Она ждала реакции Малика. Ведь он кричал, что это убийство, в течение всех тридцати четырех часов, прошедших с момента обнаружения трупа. Ей не хотелось лишать его хотя бы одномоментного триумфа. Муханнад не заставил себя долго ждать. – Как я и говорил, – с торжеством объявил он. – И, если бы я все это время не стоял у вас над душой, уверен, вы объявили бы, что это несчастный случай. Эмили почувствовала облегчение. Этот азиат хотел втянуть ее в спор. Любая словесная перепалка с сотрудником, ведущим расследование, сыграла бы для его собратьев роль призыва к объединению. А беседа, в ходе которой скрупулезно обсуждались выявленные факты, была для них менее полезной. Пропустив мимо ушей его едкое замечание, она сказала, обращаясь к его кузену: – Следственная группа вчера примерно в течение восьми часов обследовала это место. Они собрали улики и направили их на анализ в лабораторию. – И когда вы ожидаете результатов? – Мы сообщили им, что это дело первостепенной важности. – А как умер Хайтам? – вмешался Муханнад. – Мистер Малик, дважды я пыталась объяснить вам по телефону, что… – Вы хотите заставить меня поверить в то, что вы все еще не знаете, как был убит Кураши, разве нет? Ведь ваш судмедэксперт уже осматривал тело. А по телефону вы мне сказали, что и сами видели его. – Да, но осмотр тела ничего не дает, – в сердцах воскликнула Эмили. – Ваш отец может это подтвердить. Его пригласили для опознания, и, уверяю вас, он знает столько же, сколько и мы. – Мы правильно поняли, что он убит не из огнестрельного оружия? – тем же спокойным голосом спросил Ажар. – И не ножом? И не задушен ни струной, ни веревкой? Понятно, что использование любого из перечисленных орудий убийства оставляет следы на теле. – Мой отец сказал, что он видел только лицо Хайтама, да и то с одной стороны, – сказал Муханнад и ради усиления смысла только что сказанного добавил: – Мой отец сказал, что ему позволили посмотреть на его лицо только с одной стороны. Тело было покрыто простыней, которую отдернули до подбородка не более чем на пятнадцать секунд. Вот и все. Вы скрываете что-то, связанное с этим убийством, ведь так, инспектор? Эмили налила себе воды из стоящего на столе кувшина и предложила воды мужчинам. Они оба отказались, что было весьма кстати, поскольку все, что было в кувшине, она вылила в свой стакан, и ей очень не хотелось посылать кого-то за водой. Она сделала несколько жадных глотков, но вода противно отдавала железом, отчего на языке остался неприятный привкус. Эмили объяснила обоим мусульманам, что ничего не прячет, поскольку на этой начальной стадии расследования и прятать-то, по сути, нечего. Смерть, сказала она им, наступила между половиной одиннадцатого и половиной первого ночи с пятницы на субботу. Прежде чем сделать заключение о том, что причиной смерти может быть убийство, патологоанатом определил, что смерть наступила не в результате самоубийства и не в результате несчастного случая природного характера. Это все, что можно пока сказать… – Чушь собачья! – Другого логического заключения в отношении сказанного ею Муханнад высказать и не мог. – Если вы можете утверждать, что это не было ни самоубийством, ни несчастным случаем природного характера, и при этом называете это «по всей вероятности» убийством, так неужели вы рассчитываете убедить нас в том, что вам не известно, как именно он был убит? Желая прояснить для них ситуацию, Эмили объяснила, обращаясь к Таймулле Ажару, словно Муханнад вообще не сказал ничего, что все живущие вблизи Неца были опрошены бригадой полицейских детективов, которые старались выяснить, что они видели или слышали в ночь смерти мистера Кураши. Кроме того, на месте убийства были произведены необходимые следственные действия, одежда покойного и образцы кожной ткани будут отправлены на исследование в лабораторию, пробы его крови и мочи будут подвергнуты токсикологическому анализу, изучение прошлого… – Да она морочит нам головы, Ажар. – Эмили не могла не оценить наблюдательность Муханнада. Он был таким же быстрым, как его кузен. – Она не хочет сказать нам, что произошло. Если бы мы знали, то снова вышли бы на улицы и не ушли с них до тех пор, пока не добились бы ответа и справедливого правосудия. А этого, поверь мне, они как раз-то и не хотят допустить накануне туристического сезона. Ажар поднял руку, жестом прося своего кузена замолчать. – А фотографии? – спокойным голосом обратился он к Эмили. – Вы ведь фотографировали тело. – С этого начинается любое расследование. Подробно фотографируется место преступления, а не только тело. – А вы не сможете показать нам эти фотографии? – Боюсь, что не смогу. – Почему? – Поймите, раз мы признали, что причиной смерти является убийство, мы не можем допустить утечки никакой информации, пока идет расследование. Это обязательное условие. – И все-таки информация просачивается в печать и на телевидение в ходе подобных расследований, – напомнил ей Ажар. – Такое случается, – подтвердила Эмили, – но не по вине того, кто руководит расследованием. Ажар смотрел на нее своими большими, умными карими глазами. Не будь в ее офисе так мучительно жарко, она не сомневалась в том, что ее щеки запылали бы под этим проницательным взглядом. А сейчас жара обеспечивала ей алиби. Лица всех, кто находился сейчас в этом здании – кроме мусульман, – были красными от духоты и жары, а поэтому чересчур сильное покраснение ее лица не свидетельствовало ни о чем. – В каком направлении вы будете вести работу? – наконец спросил он. – Мы ждем, когда пришлют все материалы. Все, кто был знаком с мистером Кураши, будут считаться подозреваемыми. Мы начнем допрашивать… – Всех цветных, кто был знаком с ним, – уточнил Муханнад. – Я ведь этого не сказала, мистер Малик. – А вам и не надо этого говорить, инспектор. – Называя ее чин, он придал своему голосу исключительно вежливое звучание, дабы хоть чем-нибудь разбавить презрение, которое он к ней испытывал. – Ведь у вас нет ни малейшего желания искать этого убийцу среди белых. Если бы вы могли действовать по собственному усмотрению, вы, вероятнее всего, вообще не стали бы утруждать себя и считать эту смерть убийством. И не пытайтесь оправдываться. Я имею кое-какой опыт в том, как полиция относится к преступлениям, совершенным в отношении представителей моего народа. Эмили не прореагировала на эту приманку, а Таймулла Ажар сделал вид, что не слышал, о чем говорил его кузен. После короткой паузы он произнес: – Поскольку я не был знаком с мистером Кураши, могу я посмотреть фотографии его тела? Для моей семьи это будет убедительным доводом в пользу того, что полиция ничего от нас не скрывает. – Мне очень жаль, но это невозможно, – ответила Эмили. Муханнад кивнул головой с такой миной, будто именно такого ответа он и ожидал, и, обращаясь к кузену, сказал: – Пошли отсюда. Мы попусту тратим здесь время. – Думаю, что нет. – Пошли. Все это чушь собачья. Она не имеет ни малейшего желания нам помочь. Ажар задумчиво посмотрел на нее. – Так, значит, вы не хотите пойти нам навстречу, инспектор? – Каким образом? – настороженно спросила Эмили. – Давайте согласимся на компромисс. – Компромисс? – мгновенно отозвался Муханнад. – Нет. Нет, Ажар, только не это. Да если мы пойдем на компромисс, все кончится тем, что мы до скончания века будем сидеть и ждать, пока поднимется занавес, а смерть Хайтама будет забыта… – Послушай, брат, – сказал Ажар, пристально глядя на него. Сейчас он впервые за время разговора смотрел на Муханнада. – Инспектор, – повторил он, поворачиваясь к Эмили. – Мистер Ажар, при проведении полицейского расследования речь не может идти о каких бы то ни было компромиссах. Поэтому я не понимаю, какого рода компромисс вы собираетесь предложить. – То, что я собираюсь предложить, направлено на то, чтобы ослабить растущую напряженность в общине. Эмили решила посчитать, что может дать его предложение, если применить его в самом эффективном варианте. Возможно, он предлагает, как удержать азиатов от противоправных действий. Что и говорить, сейчас это было ей просто необходимо. – Не стану отрицать, что сейчас меня в первую очередь волнует то, как поведет себя община, – осторожно начала она, надеясь понять, к чему он клонит. – Тогда я предложил бы вам регулярно встречаться с семьей. Это сможет успокоить все наши волнения – я имею в виду не только членов семьи, но и всю общину – и информировать нас о том, как идут дела с расследованием смерти мистера Кураши. Вы с этим согласны? Ажар терпеливо ждал ее ответа. Выражение его лица было столь же непроницаемым, как и в тот момент, когда он переступил порог ее офиса. Он всем своим видом старался показать, что ничего – и меньше всего мирная ситуация в Балфорде-ле-Нец – не зависело от ее желания сотрудничать. Глядя на него, Эмили вдруг поняла, что, задавая вопросы, он знал наперед все ее ответы и вел дело к тому, чтобы предложить сейчас свой выход, логически основанный на всех ранее высказанных ею доводах. Вот они ее и переиграли. Разыграли нечто похожее на прием «добрый коп – злой коп», и она клюнула на эту приманку, словно школьница на дешевый леденец. – Я готова к сотрудничеству в пределах, максимально допустимых моим статусом, – ответила Эмили, осторожно подбирая слова, чтобы не взять на себя неисполнимые обязательста. – Но в ходе проведения расследования могут возникнуть такие ситуации, когда я не смогу встретиться с вами тогда, когда вы пожелаете. – Удобный ответ, – съязвил Муханнад. – Мне кажется, пора кончать эту бодягу, Ажар. – Боюсь, вы не совсем правильно поняли то, что я имела в виду, – повернувшись к нему, произнесла Эмили. – Оставьте, я отлично понял, что вы имели в виду. Ваша цель – дать возможность любому, кто поднимает на нас руку, в том числе и убийце, выйти сухим из воды. – Муханнад, – спокойным голосом произнес Ажар, – давай предоставим инспектору возможность для компромисса. Но согласиться на компромисс Эмили как раз и не желала. Проводя расследование, она не хотела связывать себя этими встречами, на которых ей придется контролировать каждый свой шаг, следить за каждым словом и постоянно сдерживать себя. У нее не было никакого желания вступать в эту игру. А главное, у нее не было на это времени. Этапы проведения расследования были строго расписаны, главным образом благодаря стараниям Малика, и сейчас она уже на сутки опоздала с выполнением того, что было назначено. Но Таймулла Ажар, возможно, и сам этого не сознавая, как раз и предложил ей выход. – А согласится ли семья, если на этих встречах меня кто-либо заменит? – А кто это будет? – Какая-нибудь промежуточная фигура между вами – я имею в виду семью и общину – и группой, ведущей расследование. Вы с этим согласитесь? И будете заниматься своими делами, продолжила она про себя, внушите всем своим парням, что им надо сидеть дома, ходить на работу, а не околачиваться на улицах. Ажар и Муханнад переглянулись. Последний резко повел плечами. – Мы согласны, – произнес Ажар, вставая. – Но с условием, что та персона, которую вы пришлете вместо себя, будет заменена вами, как только мы сочтем это необходимым ввиду ее или его предвзятости, неспособности или нечестности. С этим Эмили согласилась, и они вышли из ее офиса. Она обтерла мокрое лицо и затылок бумажным платком, который, мгновенно промокнув, разорвался на куски. Снимая прилипшие к влажной коже обрывки платка, она прослушала сообщения, оставленные на автоответчике, и позвонила своему шефу. Прочитав данные полицейской разведки на Муханнада Малика, записала в свой журнал имя Таймуллы Ажара и направила в департамент разведки запрос на него. После этого, перекинув через плечо ремень своей парусиновой сумки, выключила свет в офисе. Общение с этими мусульманами было потерей времени. А ведь именно время важнее всего, когда ищешь убийцу. Барбара Хейверс отыскала наконец управление полиции Балфорда, расположенное на Мартелло-роуд – узкой, спускавшейся к морю дороге, окаймленной по обеим сторонам домами из красного кирпича. В одном из таких домов и размещалось управление. Построенный в викторианском стиле дом был накрыт остроконечной крышей, утыканной множеством труб, и, несомненно, принадлежал в свое время одному из наиболее преуспевающих семейств города. На старинных с голубоватым оттенком стеклах белами буквами было выведено слово Полиция, указывающее на то, как используется это здание сейчас. Когда Барбара остановила машину перед входом, включилось прожекторное освещение, залившее фасад белыми световыми пучками. На фоне раскрывшейся двери главного входа возникла женская фигура; в дверях женщина остановилась, чтобы поправить ремень, на котором висела переброшенная через плечо пухлая сумка. Барбара не видела Эмили Барлоу почти полтора года, но сразу же узнала ее. Высокая, в белой рубашке без рукавов и темных брюках, старший инспектор уголовной полиции имела широкие плечи и четко обрисованные бицепсы, свидетельствующие о ее преданности триатлону – легкоатлетическому троеборью. Ей, должно быть, было уже под сорок, но тело ее было как у двадцатилетней. Глядя на нее – даже с некоторого расстояния, да еще в сгущающихся сумерках, – Барбара чувствовала себя так же, как тогда, когда они вместе корпели над лекциями и учебниками. В то время ее уже терзали мысли о липосакции, о специальной одежде для желающих похудеть и об интенсивном шестимесячном тренажерном курсе с персональным тренером. – Эм, – тихонько позвала Барбара. – Привет. Что-то подсказало мне, что я найду тебя здесь и еще за работой.