Когда он не на льду, мы занимаемся любовью. Если путешествует, я пишу. Благодаря Селесте наше расписание расписано по минутам и насыщено важными событиями. Но ничто не сравнится с давлением из-за сегодняшней игры. «Джерси Сити» против «Сиэтла». Трентон встретится со своей старой командой на их родном поле и сказать, что я нервничаю, это ничего не сказать. Он говорит, что в этом нет ничего особенного, но Селеста, Ария и я, тем не менее, вылетели, чтобы поддержать его. И, может быть, для него это правда не имеет большого значения. Может быть, Трент не переживает относительно перспективы видеть старых товарищей по команде и играть против них, потому что он счастлив в новой жизни, с новой командой и девушкой. Но я знаю, как сильно он хочет доказать всему миру, что не готов к отставке. И что может быть лучше, чем доказать это команде, которая его отпустила? Средства массовой информации драматизировали по поводу соперничества между бывшими лучшими друзьями. Журналисты пересказывали каждую деталь на протяжении всей истории их дружбы — независимо от того, было ли это фактами или сфабрикованной приманкой, чтобы усилить конфликт. Несколько фанатов «Сиэтла» освистывают нас, когда мы занимаем места, но я не утруждаю себя даже взглядом в их сторону. Я выбрала сиденья за воротами Трентона, в отличие от удобных бокс-сидений. Хочу быть как можно ближе к нему. Нужно, чтобы он чувствовал мое присутствие, находясь на льду, и знал: что бы ни случилось, я здесь ради него. — Как он себя чувствовал, когда вы разговаривали? — спрашивает Селеста. Я приподнимаю плечо. — Все было отлично. Думаю, он просто хочет покончить с игрой, чтобы все заткнулись и перестали суетиться. Она кивает. — Мы все вздохнем с облегчением, когда этот ад закончится. Просто надеюсь, что они победят, и мы сможем послать Сиэтл к черту. — Победят, — я откидываюсь на спинку сиденья и глубоко выдыхаю. — Я знаю, что они это сделают. Голос диктора потрескивает в динамиках, прожекторы танцуют по стадиону, а толпа сходит с ума. Крики поддержки оглушают. «Щеглы» выходят на лед, и я подпрыгиваю, чтобы подбодрить Трентона. Прижимаю ладонь к стеклу, и он, подмигнув мне, постукивает по нему перчаткой, прежде чем занять свое место. Звуки на стадионе усиливаются, когда диктор представляет каждого из игроков «Сиэтла». Адреналин бурлит в венах, когда парни начинают кататься по кругу. — Это он, — перекрикивает музыку Селеста, указывая на номер семнадцать. — Дэвид Петроски. Ария поднимает средний палец и кричит: — ФУ! Ты мудила, Петроски! Я хватаю ее за руку и с силой опускаю обратно. — Дурная, ты собираешься втянуть нас в драку! Селеста смеется. — Тренту придется внести за нас залог после игры. — Это последнее, что сейчас нужно, — я качаю головой. — Можешь себе представить, какими будут заголовки? Ария толкает меня плечом. — Хотя из этого получилась бы отличная сцена в книге. — Я не ищу тюремного заключения, спасибо. Когда шайба падает, все разговоры обрываются. На протяжении первого периода мы находимся на краю сидений, постоянно вскакивая. «Сиэтл» жаждет крови, пробуя удар за ударом, но Трентон с легкостью отбивает каждый из них. Период заканчивается без каких-либо очков на табло. Во втором периоде игра набирает обороты. Игроки обеих команд проводят время в штрафной и за ее пределами, а нападки становятся все более агрессивными. Я съеживаюсь каждый раз, когда они ударяются о защитное стекло. Наконец, Крумкачев забивает гол. Мы кричим так громко, как только можем, надеясь, что парни услышат это сквозь глумящуюся толпу. Но гол разжигает пожар в команде Сиэтла. Петроски летит по льду, отказываясь делить шайбу. Стамос встает у него на пути, чтобы заблокировать удар, но Петроски так сильно врезается в него, что мужчина отлетает назад, словно наступил на гранату. Трентон приседает на корточки, готовясь к тому, что будет дальше. Петроски забрасывает шайбу за сетку. Губы мужчины шевелятся, но я не могу разобрать сказанное, и, судя по угрожающему взгляду Трентона, когда тот оборачивается, держу пари, драка может начаться в ближайшее время. Петроски отдает передачу, но Крумкачев снова перехватывает шайбу и отправляет ее обратно на лед. Подбираясь достаточно близко к воротам, чтобы нанести удар, один из защитников «Сиэтла» врезается в него, забирая шайбу. Неистовая борьба клюшек за право владения куском резины позволяет Петроски снова выйти сухим из воды. — Черт, эй! — я вскакиваю на ноги. — Кто-нибудь, остановите его! Петроски подлетает так близко, что кажется, будто играет в кошки-мышки с Трентоном. Но идиот не смотрит, куда движется, врезаясь в собственного товарища по команде, который, как домино, задевает Трентона, отправляя обоих на лед. И тут начинается настоящий ад. «Сиэтл» задел вратаря. Обе команды окружают ворота, толкая и подначивая друг друга на драку. Клюшки и перчатки скользят по льду, когда судьи спускаются на площадку, оттаскивая и протискиваясь мимо игроков, чтобы разнять их. Трентон резко встает и срывает с себя шлем и перчатки, направляясь прямиком к Петроски. Он с силой прижимает Дэвида спиной к стеклу и бьет по лицу, нанося удар за ударом. — Да! — визжит Ария, — Надери ему задницу! Один из судей оттаскивает Трентона от Петроски, лицо которого теперь залито кровью. Я вздыхаю с облегчением, поскольку кажется, что все остывают. Но Петроски поднимает клюшку и бьет ею Трентона по лицу. Все замирают. Тело Трентона обмякает в руках судьи и падает на лед с громким «бу-бух». Толпа молчит, если не считать моего крика. Крумкачев и МакКинли тут же опускаются на колени рядом с Трентоном, что-то шепча ему на ухо, но тот не двигается. Мы ждем, кажется, целую вечность, пока медики принесут носилки. Они переворачивают Трента на спину, а на льду остается большая лужа крови. Арья обнимает меня, а Селеста сжимает руку так крепко, что хрустят костяшки. — Куда они его забирают? — кричу я, подавляя рыдание и дрожа так, словно это меня ударили долбанной клюшкой. — В медкабинет, — пальцы Селесты молниеносно перемещаются по телефону. — Сейчас выясню, что происходит. Слезы текут по лицу, когда я опускаюсь на сидение. — Все будет хорошо, детка, — Ария проводит ладонью по моей спине маленькими кругами. — Сделай глубокий вдох и выдох. Худшие сценарии проносятся в голове, пока игра продолжается с запасным вратарем вместо Трентона. Я чувствую себя беспомощной, неспособной подойти к нему или быть рядом. — Сейчас его лечит медицинский персонал, — говорит Селеста. — Я дружу с одной из них, поэтому получу последние новости. — Я просто хочу знать, все ли с ним в порядке. — Он в сознании и чувствует себя не так плохо, как кажется. Как только остановят кровотечение, Трентон сможет вернуться в игру. Глаза расширяются, когда я наклоняюсь, чтобы прочитать сообщения на экране. — Вернуться в игру?! — Он не позволит Петроски вот так все закончить, — Селеста сжимает мое колено. — Хочет вернуться туда и закончить игру. Неприятно это признавать, но я понимаю. Понимаю, почему ему нужно вернуться. Просто хотела бы обнять его прямо сейчас. В начале третьего периода Трентон возвращается на лед. Облегчение переполняет меня. Он проскакивает мимо сетки и останавливается перед разделяющим нас стеклом. — Я люблю тебя, — произносит он одними губами. Лицо выглядит очень помято, а на лбу приклеен большой пластырь. Я прижимаю обе ладони к стеклу под звуки сильно бьющегося сердца. — Я люблю тебя. Когда игра возобновляется, Трентон останавливает каждую попытку забить, пока Крумкачев не обеспечивает победу в конце игры, отправляя шайбу в ворота.