- Да. - Та, которую он назначил распорядителем завещания? - Это я. Меня зовут Кинси. - Билл, - представился он. - Я спросил, потому что нашел почту на его имя, и решил отдать вам. - Спасибо большое. Он повернулся и достал пару квитанций из банка в конвертах с окошками и пакет размером 35х50 см. Пакет был толстым, и когда он передал его мне, я удивилась его весу. Пакет был адресован самому себе, почерком, который я узнала. Штамп стоял 29 июня 1988. - Я вам очень благодарна. Я достала свою визитку и положила на стол. - Если придет еще что-нибудь, не могли бы вы сообщить? - Конечно. Я оставлю записку другим волонтерам. Я поблагодарила его и отнесла тяжелый пакет в машину. Пакет был настолько тщательно перевязан скотчем, что я не могла так просто его открыть. Придется подождать и открыть его позже, чтобы узнать, что он отправил сам себе за несколько месяцев до смерти. Я немного посидела. Нет смысла заносить смерть Феликса на каталожную карточку. Я не была уверена, в какое время он умер, или что врач записал как причину смерти. Я даже не знала, сколько ему было лет. Все, что мне было известно точно — он так никогда и не избавился от скобок на зубах, что казалось слишком печальным, чтобы выразить словами. Я завела машину и поехала к прокату велосипедов в начале Стейт стрит. Свернула в боковую улочку и нашла место для парковки. Заперла машину и пошла за угол, к магазину, где сдавали велосипеды напрокат. Ярмарка выходного дня развернулась вовсю. Картины, керамика и кустарные изделия были выставлены в киосках вдоль тротуара. Некоторые продавцы развернули легкие палатки, чтобы выставить самодельную одежду, ветровые колокольчики, вертушки и ювелирные изделия. Учитывая, что это было в воскресенье, солнечным днем, на пляже позади было полно людей — орущие дети, бегуны с собаками и распростертые девицы, спустившие бретельки купальников, чтобы не оставлять белых полос. Рестораны вдоль бульвара распахнули двери, а столики снаружи были заполнены до отказа. Прокат велосипедов тоже делал прекрасный бизнес, особенно с педальными тележками, которые так популярны среди детей. Я вошла. Кроме проката велосипедов магазин торговал серфбордами, купальниками, футболками, шортами, бейсболками, солнечными очками, кремом от солнца и аксессуарами. Я поискала кого-нибудь главного и остановилась на мужчине лет шестидесяти, который стоял за кассой, пробивая чек. На нем была гавайская рубашка застиранных цветов, с оттенком бледно-голубого, с белыми силуэтами пальм. На его лысеюшую макушку были подняты очки для чтения. Он щеголял обручальным кольцом и наручными часами, которые выглядели достаточно крепкими, чтобы спускать воду в унитазе, не теряя времени. Я подошла к стойке и дождалась своей очереди. Закончив с покупателем, он в ожидании посмотрел на меня. Я протянула руку. - Кинси Миллоун. Вы — владелец? То, что я представилась, поставило меня в категорию бродячих торговцев и промоутеров, желающих разместить рекламу маленького театра, спектакли которого никто не смотрит. После небольшого колебания он пожал мне руку. - Я владелец, да. Моя фамилия Паккет. Что я могу для вас сделать? - Я друг молодого человека, которого избили перед вашим магазином. Его улыбка погасла. - Вы говорите о Феликсе. Как он? - Не очень хорошо. Он недавно умер. Он поднял руку. - Погодите. Пока вы не начали разговоры, я знаю, чего вы хотите, и я не могу помочь. Эти бандиты избили его, и мне жаль, что он умер, но я не собираюсь идти в полицию и смотреть на фотографии. Я знаю, кто они такие. Я их здесь все время вижу. А что вам до этого? - Я не очень хорошо знала Феликса, но я чувствую себя плохо. - Я тоже. Кто бы не стал? Он был хорошим парнишкой, но это ничего не меняет. Я до смерти устал от бездомных. Если они не выпрашивают мелочь у туристов, то валяются между домами или на общественых скамейках и разговаривают сами с собой. Мне не жалко для парня места поспать. Что меня достало, это каждую ночь кто-то писает мне на ступеньки. Воняет мочой. Я обнаружил, что какая-то женщина каждый вечер испражняется у моего забора. Это кем надо быть? - Может быть, она душевнобольная. - Тогда, наверное, ее нужно куда-нибудь забрать. Самое плохое случилось, когда Рейган закрыл все психушки в семидесятых... Я прервала его. - Давайте не будем о политике, ладно? Я понимаю ваши претензии, но я здесь не для того, чтобы дебатировать. Я бы хотела поговорить о Феликсе. - Понятно. Парень никогда не проявлял неуважения, поэтому я не собираюсь его стричь под эту гребенку. Я ничего не имею против бездомных, пока они держатся от меня подальше. Город полон этих нытиков-либералов... - Эй! - Извините. Я не хотел. Что касается опознания уродов, которые его избили, мне нечего сказать. Заберут этого большого громилу, что система с ним сделает? Проведет через суды и выплюнет с другого конца. - Но почему они должны избежать наказания за убийство? Бездомные, не бездомные, это плохие люди. - Согласен. Вот что я скажу. Я знал Феликса намного дольше, чем вы. Первый раз он появился лет шесть или восемь назад. Ему было не больше шестнадцати. Он попросил пару баксов, и я не дал. Я сказал, что мне нужна сделанная работа, согласен он или нет? Он сказал да, так что я разрешил ему подмести. Он разламывал ящики, выносил мусор, все в таком роде. За это я покупал ему ужин. Ничего особенного, но не фаст фуд. Иногда я давал ему десятку, чтобы он мог перебиться, пока получит пособие по инвалидности. Через некоторое время я увидел, что он потерял интерес или нашел другой путь, чтобы сводить концы с концами. Мне очень жаль, что с ним такое случилось. - Но вы все равно не хотите посмотреть на фотографии. - Нет, не хочу. Вы знаете, что я получу взамен? Этот гангстер с дружками придут сюда за мной. Разобьют мне витрину, все разграбят. С чем это оставит меня? - Можете вы, по крайней мере, подумать об этом? - Нет, потому что ничего не изменится. Ни вы, ни я, ни смерть этого парнишки. Я вас понимаю. Вы хотите сделать, что можете. Я тоже. Но я не буду подвергать себя опасности. У меня жена и дети, и это для меня на первом месте. Вы можете подумать, что я трус, но я не трус. - Я понимаю. Я просто не могу придумать, что еще можно для него сделать. - Я уважаю ваши чувства. Я ничего не имею против вас или Феликса. Я знаю свои пределы. Это все, что я пытаюсь сказать. Я вытащила визитку и положила на стойку. - Если что-нибудь еще произойдет, позвоните мне? - Нет, но желаю вам удачи. * * * Возвращаясь домой, я заметила красный «порше» Дица, припаркованный за полквартала. Или он не застал Кона Долана дома, или информации было немного. На другой стороне улицы было место, так что я развернулась и втиснулась в него. Взяла сумку и пакет, заперла машину, перешла через улицу и вошла в калитку. Дойдя до патио, я замерла. Генри сидел в одном из складных деревянных кресел. Анна Дэйс сидела в другом. Ее темные волосы были зачесаны на макушку и держались с помощью нескольких серебристых заколок. Ботинки, джинсы, джинсовая куртка, под которой была футболка с глубоким вырезом. Все хорошее и приличное. Огромный чемодан у ее ног привлек мое внимание. Еще я заметила Эда, который свернулся у нее на коленях и спал, как младенец. Я прижала посылку Дэйса к груди, как щит, и уставилась на нее. - Как ты сюда попала? - На междугородном автобусе. - Я думала, у тебя нет ни цента. - Мне пришлось одолжить деньги у Эллен. Если б ты подвезла меня, как обещала, мне не надо было бы ее беспокоить. - Я никогда не говорила, что подвезу тебя. - Ты, блин, точно не сказала «нет». Она взглянула на Генри. - Извините за грубость, но я уверена, что вы меня понимаете. У Генри хватило такта не комментировать. Он послал мне улыбку. - Семья со стороны твоего отца. Очень мило. Я все еще смотрела на нее.