— А далеко это? Что бы это ни было? — Двадцать минут. — А. Ладно. — Я подъеду за тобой в семь. — Хорошо. Ладно. Увидимся. — Люблю тебя. Но она уже повесила трубку. Он сидел за своим чаем, яйцами по-шотландски с зеленой фасолью и сливовым пирогом со сливками и продолжал слышать ее голос. У себя в голове. Он знал, но не знал. Ну, конечно, он не знал. Они были обручены. Они должны были пожениться через шесть месяцев. У нее начиналась простуда или эти дни. Но он знал. Он уставился на яйцо в своей тарелке, аккуратно разрезанное пополам. Бледный рассыпчатый желток, резиновый с серыми прожилками белок, мясная сосиска, оранжевые крошки. Он знал. Когда он приехал, Элисон была не готова, и дома была ее сестра, Джорджина, которая сначала посмотрела на него, а потом отвернулась. Потом он понял, что Джорджине было неловко. Из-за того, что Элисон ей сказала. Но он не обратил на это внимания. Разумеется, не обратил. Все было нормально. А как иначе? Они были обручены. Они должны были пожениться. Еще не рождалось на земле другой такой женщины, как Элисон. Именно так он это ощущал, со всей уверенностью. Никогда не рождалось другой такой. Она вошла в комнату, и солнце исчезло. Вот что произошло. Это сделала она. На ней было синее платье и белый пиджак, и ее волосы были распущены и висели кое-как. Ее тонкие волосы. Ее волосы просвечивали, когда она зашла в комнату. Элисон. Джорджина посмотрела на нее. Элисон не хотела встречаться с ней взглядом. Что-то произошло. Но когда он отъезжал от бордюра перед домом, он готов был рассмеяться от радости. * * * — «Комптон Форд Отель», — прочла она вслух, когда они заехали в ворота и оказались на подъездной дорожке. Гравий захрустел у них под колесами. — Я слышала про это место. — Тебе понравится. Я приезжал сюда и все разузнал. — Но для чего? — Для нас. Подожди. Он подал ей руку, она вышла и медленно осмотрелась, вбирая в себя все вокруг — дорожку с дюймовым слоем гравия, газоны, каменные вазы с белыми цветами, террасу и аллею между деревьев. — Пойдем. — Все выглядит так роскошно. Наверное, тут очень дорого? — Ну и что? Они поднялись по витой лестнице и зашли. В холле был мраморный пол, обеденный зал прятался под стеклянной крышей, а его двери выходили на лужайку. Белые скатерти. Официанты в длинных фартуках. Цветы. — Погляди на цветы, — проговорила Элисон почти шепотом. — Только подожди — и они будут твоими. Нашими. — Что ты имеешь в виду? — Нашу свадьбу. — Мы не можем отмечать здесь свадьбу! — Почему? Но она отвернулась от него. Она ушла в дамскую комнату, пока он остался заказывать им напитки и выбирать для них стол на террасе, освещенной вечерним солнцем. Он присел и стал фантазировать, представлять себе ее. Сад, полный их гостей, и в центре всего — Элисон. Когда она вернулась, прошло уже довольно много времени. — Я попросил у них брошюру, — сказал он, — когда был здесь в прошлый раз. С тем, что они предлагают. Можно устроить все что хочешь. Ты просишь — и они это устраивают. Она взглянула на него и быстро отвела взгляд. Взяла свой бокал вина, сделала маленький глоток и поставила на место. — Что ты думаешь? Он все еще видел, как сверкание солнца отражается на ее лице, и на поверхности стола, и в их бокалах, и чувствовал его тепло. Пришли еще несколько человек. За их беседой он слышал приглушенный звук, с которым кто-то клал приборы на льняную скатерть. — Я должна кое-что тебе сказать. И все. Странно. Это было все, что ему надо было услышать. «Я должна кое-что тебе сказать». И его мир разрушился. Он смотрел, как его осколки рассыпаются, и их куда-то уносит, словно листья, которые опали, и теперь исчезают вдали, и все, что вместо них остается, — это черная пустота и холодный ветер. Только одна фраза, которую она произнесла, и то, как она посмотрела. Не то, как она посмотрела на него, нет. Само выражение ее лица. «Я должна тебе кое-что сказать». Бледный золотистый лагер и еще более бледное вино прокисли и свернулись в бокалах, а его пальцы превратились в лед. Он услышал ее, но не сказал ничего в ответ. Совсем ничего. Только поднялся, оплатил счет и отменил резерв. — Мне не очень хорошо. — Скажи что-нибудь, пожалуйста, скажи что-нибудь. Прости меня. Мне правда очень жаль, я не знаю, как это случилось, я этого не хотела, но так получилось, мне правда жаль. Она все говорила и говорила. Ей жаль. Она не знает как. Но так получилось. Он ничего не сказал. Не то чтобы он не услышал ее или не понял. Это было не так. Она не выйдет за него замуж, потому что хочет быть со Стюартом Ридом. Его другом Стюартом Ридом. Теперь — ее любовником Стюартом Ридом. — Прости меня. Он не ехал слишком быстро и не лихачил. Он подъехал прямо к ее дому, обошел автомобиль и открыл для нее дверь. Она стояла на тротуаре рядом с домом, ее глаза округлились, а рот работал без остановки. Элисон. — Скажи что-нибудь, ради всего святого! Но он просто стоял, и в конце концов она нетвердым шагом пошла к воротам не оглядываясь. Он заметил Джорджину. Она смотрела вниз из окна на втором этаже. Джорджина. Она знала. Он вернулся в свою машину и уехал, и ехал очень долго, и пока он ехал, позволил своей ярости просочиться наружу, вылиться из его нутра, где он ее сдерживал. Капля за каплей. Он не мог позволить ей высвобождаться слишком быстро, потому что она была слишком сильная, слишком смертельная, слишком концентрированная. Она бы сожгла машину дотла. * * * Тоска пришла позже и настолько перемешалась в нем с яростью, что он с трудом мог ее распознать. Но больше всего его шокировало то, что вся любовь, которую он испытывал к ней, мгновенно свернулась, как черная бумага, и сгорела без остатка. Он все еще чувствовал страсть, но такую, которая замыкается на самой себе и выворачивается наизнанку. Он сел рядом с железнодорожными путями, стал смотреть на поезда, которые проносились мимо него каждые двадцать минут, и представлять ее, лежащую на рельсах. Ее глаза были открыты, и она все видела, и знала, что он смотрит, как она умирает под колесами. За то время, что он провел там, — час, или даже больше, — он составил план, что он будет делать, как и когда он будет это делать и куда он пойдет после. Он спланировал все так тщательно, так проработал каждый мельчайший шаг, что был уверен в своем успехе. Он не мог потерпеть неудачу. И в этом всем не будет никакой его вины. Его не за что будет винить, и он объяснит это всем. Его не за что винить. Она сама это сделала. С ним. С собой.