Пятьдесят два — Прорыв! — Констебль Луиза Келли подбросила карандаш в воздух. По маленькой комнате пронеслась волна ликования, но Саймон Серрэйлер покачал головой. — Я знаю, что вы сейчас чувствуете, и я не хочу быть ложкой дегтя, но это маленький проблеск света, а не прорыв. — Но это больше, чем было до этого, босс. — Точно — надо радоваться малому, и все такое. — Хорошо. Три человека — два гостя со свадьбы и один случайный прохожий. Один из них пробежал за мотоциклом всю Дедмедс-роуд. Остановился только на перекрестке в конце переулка, где его и потерял. Двое человек, которые разбираются в мотоциклах, сказали, что это была «Ямаха», скорее всего ЭфДжиЭр 1300. Черная. Похоже, довольно новая. Табличка с номером была закрыта. Один из мужчин заметил желтую полоску сбоку, возможно флуоресцентную. Мотоциклист был в черной коже и в шлеме, никаких отличительных признаков, но свидетели видели, как он нагнулся вперед ближе к концу дороги, скорее всего, чтобы убрать оружие в кофр. — Кто-нибудь вообще видел, как он подъезжал к церкви? — Тут все сложно. Одна гостья услышала шум. Рев мотора, совсем близко — он напугал ее, и она обернулась, но в этот момент кто-то крикнул невесте посмотреть в камеру, и она повернулась в ту сторону. Это случилось очень быстро. Подружка невесты, которая погибла, выскочила перед невестой именно в тот момент, когда раздался выстрел. — То есть он не целился в маленькую девочку? — Сложно сказать, но, скорее всего, нет. Нам нужно дождаться баллистической экспертизы с вероятной траекторией выстрела, но они полагают, что он целился в жениха. Эндрю Хатта. Есть следы колес на дороге и следы бензина. Криминалисты составят отчет. А сейчас Дедмедс-роуд оцеплена, и я хочу, чтобы вы на коленях исползали ее сантиметр за сантиметром и все обыскали. Экстренное сообщение разослано дорожной полиции по всей округе и в соседних областях. И хотя я бы не рискнул называть это прорывом, но констебль Келли права, это первый раз, когда его увидели, и если он стал смелее, значит, он скоро начнет совершать ошибки. Он думает, что он опережает нас на сотню шагов, и он очень самоуверен. — Он еще объявится, да? — Мы обязаны обеспечить его поимку до того, как это случится. Строить предположения по поводу стрелка типа этого затруднительно, но мне кажется, что схема начинает вырисовываться. Так что — глядите в оба, и думайте, думайте, где бы вы ни были: а может ли он быть здесь? Может ли это стать местом его следующего преступления? Не исключайте никаких возможностей. Проверьте каждый мотоцикл, сделайте подомовой обход на Дедмедс-роуд и на прилегающих улицах. Магазины, ветеринарная клиника напротив Католической церкви, гаражи в конце улицы… Постеры появятся завтра. Листовки уже печатают. Завтра у церкви четыре офицера будут их раздавать, а на церковной парковке мы установим мобильный пункт, куда люди смогут сообщить о том, что они видели. Начался шум, стулья задвигались, несколько человек встали. — Сядьте, я еще не закончил. Он постоял, ожидая тишины. Он верил в то, что нужно быть открытым и спокойным, руководить, а не доминировать. Но теперь выражение его лица изменилось, и они заметили это. Все затаили дыхание. — Этот человек уже убил пятерых, — проговорил он тихо. — Одному из них было пять лет. У него миссия, и он будет убивать дальше. Я хочу, чтобы его остановили. Каждый из вас должен быть начеку. Каждый из вас может стать тем самым офицером, который застанет его на месте следующего преступления. Теперь идите. Не подведите меня. Повисла тишина, прежде чем комната наполнилась шумом, и все начали уходить. Но обычных шуток и замечаний вполголоса слышно не было. Настроение изменилось. Через десять минут в столовой была уже куча народу и атмосфера была заряжена до предела. Обычные взрывы грубого хохота сменились горячими обсуждениями. — У нас есть реальный шанс в пятницу-субботу. Он теперь думает, что он бог, и будет стрелять по толпе. — Господи, надеюсь, что нет. — Клайв Раули запихал целую булку с беконом в рот и залил ее чаем. — На выходные хороший прогноз, народу на ярмарке будет куча. — В темноте все-таки сложно. — Это правда. Но подумайте, какой будет хаос, как просто ему будет скрыться в этой суматохе. — Мне кажется, они должны все отменить. — О, нет, — Луиза Келли выглядела почти что испуганной, — ярмарка — это же великая вещь, они не могут. Я думаю, он не осмелится. Он умен, как и говорит суперинтендант, он поймет, что там будет больше полиции, чем на параде выпускников в Хендоне[6]. Он точно не будет так рисковать. — Согласна, — Вики Холлиэлл задумчиво помешивала по кругу свой кофе. — Сейчас будет затишье. Он сбавит обороты. Будет ждать, когда наша боевая готовность ослабнет на несколько пунктов. А потом он снова объявится там, где мы даже близко не будем этого ожидать. — При этом, — сказал Клайв, поднимаясь из-за стола, — он не дает нам скучать. Но мы сейчас в большей боевой готовности, чем любой антитеррористический отряд. — И это тебе нравится, так ведь, Клайв? — Лучше, чем каждое утро мыть нашу бронированную машину, как будто это у нас единственная боевая подготовка. Пошли отсюда. Пятьдесят три Джейн Фитцрой зашла в отделение Саундерс в самом конце дня. Последний час она провела с семьей подростка, оправляющегося после менингита вопреки самым мрачным прогнозам. А теперь ее попросили навестить Нэнси Ли после семичасовой операции на мозге. Рано утром ее вызвали покрестить новорожденного недоношенного младенца, который должен был прожить не дольше нескольких часов. Она думала о том, что жизнь совсем не подготовила ее к тому, чтобы быть на острие атаки в качестве больничного капеллана, даже время от времени. Секретарша отделения странно на нее посмотрела. — Я могу помочь? — Нэнси Ли — она уже вернулась из операционной? — Сейчас проверю. Вы новенькая, да? — По ее лицу было понятно, что она не особо-то рада видеть капеллана — видимо, ей казалось, что они только мешаются под ногами. Джейн улыбнулась ей. Но трюк не сработал. Отделение интенсивной терапии все гудело и пищало от работающих аппаратов и приглушенных голосов. — Третье крыло. — Спасибо. Сестра Уикс на смене? — Да, но она очень занята. — Хорошо, найду ее позже. Спасибо. Ответа не последовало. Третье крыло было в дальнем конце здания, и сестра Уикс оказалась там. К четырнадцатилетней Нэнси Ли было подсоединено множество мониторов, трубок и капельниц, она лежала с закрытыми глазами и забинтованной головой. Ее мать сидела рядом с ней и держала ее ладонь в обеих руках. Но когда Джейн тихо зашла внутрь, она подняла глаза и улыбнулась ей открытой прекрасной улыбкой, полной радости и облегчения. — Хорошие новости, — сказала сестра Уикс, кивая в сторону Нэнси. — Да? — Опухоль была не злокачественная, и они удалили ее полностью. Перспективы очень хорошие. Глаза Джейн наполнились слезами. Этим утром, когда она пришла, чтобы прочесть молитву, прежде чем Нэнси отправится в операционную, прогнозы были неутешительные. Врачи ожидали, что опухоль окажется злокачественной и ее сложно будет удалить. Мать Нэнси произнесла: — Это чудо. Это просто удивительное чудо. — Это определенно хорошие новости, — сказала Джейн. Ей становилось не по себе, когда люди заговаривали о чудесах, особенно сразу после важных операций или на ранних стадиях серьезной болезни. И что такое вообще чудо? Она подумала о Крисе Дирбоне, которого не ждали хорошие перспективы, или приятный сюрприз, или чудо. Она вгляделась в юное лицо Нэнси. Она выглядела бесконечно далекой, бесконечно хрупкой. — Вы прочтете благодарственную молитву? Бог был так добр к нам, он сдержал свое обещание. — Мать Нэнси была евангельской христианкой, непоколебимо преданной своей основанной на Библии вере, и ее лицо светилось благостью, когда она держала руку своей дочери. Все гораздо сложнее, хотела сказать Джейн, все никогда не бывает так очевидно, мы никогда не должны искать простых ответов. Но она не могла сказать ничего такого. Она мягко опустила руку на лоб Нэнси и благословила ее. — Я приду завтра с утра, — сказала она. — Проверю, как она себя чувствует. Первые дни, сами знаете. — Она полностью оправится. Мы можем на это надеяться. Джейн улыбнулась и выскользнула из палаты. По пути обратно в колледж ее стало обуревать беспокойство, не высказалась ли она слишком негативно и не выказала ли сомнение в искренней вере матери. Как она могла быть священницей Церкви Англии, если не принимала то, что чудеса случаются и что молитвы бывают услышаны? Она верила в силу молитвы. Но чудеса — что это такое? Редкость — это уж точно. Медицинский диагноз, который оказался слишком пессимистичным, когда в результате все сложилось гораздо лучше, чем кто-то смел надеяться и ожидать, — это было объяснимо, и это был повод для радости и благодарности, но это не было чудом. В больнице можно было увидеть счастливые и печальные исходы каждый день — она сама сегодня стала свидетельницей и того, и другого. И все же она отвергала веру этой женщины и корила себя за это. Она припарковала машину и задумчиво зашагала по двору колледжа. Было тихо. В воздухе пахло по-осеннему, хотя было тепло, и тут и там плясали маленькие облачка гнуса и мошкары. Она знала, насколько ей повезло, что она имеет право занимать несколько комнат в колледже, работая замещающим капелланом и здесь, и в больнице, и при этом может писать свою докторскую диссертацию. Она совершила так много ошибок, столько раз сворачивала не туда, постоянно приходила к выводу, что выбранные ею профессии — не для нее. А сейчас у нее было и личное пространство, и время. Она надеялась, что теперь наконец сможет доказать, что достаточно хороша — хороша для того, чтобы оправдать надежды, которые на нее возложили («в который раз», — подумала она). Она удивлялась, почему уверенность, которая была так сильна, когда она решила стать священницей, так стремительно ослабла. К двери ее комнаты была пришпилена записка: «Дорогая Джейн, не согласишься ли ты выпить со мной завтра чаю в четыре тридцать? Надеюсь, у тебя все хорошо, и ты комфортно обустроилась. С наилучшими пожеланиями, Питер». Такая изысканная вежливость со стороны старшего капеллана вместе со словами «чаю в четыре тридцать» заставили ее улыбнуться. Некоторые вещи не меняются. На ужине присутствовали всего несколько человек, и она осталась в общей гостиной, чтобы поддержать разговор, до начала десятого. Она почти никого не знала, но в колледже знакомились легко, и возвращалась она в свою комнату в хорошем настроении, планируя в ближайший час поработать, а потом позвонить Кэт Дирбон. Но прежде она включила телевизор, чтобы посмотреть новости. Когда появилась картинка, на экране возникло лицо Саймона Серрэйлера крупным планом. Джейн стояла и смотрела на него, взволнованная одновременным ощущением его близости, как будто он был здесь и разговаривал с ней, и невероятной отдаленности. Он выглядел спокойным и уравновешенным, но становился мрачным, когда ему задавали вопросы про стрельбу в Лаффертоне. Было очевидно, что Саймона прижали к стенке, но в то же время нельзя было не отнестись с пониманием к общественности, которая негодовала из-за того, что по городу катится волна кровавых убийств, а полиция как будто бы ничего не делает, чтобы это остановить. Но в следующее мгновение Джейн увидела Саймона не там, под лучами телевизионных софитов, а за окном своего домика, где обезумевший от горя мужчина удерживал ее: как Саймон разговаривал с ним, пытался его успокоить, и потом, когда ее наконец выпустили, как он дождался ее и утешил. Она вспомнила единственный вечер, который они провели вместе. Она состряпала нехитрый ужин. Ей было хорошо рядом с ним, но в последний момент она отвергла его, отступила, смущенная и неуверенная, все еще шокированная тем, что с ней произошло. Она не должна была давать Саймону шанс, и она знала это, потому что ему была в тягость настоящая близость, ее поведение его удивило и ранило. Он не понял, почему, несмотря на такой громадный риск с его стороны, ему все равно отказали. Потом, после отъезда из Лаффертона, в последние выходные перед тем, как отправиться в аббатство, она написала ему длинное и очень деликатное письмо, в котором пыталась извиниться и объясниться. Она так его и не отправила. Телефон звонил очень долго, прежде чем Кэт ответила.