- Он вам нравится? - Он хорошо относится к моим детям. - А что еще? - Он слюнтяй. Я засмеялась, потому что слово было неожиданным. - Как насчет вашего отца? Каким он был? - Знаете что? Он просто был милейшим человеком. Даже пьяный он не становился злым или раздражительным, ничего такого. Я знаю, что он потерял контроль над собой из-за пьянства, особенно в конце. Может быть, я должна злиться на него, но я не злюсь. После несчастного случая он страдал от боли. Вы знаете, что он упал? - Кто-то упоминал об этом. - Он должен был знать, что ему нельзя пить, когда он принимал все эти таблетки, но он все равно пил. Я по нему скучаю. - Когда вы видели его в последний раз? Она допила маргариту, отставила стакан и взялась за следующую, из которой отпила глоток. Ничего в ее манерах не говорило о том, что она пьяна, но я чувствовала, как ее охватывает печаль. - В тюрьме, перед тем, как его перевели в Соледад. Мама не хотела, чтобы мы ехали. Она говорила, что ему будет стыдно. Итон и Анна все равно не хотели его видеть, но я хотела. Я знала, что, когда его увезут, он будет слишком далеко, и как я туда доберусь? Мне только что исполнилось пятнадцать, и я не водила машину. Я знала, что не могу рассчитывать на маму. Она бы и слушать меня не стала. - Как же вам это удалось? - Я нашла в желтых страницах его адвоката. Позвонила и спросила, сможет ли он меня отвезти. Не знаю, как он это сделал. Должны быть правила, насчет твоего возраста. - Адвокаты умеют уговаривать. - Да. Папу всего трясло. Все время говорят, что заключенные могут получить все, что захотят... алкоголь и наркотики...но папа держался на расстоянии от других парней. Он их боялся. Мама говорила, что в Соледаде он получал столько алкоголя, сколько хотел. Не знаю, как у него это получалось, но она так нам говорила. - О чем вы говорили? - Ни о чем. Всякие глупости. Что можно сказать, когда вам пятнадцать, и вашего отца обвиняют в убийстве девочки такого же возраста? Мне не разрешили оставаться долго. - Наверное, вам пришлось тяжело. - Знаете что? Я была уверена, что он невиновен. Даже тогда, когда все думали, что он виноват. - Хорошо, что у вас был шанс увидеть его трезвым. - Он собой гордился. Он сам бросил... без посторонней помощи. Ладно, может быть, он пил в Соледаде, но кто бы не пил? И потом, когда он вышел, он, наверное, выпил, чтобы отпраздновать. - Его друзья говорили, что он участвовал в программе и, по крайней мере, пытался исправиться. Может быть, уже было слишком поздно. Трудно сказать. - Он был один, когда умер? - Он был один, когда его нашли, так что можно сказать, да. Какое-то время Эллен молчала, и я понятия не имела, что происходит в ее голове. В конце концов она сказала: - Может быть вы не знаете, но папа был крупным мужчиной. Выше метра восьмидесяти и почти сто тридцать килограммов, до того, как алкоголь добрался до него. В тюрьме он как будто уменьшился. Все время, пока я была там, его руки тряслись. Лучше бы я этого не видела. Выглядело, как белая горячка, но это было другое. Он был до смерти напуган. - Тюрьма — страшное место, если вы к ней не привыкли. - Однажды Хэнк рассказал мне историю. Когда он рос, у них была собака, большой дог. Руперт был очень умным, но у него была душа маленькой собачки, и он никогда не понимал, какой он большой. Когда его водили к ветеринару, он всегда дрожал с головы до ног, убежденный, что ветеринар собирается его усыпить. Взрослый громадный пес, и трясся, как осиновый лист. Хэнк говорил, это было очень смешно. Хотя было трудно удержаться, они старались не смеяться, потому что пес все понимал. Как будто ему было стыдно. Как будто он знал, что происходит что-то смешное, и не был уверен, смеются ли над ним. Они никогда не могли убедить его, что ему ничего не грозит. Потом, когда ему было двенадцать, он заболел, и конечно, его повезли к ветеринару, и конечно, ветеринар сказал, что придется его усыпить. Что было странным, пес издал низкий певучий звук, как будто наступило то, чего он всю жизнь боялся, и это не было таким плохим. Потому что, вместо того, чтобы над ним смеяться, все обнимали и целовали его и говорили, как его любят. Она немного помолчала. - Если бы я была там, я бы держала папу за руку. * * * В конце концов я оказалась в другой комнате и смотрела, как Анна играет в биллиард. С ее красной кожаной мини-юбкой и блестящим топом, большинство болельщиков скорее интересовал ее зад, чем ее игра. Ее соперница могла быть ее близняшкой, женщина примерно такого же возраста и с похожей фигурой. Только цвета различались. Анна была темноволосой, а у женщины была рыжая коса, обернутая вокруг головы, как корона. На ней было облегающее черное платье до середины бедра, с большим квадратным вырезом. Я видела, как она входила, вместе с парнем, похожим на байкера: толстым, лысеющим, с густыми подкрученными усами и маленьким золотым колечком в ухе. Суждение было необоснованным и, возможно, неточным. Я уверена, что существует бесчисленное количество стройных, красивых байкеров, разъезжающих по нашим дорогам. Может быть, это был прославленный нейрохирург, для которого пышногрудые рыжеволосые девицы служили отдыхом после бесконечных часов в операционной. Она играла с сосредоточенностью, которая меня восхищала, и в конце концов Анна проиграла. К этому времени она перешла с мартини на шампанское, что, возможно, подействовало на ее координацию, когда она опрокидывала каждый узкий бокал, как будто это был яблочный сок. Мясистый парень занял ее место, и мы оказались рядом, машинально наблюдая за игрой. - Вы знаете эту женщину? - спросила я. - Это Марки. Она здесь все время. - Чем она зарабатывает на жизнь? - Не тем, чем вы думаете. Она занимается эстетикой. - А, - ответила я, хотя не вполне была уверена, что это значит. Проститутка, кажется, подходила больше, но что я знаю? Не знаю, почему я не уходила. Я устала, и от плохого вина разболелась голова. Бар был полон, и уровень шума казался непереносимым. Сигаретный дым придавал воздуху молочную бледность. Эллен и Хэнк подошли к нам, чтобы попрощаться, они не хотели злоупотреблять добротой его матери. Эллен опиралась на Хэнка, будто пол наклонился, и последнее, что я видела, одна нога у нее подкосилась, как будто бы она попала в дыру. Хэнку пришлось ее поддержать. Скорее всего, я больше не увижу никого из них. Мне пришло в голову, что это был последний шанс перед отъездом получить информацию от Анны.К счастью, она больше не напрашивалась в попутчицы. У меня не было причины верить, что она примирилась с тем, как ее отец распорядился наследством, но была еще одна тема, которую мы не затрагивали. Я посмотрела на ее пустой бокал из-под шампанского. Мимо прошла официантка, и Анна помахала бокалом, просигналив, что ей нужна добавка. Если ее шампанское было подобно моему паршивому шардонне, ее с утра ожидает классическое похмелье, но меня это не касалось. Из трех детей Дэйса только Эллен, кажется, было дело до отца. Двух других я бы вычеркнула за жестокосердие. По крайней мере, Анна разговаривала со мной. У меня не было шанса добраться до Итона. Он был неумолим, не желая признавать малейшее очко в пользу отца. Интересно, мои родственники видели меня такой же упрямой и неблагоразумной в том, что касалось семейных дел? Если всегда быть уверенным в своей правоте, все сводится к черному и белому. С этим гораздо легче иметь дело, чем со всеми оттенками посередине. К Итону остался маленький вопрос, и я решила, что могу задать его и Анне. - Можно вас спросить? - В обмен на что? - Перестаньте и будьте хорошей девочкой. - Только быстро. - Итон сказал кое-что, что меня озадачило. Точно не помню, но у меня сложилось впечатление, что он не убежден, что его отец был невиновен. Он думает, что Дэйс каким-то образом причастен к убийству девочки? - Откуда я знаю, что он думает? Почему вы не спросите его? - Да ладно. Такой злой, как он сейчас, он вряд ли будет отвечать на мои вопросы. - Я не хочу говорить об этом. - Почему? - Потому, что это скучно. - А вы верите, что ваш отец имел отношение к убийству девочки? - Какая разница? - Разница между тем, верить или не верить в то, что он совершил хладнокровное убийство. Казалось бы, это должно иметь значение, но, видимо, нет. Появилась официантка со свежим бокалом шампанского на подносе. Анна взяла его и подняла в вооображаемом тосте. - Будем здоровы. Я прикоснулась своим бокалом к краю ее бокала.