Окунувшись в царившую внизу, на пирсе, какофонию, Барбара задумалась о том, как можно объяснить наличие у Тео Шоу золотого браслета и ложь о том, как браслет попал к нему. В том, что два одинаковых браслета, изготовленных Алойсом Кеннеди, могли оказаться в одном городе, не было ничего необычного; необычным было то, что на них сделана одна и та же гравировка. А если так, то можно было безошибочно заключить, что Сале Малик лгала, утверждая, что бросила браслет с пирса, поскольку тот самый, брошенный ею с пирса браслет красовался сейчас на запястье Тео Шоу. Последний мог получить браслет двумя способами: либо Сале вручила его непосредственно ему, либо она вручила его Хайтаму, а Тео заметил его и снял с тела Кураши. В любом случае Шоу был занесен в самое начало списка подозреваемых. Еще один англичанин, отметила про себя Барбара и задумалась над тем, как взорвется община, если окажется, что Кураши погиб от руки европейца. Ведь в этот момент она знала лишь то, что пока у них два подозреваемых: Армстронг и Шоу, и оба они англичане. Да и следующим, с кем ей надо было встретиться, был Тревор Раддок, который мог стать третьим англичанином в списке подозреваемых. Если, конечно, вдруг не объявится Ф. Кумар с уликами, явными даже для слепого, или кто-либо из Маликов не начнет потеть еще более интенсивно, чем потеют их люди на такой жаре – все, кроме Сале, которая, судя по всему, родилась на свет без пор на коже, – а если нет, то тогда разыскиваемый ими преступник может быть только англичанином. При мысли о Сале Барбара вдруг остановилась в нерешительности; ключи от машины болтались в безвольно повисшей руке, пальцы мяли листок с адресом Тревора Раддока. Что же следует из только что сделанного заключения? Как понимать то, что Сале Малик подарила браслет Шоу, а не Кураши? Вывод напрашивается сам собой, не так ли? Ведь слова «Жизнь начинается сейчас» не могут быть адресованы тому, с кем ты знаком лишь шапочно, а это значит, что Тео Шоу не был случайным знакомым Сале. Ясно, что отношения между ним и девушкой были намного более близкими, чем те, что описывал Тео. А из этого, в свою очередь, можно заключить, что только у Тео Шоу был мотив избавиться от Кураши. Очень возможно, что и у Сале Малик был мотив убить своего жениха. Итак, в списке подозреваемых наконец-то нарисовался азиат, с облегчением подумала Барбара. И все-таки, кому это было нужно? Глава 11 Дойдя до конца пирса, Барбара вошла в одиноко стоящую палатку, которую вскоре покинула с двумя пакетами в руках: в одном был попкорн, в другом разноцветные леденцы. Над входом в палатку висела вывеска «Сладкие сенсации», и доносящиеся из нее манящие запахи жареных пончиков, сахарной ваты и воздушной кукурузы были настолько соблазнительными, что пройти мимо палатки и не зайти внутрь было невозможно. Покупая сладости, она чувствовала сильные уколы совести. Ладно, утешала она себя, этот избыток углеводов компенсируется во время следующего приема пищи в компании со стойкой сторонницей низкокалорийной диеты, каковой была Эмили Барлоу. Барбара так или иначе хотела увеличить долю низкокалорийной еды в своем дневном рационе. Сначала Хейверс сунула руку в пакет со старомодными цветными леденцами, направила один из них в рот и пошла к машине. Она оставила свой «Мини» припаркованным на Плаце, на полосе рядом с шоссе, проходящем вдоль берега и поднимающемся к расположенной на возвышенности части города. Вдоль шоссе стояли, словно в строю, виллы, построенные в стиле эпохи короля Эдуарда, совершенно не похожие на дом Эмили. В их архитектуре чувствовалось итальянское влияние: балконы, арочные окна и двери. В 1990-х годах они наверняка считались бы последним криком строительной моды. Но теперь, подобно дому Эмили, эти дома нуждались в срочном ремонте. Почти на всех выходящих на дорогу окнах пестрели вывески «ночлег с завтраком»[70], но мрачные занавески и осыпающаяся на тротуар краска с оконных переплетов отпугивали даже самых невзыскательных любителей приключений. Дома выглядели сплошь безлюдными, и, казалось, половина из них ожидает своей очереди на снос. Подойдя к машине, Барбара остановилась. Сейчас она могла обозреть весь город с этой выгодной для наблюдения позиции на побережье, и то, что она увидела, сразу навело ее на некоторые мысли. Дорога, идущая вдоль берега, поднималась вверх довольно отлого, и дома, стоящие вдоль нее, нуждались, так же как и виллы, в ремонте. От многолетнего воздействия морского воздуха краска на стенах обесцветилась и облупилась, металлические части заржавели. Многолетнее отсутствие туристов – дешевые комплексные турне в Испанию стали для большинства людей более привлекательными, чем поездка в Эссекс, – обескровило местную индустрию туризма. Результаты этого она видела сейчас перед собой, словно застывшее во времени жизненное окружение мисс Хевишам[71]. Город отчаянно нуждался в том, что предлагал Акрам Малик, – в рабочих местах. Необходимо было и то, что было в планах семейства Шоу: реконструкция. Размышляя над проблемой, Барбара не могла не думать и о том, существуют ли между этими семьями конфликтные точки, обнаружить которые следовало криминальной полиции Балфорда. Глядя на пейзаж, открывающийся пред ней, и размышляя над ситуацией, сложившейся в городе, она заметила двух темнокожих мальчиков не старше десяти лет, только что вышедших из кафе «Горячие и холодные закуски Стана» с рожками мороженого «Корнетто». Они ели мороженое и шли по направлению к пирсу. Как дети, хорошо знающие правила дорожного движения, они остановились у кромки тротуара, пропуская идущие по шоссе машины. Запыленный фургон затормозил, давая им возможность перейти дорогу. Сквозь грязное ветровое стекло было видно, как сидевший за рулем фургона водитель взмахами руки подавал им сигнал перейти на другую сторону шоссе. Мальчики благодарно кивнули ему головой и сделали шаг с тротуара. Именно этого, казалось, только и ждали те, кто сидел в фургоне. С пронзительным сигналом фургон рванулся с места. Громкий рев его мотора слился с многократным эхом, отразившимся от стоящих по сторонам дороги домов. Испуганные дети отпрыгнули назад. Один мальчик уронил мороженое и инстинктивно нагнулся, чтобы поднять его. Второй мальчик, схватив своего спутника за воротник, быстро оттащил его с опасного места. – Проклятые паки! – заорал кто-то из сидящих в фургоне. Вслед за этим выкриком из окна полетела бутылка. Она не была заткнута, и ее содержимое в полете расплескалось по воздуху. Мальчики увернулись от бутылки, но не смогли увернуться от ее содержимого. Бутылка разбилась о тротуар возле их ног, а желтая жидкость залила их лица и одежду. – Черт возьми, – выругалась себе под нос Барбара и поспешно перебежала шоссе. – Мое мороженое! – плакал младший ребенок. – Гассан, мое мороженое! Лицо Гассана выражало презрительное отвращение, горящие глаза смотрели вслед фургону, с ревом преодолевавшему подъем, по обеим сторонам которого стояли кипарисы. Барбара безуспешно пыталась разглядеть номерной знак автомобиля. – Вы в порядке? – обратилась она к мальчикам. Младший все еще плакал. Солнечные лучи и жар, исходивший от плит тротуара, высушили одежду ребят. Пронзительный запах мочи так и бил в нос. Он исходил от одежды и от кожи мальчиков. Отвратительные желтые потеки расплылись на их белых шортиках, желтые брызги еще блестели кое-где на их голых коричневых ногах и щеках. – Мое мороженое, – скулил младший ребенок. – Замолчи, Мушин, – нахмурившись, приказал Гассан. – Им нравится, когда ты плачешь. Поэтому замолчи! – Схватив Мушина за плечо, он с силой тряхнул его. – Вот, возьми мое. Я не хочу мороженого. – Но… – Бери! – Он протянул свой конус плачущему мальчику. – Вы в порядке? – снова спросила Барбара. – Как гнусно поступили эти мерзавцы. Гассан наконец-то посмотрел на нее. Если бы презрение во взгляде имело вкус, она наверняка почувствовала бы его, и очень отчетливо. – Английская сука. – Он произнес эти слова настолько отчетливо, что их нельзя было спутать ни с какими другими словами. – Отвали от нас. Мушин, пошли. У Барбары непроизвольно откинулась челюсть. Когда она смогла закрыть рот, мальчишки отошли уже на некоторое расстояние. Они шли в ту же сторону, куда надо было идти и ей, – на пирс. Их походка была такой решительной, что, казалось, никто не может остановить их и помешать им исполнить то, что они задумали. Барбаре они наверняка понравились бы, не будь она свидетелем всего, что произошло в эти несколько секунд, и того, что явилось доказательством ксенофобских настроений в Балфорде, настроений, которые всего лишь несколько ночей тому назад, возможно, привели к убийству. Она следила за мальчиками, шедшими по дорожке, пока те не скрылись из глаз, а потом повернула к машине. До дома Тревора Раддока было недалеко. До него и ехать-то было не надо. Зайдя в книжный магазин, Барбара купила карту города и, взглянув на нее, сразу поняла, что Алфред-террас расположена не дальше чем в пяти минутах ходьбы от Хай-стрит и от книжного магазина, где она сейчас находилась. До ювелирного магазина «Рекон» было тоже недалеко. Алфред-террас представляла собой семь домов, выстроившихся в линию по одну сторону небольшой площади, накрытых покатыми крышами, двухэтажных с фасада и одноэтажных с тыла. Под окнами всех домов были укреплены наружные ящики для цветов, в которых сейчас ничего не росло, а входные двери были настолько узкими, что обитателям наверняка надо было придерживаться строгой низкокалорийной диеты, чтобы проникать в свои жилища. Все дома были грязно-белого цвета, и только их двери, хотя и облупившиеся, но выкрашенные в разные цвета – от желтого до красно-коричневого, – служили отличительными признаками. Краски поблекли от времени – ведь фасады домов смотрели на запад, а значит, принимали на себя прямые и самые горячие лучи солнца. Именно так все обстояло и сейчас. Воздух был абсолютно неподвижным, и здесь было градусов на десять жарче, чем на пирсе. На тротуаре можно было жарить яичницу. Барбара чувствовала, как спекается ее кожа в тех местах, где она не была прикрыта. Семейство Раддок обитало в доме номер 6. Входная дверь их дома была изначально красной, но под лучами солнца ее цвет стал таким, как сырая лососина на срезе. Барбара, не сводя взгляда с единственного окна на фасаде, несколько раз отрывисто стукнула по двери. Она не могла рассмотреть ничего сквозь плотные занавески, хотя слышала музыку, звучавшую из дома на фоне громкой речи из телевизора. Когда никто в доме не прореагировал на ее стук, она постучала еще раз, но уже сильнее. На этот раз ее услышали. Послышалось шарканье ног по не покрытому ковром полу, после чего дверь широко распахнулась. В дверном проеме стоял ребенок, одетый так, как одеваются ряженые. Барбара поначалу не поняла, мальчик это или девочка, потому что одежда ряженого была из отцовского гардероба. Башмаки на ногах ребенка имели клоунский вид; несмотря на палящую жару, полы старого твидового пиджака свисали ниже колен. – Ну? – вопросительно произнес ребенок. – Кто там, Бруси? – донесся из глубины дома женский голос. – Ты открыл дверь? Не смей выходить на улицу в отцовской одежде. Ты слышишь, Бруси? Бруси во все глаза разглядывал Барбару. Углы его глаз, она заметила, нуждались в тщательной чистке. Она одарила ребенка самой приветливой улыбкой, а он в ответ вытер нос рукавом отцовского пиджака. Под пиджаком на ребенке были надеты только трусики с эластичным пояском. На его костлявом теле трусики висели, как юбка. – Я ищу Тревора Раддока, – объяснила Барбара. – Он здесь живет? А ты, наверное, его брат? Ребенок повернулся на своих клоунских башмаках и закричал, оповещая мать и всех, кто был в доме: – Мам! Тут какая-то толстуха спрашивает Трева! У Барбары зачесались руки от желания схватить маленького наглеца за шею и как следует встряхнуть. – Трева?.. Снова та же самая страхолюдина из ювелирного магазина, да? Женщина подошла к входной двери, следом за ней, словно на буксире, тащились двое детей – как показалось Барбаре, девочки. На них были голубые шортики, розовые маечки на лямочках и белые ковбойские сапожки, украшенные блестящими камушками. Одна из девочек держала в руке усыпанный блестками жезл, которым она сразу же принялась бить брата по голове. Он, выскочив из-за матери, бросился в атаку и, обхватив сестру за талию, впился зубами ей в руку. – Что вы хотите? – Миссис Раддок, казалось, не заметила криков и происходившей позади нее возни, во время которой вторая девочка пыталась вырвать руку сестры из зубов Бруси. Обе девочки кричали: – Мам! Пусть он прекратит! Но миссис Раддок, казалось, все еще не замечала потасовку у входной двери. – Это вы ищете моего Тревора? – Она выглядела старой и усталой, с выцветшими глазами и прилизанными белесыми волосами, обвязанными розовым шнурком от ботинка, чтобы они не падали на лицо. Барбара представилась и помахала своим удостоверением перед лицом женщины. – Следователь Скотленд-Ярда. Я хотела бы поговорить с Тревором. Он дома? Для миссис Радок это было настолько неожиданным, что она в рассеянности ослабила шнурок на голове и принялась отбрасывать за уши упавшие на лицо волосы. – А зачем вам мой Тревор? С ним все в порядке. Он хороший мальчик. Троица, сцепившаяся в клубок за ее спиной, врезалась в стену. Картина, висевшая над ними, свалилась на пол. Сверху раздался плаксивый мужской голос: – Господи! Дайте же хоть немного поспать! Шерл! Господи! Что там происходит? – Ну-ка вы там! Хватит! – миссис Раддок схватила Бруси за воротник отцовского пиджака, а его сестру – за волосы. Все трое хором заревели. – Хватит! – закричала она. – Он кусается! – Она дерется! – Шерл! Да уйми же их, наконец! – Ну что, вы довольны тем, что разбудили отца и не дали ему поспать, довольны? – приговаривала миссис Раддок, задавая всем воюющим сторонам хорошую трепку. – Ну-ка все марш на кухню! Стелла, там в холодильнике есть мороженое на палочках. Последи, чтобы все взяли только по одному. Обещание сладкого, казалось, утихомирило разбушевавшихся детей. Они потрусили друг за другом туда, откуда появилась их мать, а прямо над их головами, на втором этаже, кто-то гулко затопал по доскам пола. Невидимый мужчина так неистово прочищал горло и кашлял с такой силой, что у Барбары невольно возникла мысль, не занимается ли он в данный момент собственноручным удаления миндалин. Прежде всего, она не могла понять, как он мог спать перед ее приходом. Рэп-группа на максимальной громкости взывала: «Ну так решись, добейся и обладай, несчастный, ею», а два переходящих из серии в серию персонажа сериала «Улица Коронации»[72] под невообразимый рев выясняли отношения из-за какой-то потаскухи. – В общем-то, с ним все в порядке, – ответила Барбара. – Я просто хочу задать ему несколько вопросов. – О чем? Трев вернул им их банки со всем, что в них было. Правда, мы продали несколько штук, пока эти цветные не спохватились, но я не думаю, что они так уж сильно переживают из-за этих денег. Он же купается в деньгах, этот Акрам Малик. Вы видели, где они живут, вся их братия? – Тревор здесь? – Барбара старалась сдерживать себя, но солнце жгло так сильно, что, казалось, остатки ее терпения вот-вот окончательно испарятся. Миссис Раддок посмотрела на нее недружелюбным и даже слегка враждебным взглядом, видимо, поняв, что ее слова не оказали желаемого воздействия. После секундной паузы она, повернув голову через плечо, закричала: – Стелла! – И, когда старшая девочка с торчащей изо рта палочкой от мороженого показалась из кухни, приказала ей: – Отведи ее к Треву. И скажи Чарли, пусть сделает этот рев потише, пока она не уйдет. – Мам… – захныкала Стелла, растягивая гласную в этом односложном слоге; она добавила к обращению еще что-то, но что именно, невозможно было разобрать из-за торчащего изо рта мороженого. По ее виду можно было без труда понять, что эта девочка готова спорить из-за чего угодно. – Ты слышала? – рявкнула миссис Раддок.