марком. Дофина была в ошеломительном платье для коктейлей, ярко-синем, с открытыми плечами. Ее волосы свободно падали на плечи, чуть прикрывая один глаз, в стиле великой актрисы Вероники Лейк. Марк был в смокинге, но, конечно, в паре с джинсами. И Марк, и Дофина рассеянно улыбались, словно находились в раю, если, конечно, он вообще существует. –  Кэсси! Черт побери, рад тебя видеть! – сказал Марк, крепко обнимая меня и приподнимая над полом. И прошептал мне на ухо: – Я перед тобой в большом долгу! Я давно уже убедила Уилла, что тот «тощий парень», который приходил в наше кафе, являлся только для того, чтобы пригласить меня на свое выступление, и что он мне не более чем друг. И думаю, Уилл мне поверил. Но теперь жаркое приветствие Марка заставило Уилла инстинктивно положить теплую ладонь на мою спину. –  Ты потрясающе выглядишь, Кэсси! – воскликнула Дофина, наклоняясь вперед и тоже шепча мне на ухо так, чтобы Уилл не смог услышать. – И пообещай, что будешь заходить в мой магазинчик почаще! Не хочу с тобой прощаться. Ты изменила мою жизнь! –  А вам обоим неплохо бы стать постоянными посетителями моего ресторана, – ответила я и сообщила новое название заведения. Уилл выглядел ужасно самодовольным при этом. «Поздравляем!» – сказали разом Марк и Дофина. А Марк пообещал в вечер открытия устроить у нас небольшой концерт, а затем они стали пробираться сквозь толпу к бару. Я повернулась к Уиллу и просунула руки под его смокинг, обнимая его. –  Тебе совершенно не о чем беспокоиться, – произнесла я, прижимаясь подбородком к его груди. –  А? Да я знаю, – ответил он, осторожно поправляя мои волосы. –  Ну, Уилл, я никогда и не считала тебя ревнивцем. –  Я не ревнивец. Я просто… Наверное, в последние дни я стал излишне чувствительным. Но я с этим справлюсь. И скоро уже стану смотреть на тебя как на нечто само собой разумеющееся. –  Скорее бы! – засмеялась я, и вроде бы мне действительно этого хотелось. Вечер шел прекрасно. Даже после того, как появилась Анджела Реджин в преступно коротком серебристом платье, привлекшем к ней внимание всего зала… и Уилла тоже! Я так засмотрелась на ее ноги, что не сразу ощутила чье-то легкое прикосновение к своему плечу. Я сначала подумала, что это опять Уилл, он ведь теперь постоянно касался меня, и я уже не всегда это замечала… –  Кэсси Робишо, как приятно снова с тобой встретиться! Ты выглядишь потрясающе в черном атласе. Я обернулась… Передо мной стоял Пьер Кастиль с бокалом красного вина, и его ошеломительно красивое лицо просияло, когда наши взгляды встретились. Свободной рукой он схватил меня за руку и расцеловал в обе щеки, а я от этого похолодела и покрылась мурашками. Пьер был жутко пьян. Невероятно пьян. «Боже, а он-то что здесь делает?…» –  Привет, Пьер, – ответила я дрогнувшим голосом. И огляделась по сторонам в поисках Дофины, вдруг испугавшись за нее. –  О, это платье! Ох, а это не мой ли давний приятель, друг детства Уилл Форе? Слушай, ты – и в смокинге? Это зрелище, скажу я тебе! –  Пьер, вижу, ты по-прежнему рад появиться на любой вечеринке с выпивкой, – сказал Уилл и посмотрел на меня. В его взгляде читался тот же самый вопрос: «Какого черта он тут делает?» Я пожала плечами, вертя головой в отчаянной надежде найти Матильду. –  Ну, этот вечер я вряд ли мог пропустить, Уилл, дружище! В конце концов, это мои пятнадцать миллионов дамочки из этого сообщества хотят пустить на ветер! –  Его деньги? – повернулся ко мне Уилл. –  Но что я могу поделать? – продолжил Пьер, стараясь говорить как можно более отчетливо. – Представь, ты изо всех сил пытаешься помочь кому-то, кто тебе интересен, но иногда они просто не желают принимать твою помощь! Ох, эти женщины! Разве я не прав? На мужчин из-за них столько всякого дерьма валится! Кстати, о женщинах, а вот и наша любимая Матильда Грин! «Слава богу», – подумала я, видя, что к нам подходит напряженная Матильда. –  Мистер Кастиль, какой сюрприз! И вы здесь, – сказала она. Ее голос звучал ровно, однако я слишком хорошо знала Матильду. Я все поняла по тому, как она дергала подвески своего браслета. Матильда чувствовала себя в западне, в петле. У меня на лбу мгновенно выступил пот. –  Клянусь, это именно я. Могу лишь предположить, что мое приглашение потеряли на почте. Вряд ли, учитывая мое страстное покровительство обществу С.Е.К.Р.Е.Т., вы могли сознательно исключить мое имя из списка гостей. –  Вы очень добры, простив нам такую оплошность, – сказала Матильда, поморщившись от запаха спиртного, когда Пьер наклонился, чтобы чмокнуть ее в щеку. Она повернулась к Уиллу: – И я так рада снова видеть вас, Уилл. И Кэсси… Надеюсь, ты не обидишься, если я скажу, что вид у тебя такой, словно тебе здесь слишком жарко. Прости, но вы вполне могли бы сделать то же, что только что сделала Дофина. Она сбежала. Надеюсь, не из-за креветок. – Во взгляде Матильды читалась мольба, говорила она размеренно, тяжело. И коснулась ладонью моего лба. – Да ты вспотела! Ну, я ничуть не стану тебя винить, если тебе захочется исчезнуть отсюда пораньше, пока не начались все эти скучные речи. Я же знаю, ты это терпеть не можешь. Да, она сказала это вместо того, что подразумевала: «Пьер явился, чтобы устроить неприятности, нешуточные неприятности, и не только обществу С.Е.К.Р.Е.Т., но и тебе лично. Уходи немедленно! Уводи Уилла!» –  Эй, ты как себя чувствуешь? – спросил Уилл, заразившись озабоченностью Матильды. – Если не очень, мы можем… –  В общем, да… Я немножко… –  Пить хочешь? – хихикнул Пьер, хватая стакан ледяной воды с подноса проходившей мимо официантки и протягивая его мне. – Если ты уйдешь сейчас, то пропустишь самое интересное, Кэсси. И тебя я отлично знаю, – продолжил он, тыча пальцем в грудь Уилла. – Уж тебе-то точно будет весьма любопытно узнать, как тут дальше пойдут дела. Больше никаких секретов! Никакой лжи! Ложь отравляет, ведь так, Уилл? –  Какого черта, о чем ты болтаешь, Пьер? Но прежде чем я успела сказать: «Уилл, прошу, отвези меня домой сейчас же, пока ты не услышал что-то такое, что может убить тебя, убить нас», Пьер осушил свой бокал и поставил его на проносимый мимо поднос. –  О чем я болтаю? Я болтаю о том маленьком сексуальном обществе, к которому принадлежат эти леди. Кэсси тебе не рассказывала, откуда они берут денежки? Они продают картины. Очень ценные. Я недавно купил одну за пятнадцать миллионов долларов. И отказался ее вернуть. Вот они и жертвуют все, что за нее получили. Какая щедрость! Какое великодушие! Какая святость! –  Пьер, вы уже сказали достаточно, – попыталась остановить его Матильда, взглядом ища охранников. Мы стояли все рядом – Пьер, Уилл, я и Матильда, – но ушки вокруг уже насторожились, и прислушивались к нам отнюдь не члены общества С.Е.К.Р.Е.Т.