– Прошло уже тридцать лет. Люди по своей природе забывчивы. Я не помню даже, что ела вчера на завтрак, а ты говоришь… – Джинсовая с красными тесемками, – уверенно сказала Хизер, перебив своего адвоката. – Там еще было несколько белых пуговиц, которыми она пристегивалась к деревянной ручке. На самом деле это была сумочка-трансформер, то есть к ручке можно было приделать любую основу на выбор. – И что в ней было? – Ну-у… деньги, конечно же. А, и еще маленькая расческа. – А как же ключи или косметика? – Ключи были у Санни, а косметикой пользоваться мне еще не разрешали. Только гигиенической помадой. – То есть, кроме этого, в сумочке больше ничего не было? – Кроме чего? – Расчески, помады и денег. Кстати, сколько там было денег? – Да немного. Долларов пять, не считая тех, что я потратила на билеты в кино. К тому же не уверена, что в сумочке лежала помада. Я же говорила, что косметикой мне пользоваться не разрешали. Да я точно и не припомню. Вы сами-то можете сказать, что лежит у вас сейчас в сумочке? – Кошелек, – ответила Нэнси Портер, – коробочка «Тик-Така», детские влажные салфетки – у меня девятимесячный ребенок, – помада, кое-какие бумаги… – Хорошо-хорошо, я поняла. Вы можете. Я – нет. Даже когда меня остановил патрульный после аварии, я не могла сказать, почему в сумочке не было кошелька. – С этим мы разберемся чуть позже. 21:10 – Итак, оказавшись в фургоне… – Мы поехали. Мы ехали и ехали. Казалось, прошло несколько часов или у меня просто отказало чувство времени. Потом машина остановилась, и он вышел. В этот момент мы попробовали открыть дверь… – То есть вас он не стал связывать, как сестру? – Нет, ему было не до этого. Он просто схватил меня и забросил в фургон. Понятия не имею, когда он успел связать Санни. – Но вы сказали «мы попробовали открыть дверь»… – Ну, я, разумеется, развязала сестру. Не могла же я оставить ее связанной. Он остановился, и мы попытались открыть дверь, но она была заперта снаружи. А на окошечке между задней частью фургона и салоном была решетка. Так что выбраться мы не смогли. – Вы пробовали кричать? Хизер отрешенно посмотрела на Нэнси. – Пока его не было, вы не пробовали кричать, чтобы привлечь к себе внимание? – пояснила та. – Нет. Мы не знали, где находились и мог ли кто-нибудь нас услышать. А он угрожал нам, сказал, что если мы будем плохо себя вести, он сделает что-то ужасное. Так что нет, кричать мы не стали. Портер бросила взгляд на диктофон, но не проронила ни слова. Правильный ход, подумал Уиллоуби. Если она будет молчать, женщина обязательно выложит ей все сама. – Мы поняли только, что он вывез нас куда-то из города. Потому что услышали стрекот сверчков. – Сверчков? В марте? – Ну… не знаю… но мы определенно слышали какой-то странный звук. По крайней мере, нам он таким показался. Может быть, просто тишина давила на уши. – Хизер повернулась к Глории: – Обязательно рассказывать все в деталях? Неужели это так необходимо? – И не дожидаясь ответа, она продолжила историю, которая, как она заявила, была ей ненавистна. – Он отвел нас в дом в какой-то глуши. Огромный фермерский дом. Он хотел… Ну, вы понимаете, о чем я. Санни начала сопротивляться, и он убил ее. Вряд ли он сделал это специально, потому что вид у него был удивленный, напуганный и даже немного грустный, если это, конечно, возможно. Может быть, он изначально хотел убить нас обеих, но когда дошло до дела, понял, что не способен на такое. Убив Санни, он сказал мне, что никогда меня не отпустит. Что я должна буду остаться жить с ним и его семьей. А если откажусь… что ж, если откажусь, то у него не останется выбора, кроме как сделать со мной то же самое, что и с Санни. Он сказал: она мертва, и я не смогу вернуть ее, но я смогу дать тебе новую жизнь, если захочешь. Перед глазами Честера возникло шоссе и машины, изредка проезжающие по раскаленному летним солнцем асфальту. Начиная со сверчков, история была очень тщательно продумана, хотя он и не мог понять, ради чего. Наверняка он знал только то, что Хизер местами говорила правду, а местами врала, приукрашивала свою историю. Только ради чего? Какую цель она преследовала? – У него была семья? – донесся до него голос Нэнси. – То есть в этом участвовал не только он? – Вряд ли он обо всем им рассказал. Не знаю, что он там наплел своей жене и сыну… Может, что я сбежала из дома, а он, увидев на улице Балтимора девочку, которая не могла вернуться к родителям по какой бы то ни было причине, пожалел ее и забрал к себе. Знаю только, что он пошел в библиотеку и читал там старые газеты до тех пор, пока не нашел то, что ему было нужно, – историю о пожаре в Огайо, произошедшем несколько лет назад, во время которого погибла вся семья. Он взял имя младшей девочки и сделал на него страховку. После этого он смог определить меня в школу в Йорке. – То есть вас приняли в школу по одной лишь страховке? – Ну, это была приходская школа. Он сказал им, что все остальные документы сгорели во время пожара, осталась только страховка, а чтобы восстановить хотя бы свидетельство о рождении, потребуется несколько месяцев. Он ведь был полицейским, люди его уважали и из кожи вон лезли, чтобы ему угодить. – Итак, он отправляет вас в школу, где вы каждый день находитесь без его присмотра… Почему вы даже не попытались кому-нибудь рассказать о том, кто вы на самом деле и что с вами произошло? – Я пошла в школу не сразу. Он дождался следующей осени. Почти шесть месяцев я жила с ним под одной крышей, практически не имея никакой свободы. К тому времени, как я начала ходить в школу, ему уже удалось сломить меня. На протяжении полугода он говорил мне, что всем на меня плевать, что меня никто не ищет и что я полностью зависима от него. Он был взрослым… работал полицейским, а я была всего лишь ребенком и верила ему. К тому же он каждую ночь меня насиловал. – И его жена мирилась с этим? – Она закрывала на это глаза, как и все остальные члены семьи. Или она пришла к выводу, что это я во всем виновата, что я была малолетней проституткой, которая совратила ее мужа. Не знаю… Со временем становишься ко всему безразличной. Секс стал для меня домашней обязанностью, которую я должна была выполнять регулярно. Мы жили между Глен-Роком и Шрусбери, казалось, в миллионе километров от Балтимора. Там никто никогда не говорил о сестрах Бетани, которые жили далеко отсюда. Да и не было уже никаких сестер Бетани, осталась только одна… сестра. – Так вот где вы теперь живете? Вот где вы пробыли все это время? Хизер улыбнулась. – Нет, детектив. Я уехала оттуда много лет назад. Когда мне исполнилось восемнадцать, он дал мне денег, посадил на автобус и сказал, что я теперь сама по себе. – Почему вы тогда не поехали в Балтимор? Не нашли своих родителей и не рассказали всем, что с вами произошло? – Потому что той меня больше не существовало. Теперь я была Рут Лейбер, единственной выжившей после трагического пожара в Огайо. Не было больше никакой Хизер Бетани, и возвращаться было некуда. – Значит, так вас теперь зовут? Рут Лейбер? Хизер улыбнулась еще более широкой улыбкой. – Не так быстро, детектив. Стэн Данхэм отлично меня всему научил. Я тоже умею находить в старых газетах пропавших без вести людей и присваивать себе их имена. Сейчас, конечно, в этом плане стало гораздо сложнее. Люди ведь теперь получают страховки в куда более раннем возрасте. Но пока еще полно моих одногодок, которые погибли или пропали в раннем возрасте и чьими именами я могу воспользоваться. Вы не поверите, насколько просто получить свидетельство о рождении, обладая лишь базовой информацией и определенными… навыками. – Какими именно навыками? – Не ваше дело. Глория одобрительно кивнула. – Послушайте, – вмешалась она. – Моя клиентка рассказала, что вы хотели. Теперь вам все известно… – Только есть одно «но», – заметила Нэнси. – Все так называемые факты, которые она нам скормила за последние несколько дней, так или иначе заводят нас в тупик. Ферма, где якобы все случилось? Ее снесли много лет назад, и к тому же нет никаких свидетельств того, что на ее территории были обнаружены человеческие останки. – Проверьте архивы приходской школы. Вы найдете в списках имя Рут Лейбер. – Стэн Данхэм сейчас в хосписе, он умирает… – Отлично, – сказала Хизер. – Его жены нет уже почти десять лет. А их сынок? Ах да, он погиб в пожаре всего три месяца назад. В Джорджии, где жил вместе с Пенелопой Джексон. – Погиб? Тони мертв? Если бы Уиллоуби был помоложе, он бы подскочил со своего стула. Инфанте и Ленхард, которые и так стояли на ногах, замерли на месте, склонившись поближе к смотровому окну, из которого отлично было видно комнату для допросов, и вслушиваясь в каждое слово. – А ты не… – начал Ленхард, но Инфанте его перебил: – Ее не удивила новость об отце, ей глубоко наплевать на Пенелопу Джексон и Джорджию, но весть о сыне вызвала в ней бурю эмоций. К тому же она знает имя, хотя Нэнси его не называла. В комнате для допросов в это время заговорила Глория: – Успокойся, Хизер. Послушай, Нэнси. Ты не могла бы оставить нас на минутку? – Конечно, – согласилась Портер. – Позовите, как закончите. * * * Нэнси вышла из комнаты и, пройдя пружинящей походкой по коридору, присоединилась к детективам. Девочка была довольна собой – и вполне заслуженно, подумал Уиллоуби. Она отлично поработала. А момент с Пинчарелли был ключевой ошибкой: эта мнимая Хизер сказала, что не видела никого из знакомых. Вот и первая нестыковка. Ах да, и еще Мириам всегда уверяла, что ее дочь взяла с собой в тот день в молл необычайно крупную сумму денег, потому что ее копилка была совершенно пустой. Однако этого было недостаточно. Честер был единственным человеком в этой комнате, кто знал, что у них пока нет доказательств против нее. Он бы поклялся своей жизнью, что она лжет, но не мог этого доказать. – Ну? – обратилась Портер сразу ко всем троим своим коллегам. – Мы как раз тебя ждали, – сказал Ленхард. Уиллоуби поднял пакет, который лежал на полу у его ног, и открыл его, хотя и так знал, что находится внутри. Синяя джинсовая сумочка с красными тесемками. Даже несмотря на светонепроницаемый пакет, в котором она хранилась все эти годы, сумочка изрядно выцвела. Хизер описала ее в точности, за исключением содержимого. Дело тут, однако, было в том, что внутри нее никакого содержимого не было. Они нашли сумочку на парковке рядом с мусорным контейнером. Та была вывернута наизнанку, и на ней виднелся отпечаток автомобильной покрышки. Полиция предположила, что Хизер выронила сумку во время похищения, а какие-то подонки нашли ее, выпотрошили все содержимое, включая наличность, и выбросили, как ненужный мусор.