Элисон. Прошло два дня, а потом он проснулся ночью от слез. Он плакал о ней и о себе, и о том, что потерял, зная наверняка, что никогда никого не полюбит так, как любил ее. Это заняло у него так много времени. Для других все было просто — девушки, партнерши, жены, но у него никогда не получалось сделать все правильно, он просто не умел. Она была его чудом, и он никогда до конца не верил в нее. «Может, в этом и было дело, — подумал он, лежа в темноте, — может, в нее никогда и не следовало верить?» Может, это все было не правдой, как он и чувствовал? Его всегда поражало, что она ответила ему взаимностью, но, с другой стороны, почему бы и нет, ему повезло, это должно было случиться — так ему всегда говорили. А что теперь? Надо пойти к ней. Пойти и просить, просить и умолять. Ни за что. Ему уже было достаточно тяжело. Он не мог рисковать и этим — потерять свою гордость вместе со всем остальным. Он знал, что он должен делать. Он уже все обдумал, не так ли? Он знал. Он перевернулся на другой бок и заснул, но во сне у него продолжали течь слезы. * * * Он уставился в свою тарелку. Взял нож и вилку. Воткнул нож в желтую сердцевину сваренного вкрутую яйца и порубил ее в мелкую крошку в своей тарелке. Белок, оставшийся лежать, словно дряблая половинка полной луны, был следующим. Он порезал его на мелкие ломтики. Остальное — остатки сосиски и немного крошек — он прижал вилкой, изо всех сил надавливая на нее и расплющивая еду на плоской тарелке. Он проделал то же самое со второй половиной яйца, пока оно не превратилось в горку невнятного месива. Яичный желток и белок перемешались в кашицу, которую он все продолжал и продолжал возить по кругу. Так он сидел очень долго. И вспоминал. Напоминал себе. Ярость. Тридцать девять Хелен отложила вилку. — Удивительно, что, несмотря на серьезность темы, которая поднимается в этой пьесе, она потрясающе смешная. — Ты видела ее раньше? Она покачала головой. — Играла в актерской студии Лаффертона. Фил поморщился. — Да, да, я знаю… Это любительский уровень, но зато я познакомилась с несколькими очень хорошими пьесами, в том числе и с трилогией Дэвида Хэйра. Тогда я еще подумала, насколько же «Гонки за демонами» смешные. — Самая смешная строчка? — Проще простого. Когда он бросает вызов Богу и говорит ему, чтобы тот не очень-то важничал, потому что сам похож на средненькую футбольную команду. — Аккрингтон Стэнли. — Ага, и что его фанаты в миру такие же, как и фанаты Аккрингтон Стэнли, — они просто не ходят на матчи. — А что насчет тебя? — Что? Хожу ли я на матчи Аккрингтон Стэнли? — Нет. Что думаешь о Боге? Эта тема раньше не всплывала во время их немногочисленных встреч, но после просмотра пьесы Хэйра про кризис клерикализма и состояние Церкви Англии казалось неизбежным, что кто-то из них ее поднимет. Впрочем, Хелен была уверена, что это будет не она. Она чуть ли не отказалась идти в театр из-за этого. Она отрезала еще немного от своей сальтимбокки[4] и стала очень медленно жевать. — Что-то не так? — Очень вкусно. Я просто смакую последние кусочки. — Понятно. Она должна была рассказать ему про Тома. Конечно, должна была. И почему нет? Она будет защищать своего сына до последней капли крови. Но это было непросто. И она постоянно уклонялась от этого. Но это был Фил. Она посмотрела на него через стол. Он приподнял бровь. Фил. Фил, который нравился ей все больше и больше, чья компания была ей так приятна… Она сложила на тарелке вилку и нож и допила последний глоток вина. — Замечательно. — Не надо волноваться. — О чем? — Может, нам не стоит это обсуждать. Религия и политика — ну, ты знаешь… — С политикой мы уже разобрались. — Да. Они оба голосовали за лейбористскую партию и Гордона Брауна, оба были рады отставке Блэра, оба происходили из семей воинствующих леваков. Студентом Фил распространял газету Рабочий Социалист и на два семестра даже превратился в троцкиста. — Но ты вырос из этого, да? Реальная жизнь умеет вправить мозги. Официант пришел убрать со стола и предложил им десертное меню. Фил заказал еще один бокал вина для нее и минеральной воды. — В меня больше ничего не влезет, — сказала она. — Жаль. А в меня — да. Он заказал себе пудинг, а потом сказал: — Я атеист. Я не понимаю, как человек, обладающий разумом, может верить в Бога. Это для меня загадка. А еще я думаю, что религия опасна. Это нездоровая сила. И, если ты из сайентологов, то мы должны договориться не обсуждать тэтанов[5], хорошо? — Ну да… — Ну да? — Я просто пытаюсь осознать тот факт, что я — человек, не обладающий разумом. — Ты веришь в Бога? — Я думаю, да. Во всяком случае, я пою в церковном хоре. Я хожу на пасхальные службы, на рождественские, слушаю гимны… На этом, в общем-то, все. Так что я, наверное, не особо усердный прихожанин. — А. Ну, обычный фанат Аккрингтон Стэнли. — Но ты должен знать о Томе. Не то чтобы у меня с этим проблемы, и не то чтобы это могло повлиять на… что-либо. — Том. Рассказывай. — Он наклонился ближе к ней и положил руку на ее ладонь. — Что такого ужасного с Томом? — Нет, ничего ужасного… — Она вздохнула. Это было тяжело, а ведь так не должно было быть, она не должна была до сих пор чувствовать такую неловкость из-за происходящего. — Когда ему было шестнадцать, один из его друзей предложил ему провести выходные с ним и его семьей. Том согласился, но потом оказалось, что это какое-то христианское мероприятие — с палаточным городком и сценой для выступлений. Но когда это выяснилось, Том уже сказал, что поедет, и решил так и сделать. Он подумал, что просто посмеется, тем более там будут музыкальные группы, так что он легко это переживет. Там неподалеку был пляж, где можно было заняться серфингом, который он обожал. Это было в Корнуэлле. Так что он поехал. Мы с Лиззи отправились в Нортумберленд — посмотреть на Вал Адриана. Мы все шутили про то, как несчастный Том там справляется. Но когда мы вернулись, он справился настолько хорошо, что присоединился к ним. — Ты хочешь сказать, что ему промыли мозги? — Не совсем. Но атмосфера там была буквально наэлектризованная, очень эмоционально заряженная, и на него явно оказывалось сильное давление. Он сказал, что на него как будто снизошел свет. Он стал заниматься только тем, что читал Библию и встречался с этими людьми. У них крайне радикальные фундаменталистские взгляды, и они с большой враждебностью относятся к тем, кто не с ними. Я разозлилась. Я пыталась поговорить с ним. Но ничего не вышло. У них в голове как будто что-то перемыкает, и достучаться становится невозможно. Лиззи устроила ему настоящий ад. Но я подумала, что он успокоится, как и все подростки. — Но он не успокоился. — Совсем наоборот! И я не хотела говорить об этом тебе. Фил начал смеяться. — Не смешно! Правда. Ты должен послушать его — он так искренне и серьезно к этому относится! Он не тот Том, которого я знала, Фил, — он больше ни о чем не говорит, у него практически нет других друзей. Он ездил на их конференцию в Америку этим летом и вернулся совершенно ужасным правым и еще большим фундаменталистом. Нам пришлось договориться вообще это не обсуждать. И жить так оказалось довольно тяжело. — Представляю.