— Гляжу, огромный выбор дальнейшего пути тебя озадачил, Алекс, — чуть ли не доверительно и с долей сочувствия сказал шериф. — Ты бы поторопился, потому как уже завтра будут оглашены приговоры. Хватит кормить всякую шваль и получать от них отдачи. Шесть человек, Алекс! Шесть ублюдков, которых я с радостью упеку на каторгу, сидят за решеткой и жрут в три горла кашу, которую могли быть кушать детки! А вот тебе даю право выбора! — А как же суд? — я взбодрился, пытаясь понять намеки Хартинга. — Пару месяцев назад из столицы пришла новая директива осуждать преступников на местах. Шерифам округов даны большие полномочия, мистер Волкофф. И я считаю такой подход правильным. Зачем разводить глупые разговоры? Если я поймал какого-то урода за грабежом или доказал его преступления — зачем говорильня? Виновен! Итак, Алекс? — Ваша демократия валится под откос, шериф, — усмехнулся я. — Да хрен с ней! Всегда ненавидел ее, отрыжку прошлого, — отмахнулся Хартинг. — Не понимаю, почему за нее так держатся наши парламентарии. Я жду ответа. — Пожалуй, все же на каторгу, — выдохнул я. — На свежем воздухе, среди людей. Глядишь, и с женщинами повезет. — Волкофф, ты идиот? — выпучил глаза шериф. — Сам себя гробишь! Впрочем… Кривая улыбка исказила толстые губы шерифа. Он полез в ящик стола, достал оттуда пачку сигарет, вытащил одну и закурил. Дым окутал его лицо. Значит, каторга. Ну, что ж, Александэр Волкофф, рожденный в русском конгломерате европейского сектора в 425 году от «судного дня», а точнее, в Новоархангельске, тридцати двух лет от роду, известный в криминальном мире и среди подпольных коллекционеров под кличкой «Черный Археолог» за экономические и уголовные преступления приговаривается к пятнадцати годам каторги… — Эй, шериф, какие пятнадцать лет? — возмущенный таким вероломством, я сделал пару шагов в сторону стола, но остановился под сверлящим взглядом Хартинга. — По уголовному уложению — десять лет! — Десять лет тюрьмы, Алекс, но не каторги. Ты невнимательно слушал, — ответил шериф. — Каторга для таких как ты — дом родной. Думаешь, я не прочитал твои поганые мыслишки, крутившиеся в башке? Все я знаю, Волкофф! Наперед просчитал! Поэтому пятнадцать! Чтобы гарантированно сдох, а не вернулся в общество богатеньким МакДаком! — Козел, — выдохнул я по-русски, хотя общемировым языком, дикой смесью немецкого, английского и итальянского (этакий европейский пиджин) я владел неплохо. — Надеюсь, ты доживешь до того дня, когда я освобожусь и вернусь, чтобы отдать долг, Хартинг! Последний мой спич шериф выслушал с каменным лицом, но затем оттаял и даже ласково ответил: — А вот я не уверен в таком развитии событий. Ибо назначаю данной мне властью отбывание каторги в Приграничье, в сраном Гранд-Каньоне! Вот здесь я не сдержался и высказал все, что думаю о шерифе, о его хозяевах, о странной правовой системе, извратившей любое понятие справедливого наказания. Мало того, что Хартинг запихал меня в Приграничье, так еще и в самую гиблую точку — Гранд-Каньон, прозываемый повсеместно «Гранд-Могилой»! Приграничье являлось цепью небольших блокпостов, создававшихся для защиты секторов от нападений всяких тварей, мутантов, называемых метаморфами или метами, а также против нежити и людей, подвергшихся изменениям в организме. Общество изгоняет таких несчастных в аномальные зоны и заставляет их выживать всевозможными средствами, демонстрируя таким образом «человеколюбие» и отсутствие тирании. Там же, в этих зонах, прячутся самые дрянные отбросы общества: ублюдки, любящие убивать, маньяки, психически неуравновешенные люди. В общем, тот еще рассадник. И самая изюминка в том, что в таких аномальных зонах находятся особо лакомые «заповедники»! Вот где раздолье для охотников за артефактами! Это и была основная причина, по которой я согласился на каторжные работы. Ибо только каторжан привлекают в экспедиции по разграблению древних развалин! Блокпосты со временем разрослись в небольшие городки. Сюда прибивало искателей приключений, авантюристов, дельцов всех мастей и просто несчастных людей, не нашедших себя в жестоком новом мире. Цивилизация исторгала из себя то, что не могла переварить. А здесь, на рубежах секторов, жизнь помаленьку приобретала черты странного симбиоза порядка и самоуправления. Аномальные зоны есть по всей Землей, но самая огромная и протяженная — как раз в северном полушарии, где образовались американский и европейские сектора (мы соседи, пусть и условные). Они раскинулись уродливыми кляксами, пышущие магическими флуктуациями, излучаемыми из разломов земной коры. Да-да, именно магия, о которой я до сих пор не говорил! Магия, изменившая наше представление о мире, тоже соседствует с нами. Магия, сформировавшая в недрах земли удивительные кристаллы, наделенные всевозможными волшебными свойствами, которые стали предметом поиска, продажи, перепродажи и многочисленных убийств. Я бы ни за что не верил в такие россказни, если бы сам не столкнулся с парочкой таких удивительных примеров, где магические камешки творят чудеса. Магия похожа на невидимые лучи радиоактивности; она проникает в клетки человека и заставляет его мутировать, делая из него чародея, колдуна, мага. Радиоактивность тоже присутствует, но в той степени, что погибнуть от лейкемии или раковых заболеваний составляет мизерный шанс от опасностей аномальных зон. Когти и зубы тварей, жуткие выбросы магии сведут вас в могилу раньше срока! Так что от магического фона есть только одно спасение — самому обрести возможность влиять на природу вещей! Но — увы! Такому обучены лишь монахи «Святого Ордена», раскинувшего свои филиалы по всему миру. Когда только успели, святоши? Именно их представители шныряют по секторам, конгломератам и всяким заброшенным анклавам, чтобы найти одаренных детей. Чистят основательно. Никто не проскочит сквозь их сети. Агентура Ордена работает четко, подобно конвейеру. Мораль такова: если не повезло родиться с искрой одаренности — даже не думай примазываться к всесильной организации. Гранд-Каньон «знаменит» своей способностью губить массу народа, чей контингент составляют, как я уже говорил, воры и убийцы, авантюристы и фальшивомонетчики, военные преступники и просто несчастные, оболганные люди. Аномальная зона, расстилающаяся за Могилой, представляет из себя полупустынную местность с бесконечными холмами, поросшими жесткой травой. Изредка встречаются лесные массивы, рассекающие бесплодные земли уродливыми темно-коричневыми языками. Реки тоже есть, но я бы не рекомендовал там купаться. Сразу станешь добычей местной ихтиофауны. Бесконечные пески под белым обжигающим солнцем — тоже в общую копилку гадостей. Честно, не ожидал от шерифа такой подлянки. — Чарли! — рявкнул Хартинг, докуривая сигарету. Через полуоткрытую дверь хорошо было видно, как трое помощников шерифа сидят в комнатушке, похожей на тамбур. Через нее меня сюда и вели. Удрать не получится. Окно зарешечено, единственный путь на свободу отрезан бравыми ребятами с дробовиками. Чарли — краснорожий молодец с мощными руками, в которых оружие выглядело как игрушечное недоразумение, распахнул плечами дверь и уставился на шерифа преданными собачьими глазами. — Отведи этого бегунка в камеру. И глаз с него не спускайте. Завтра в восемь утра в Мемфис прибудет «адская Мэри». Мы приданы для усиления сопровождения. «Адская Мэри», насколько я был сведущ в местных реалиях — это тюремный дилижанс, развозящий бедолаг по каторгам. Почему у него такое название, я догадывался. Адская повозка… Осужденные действительно понимали, куда везет их дилижанс, но почему он связан с именем Мэри? По легендам, гуляющим среди преступников, лет двести назад некая Мэри Ивнинг, верховный прокурор американского сектора ввела в судопроизводство наказание в виде каторжных работ в аномальных зонах, и дилижансы багрово-красного цвета стали развозить их к местам жуткого проживания. — Понял, шеф, — кивнул Чарли и бесцеремонно схватил меня за шиворот. Развернул и толкнул в тамбур. — Чарли, как твоя фамилия? — спросил я. — Бэккинс, мать твою! — рыкнул Чарли. — Хочешь переписать свое имущество на меня? Валяй! — Ты мою маму не трогай, кусок обезьяньего дерьма, — вежливо ответил я. — Хочу спросить: это ты ударил меня по голове прикладом? — А если и я? — осклабился помощник, и размахнувшись, саданул меня своей ручищей по почкам. — Спасибо сказать хочешь? Я согнулся от боли, и меня подхватили помощники шерифа. Парни живо дотащили меня до каморки, огороженной от коридора мощной решеткой, закинули внутрь. Грохнувшись всеми костями на пол, я с трудом дополз до топчана и завалился на него. Что ж, Чарли Бэккинс, я приду за должком. Ночью я проснулся от воя бродячего пса, проникающего через тонкие стены каталажки, обшитых тесовыми плашками. Дерьмовая постройка, которая вряд ли спасет от нашествия морфов. Кошмарный концерт длился несколько минут, пока чей-то выстрел не заставил животное замолкнуть. Надеюсь, вокалисту удалось выжить. Хотелось ему завидовать. Несмотря на одичалую и полуголодную жизнь, он может идти куда хочет. А я обречен на мучительное существование в Приграничье. Откуда у меня взялась уверенность, что удастся вырваться с каторги и еще остаться в прибыли? Жизнь в «Гранд-Могиле» гарантированно укорачивает, чем продляет. Сплюнув на пол тягучую слюну из пересохшей глотки, я завернулся в колючее потертое одеяло и постарался заснуть перед дальней дорогой. Часть первая. Глава 2 Глава вторая Малыш Никки — бандит и грабитель, на счету которого несколько десятков потрошенных банковских дилижансов, около сотни трупов, и это только доказанных. Мрачный тип с квадратным подбородком, нависшими над глазами густыми бровями, из-под которых посверкивают два злобных зрачка. Руки в шрамах и татуировках, широкие плечи и вечно согнутая голова, как у гневного быка. Сидит напротив меня, о чем-то напряженно думает, и постоянное позвякивание браслетов на запястьях нарушает монотонный стук колесных ободьев по гравийной дороге. Джерри-Большой Тунец: промышлял контрабандой на побережье Тихого океана (название великого водного бассейна перенесено в новые реалии как память человечества о теплых водах этого океана) в столичном Вашингтоне, нанес ущерб экономике американского сектора, как гласит обвинительный приговор. Шустрый малый с подвижной мимикой на лице, с тонкой изящной линией усов, и с белоснежными зубами, среди которых не хватает парочки. Кто-то из конвойных постарался, чтобы испортить имиджевую улыбку прохвоста. Он не американец, а, скорее, мексиканец, чей конгломерат входит в американский сектор. Дикая смесь индейской крови и латинос. Но, красив, надо признать. Щеголь Дэн — отъявленный ублюдок, насильник, убийца женщин, отмороженный на всю голову сорокалетний психопат. Пять лет отсидел в секторальной тюрьме, пока хозяевам не надоело содержать вечно конфликтующего со всем миром урода на полном обеспечении. Подвели под статью, когда тот грохнул очередного своего оппонента на виду охраны, и отправили в «Гранд-Могильник». Наверное, все вздохнули с облегчением, кроме пятнадцати рейнджеров, сопровождающих «адскую Мэри». Им еще не расслабляться пятьдесят миль. Ведь Мемфис — последняя остановка перед Приграничьем, если не сворачивать с основной трассы, уходящей на запад и восток. Сморщенное лицо Щеголя, как будто на нем пекли картошку, окаменело смотрит в одну точку поверх наших голов, словно хочет найти смысл жизни на переборках передвижной тюрьмы. Обклеенные линкрустом стены дилижанса нагреты на солнце, и кажется, обжигают, когда откидываешься спиной на них. Но Щеголю Дэну плевать. Эта каменная глыба будет нервировать нас всю дорогу. Линда Джессика Хьюз — Милашка Солли. Действительно, солнечная девочка, двадцати пяти лет от роду, отправила на тот свет трех мужиков, посредством ядов. Что-то вроде Черной Вдовы, убивающей своих мужей и становящейся единственной обладательницей всех их богатств. Думаю, эти глупые денежные мешки не были виноваты в том, что влюблялись в очаровательную рыжую девушку с милыми точками веснушек на точеном носике, в ее изумрудно-волшебные глаза, источавшие столько энергии и эротики, что никто и не догадывался, что на самом деле думает Милашка Солли. Я бы тоже влюбился, если бы не знал про ее приключения из газет. Шуму Линда Джессика наделала знатного. Ну, теперь на каторге ей придется несладко. Даже жаль стало. Итак, что же получается? Среди двух явных уродов, по которым действительно плачет веревка, мы трое выглядим как агнцы на заклании. Ну, с кем не бывает? Каждый из нас убивал, но по необходимости. Милашка — от безысходности своего существования, когда девчонке из простой семьи трудно пробиться даже в средний слой общества. Я защищал свою жизнь, не без греха, каюсь. Может, Большой Тунец еще имеет шанс нацепить на свою голову нимб святого, если смотреть на наши прегрешения без сантиментов. — Сколько человек ты порешил, парень? — словно прочитав мои мысли, прогудел Малыш Никки, пристально глядя на щеголеватого контрабандиста. — Я не работаю грязно, приятель, — слегка сморщил нос Большой Тунец. — Мои предпочтения лежат в сфере экономических нужд. — Кончай заливать, красавчик! — хмыкнула девушка, решившая поддержать разговор. Кажется, всем становилось скучно от однообразной тряски и унылого молчания в дилижансе. — В «Гранд-Могилу» попадают те, кто взял на себя грех убийства! Хочешь сказать, что чист? — Так и есть, мэм! — осклабился парень, показывая щербины во рту. — Какая я тебе мэм, урод! Мисс! — рыжая Линда попыталась достать изящной ножкой в грубом арестантском ботинке сидящего в трех шагах от нее на жесткой скамейке Большого Тунца. — Прошу прощения, мисс! — нисколько не обидевшись, раскланялся красавчик, прикрывая коленями свое мужское хозяйство. На всякий поганый случай. — Конечно же, мисс! — Тогда тебе крышка, парень, — словно выплюнул Малыш Никки и загоготал. — Как ты будешь себя защищать, если не готов выпустить кишки ближнему? — Как-нибудь справлюсь, — скис контрабандист. — Эй, вы, гомики! Захлопнули пасти, живо! — рявкнул один из охранников, сидевших в небольшом отсеке, который был огражден от нас мощной решеткой. Сам дилижанс был выполнен в строгом соответствии с требованиями тюремных правил: десятиметровая коробка на шести осях, обшитая листовым металлом снаружи, с встроенной решетчатой камерой внутри на десять человек. Охрана — минимум шесть человек, не считая возницы. Трое снаружи на конях или на машине сопровождения (что было редчайшим случаем из-за большой стоимости услуг), и трое сидят внутри при оружии. Вооружение стандартное для перевозок. У каждого сопровождающего револьвер «кольт» или «ремингтон», в довесок — дробовик. Возница тоже вооружен, но у него автоматическая короткоствольная винтовка, которую он держит на козлах в специальных зажимах под сиденьем. Но, как я уже говорил, сегодня с дилижансом глотали пыль пятнадцать человек. — За гомиков ответишь, вшивый коп! — загудел Щеголь Дэн и загремел цепями. Надо же, а я думал, что такого ублюдка вообще ничем не проймешь! — Ну, а ты за что получил выигрыш на курорт, «джимпи» (убогий, увечный — сленг)? — обратила на меня внимание красотка с солнечными волосами. — Всего лишь за желание пожить в свое удовольствие, — я не стал улыбаться, как Джерри, и довольно мрачно посмотрел на девушку. Красивая же, вот что обидно! Была бы какая-то старуха с кривой спиной и с бельмом на глазу. Нет же, повезло трястись с обалденной девахой, у которой даже через мешковатую тюремную робу ощущаются вкусные формы. — И как — пожил? — заинтересовался Малыш Никки. Он пристально вперил в меня свои злобные глазки. — Нахлебался досыта? — Пожил — не буду врать, — ответил я, на несколько мгновений задерживая взгляд на этом уроде. Ну, будем в гляделки играть? Ого, жуткий блеск зрачков погас. — Сколько народу погубил за такую жизнь? — но вопросы свои не прекратил задавать. — Хватило, чтобы отхватить карт-бланш, приятель. Или тебе точное число назвать? — Замели, приятель, — кивнул Малыш Никки и прекратил докапываться. Я скосил глаза на Линду Джессику. Сидит, чему-то улыбается, покачиваясь на лавочке. Если колесо попадало на какой-то крупный камень, подпрыгивала, расслабившись, и только слегка страдальчески морщилась. Заметив мой мимолетный интерес, она сложила губы бантиком и послала мне поцелуй. Почему-то пришла на ум мысль, что девушке подошла бы кличка «песчаная кобра». Опасная тварь, лежит себе тихо, ничем себя не выдает, и как только жертва приближается на метр-два, делает резкий бросок и долбит своим ядовитым зубом. Смерть через пять минут. Финита ля комедия. Через три часа беспрерывной тряски, от которой скоро зубы из десен начнут выпадать, дилижанс остановился. Единственная дверь сбоку распахнулась, и внутрь заглянул шериф Хартинг. Внимательно посмотрел на пассажиров, удовлетворенно кивнул, увидев наши скисшие физиономии. — Перекур, ублюдки, — сказал он. — Сейчас будем выводить по два человека, чтобы попить, оправиться, размять ноги. На каждую партию — двадцать минут. Вздумаете играть со мной — грохну прямо здесь, на дороге, и даже закапывать не буду. Воронам и пустынным псам тоже жрать охота. Уяснили? — Да, сэр, — вяло за всех пробормотал Джерри. Остальные проигнорировали вопрос. Напрасно.