– Понятия не имею, как они к этому относятся, – ответила Барбара, – но чем больше я думала по пути сюда о его гомосексуализме, тем менее вероятной мне казалась связь между ним и убийством Кураши. – Это почему же? – Эмили подошла к одной из висевших на стене досок для объявлений. На ней были укреплены фотографии убитого, и она стала внимательно изучать их, словно искала на них подтверждения сексуальной ориентации Кураши. – Мне кажется, более вероятным было бы то, что, узнай кто-либо из Маликов о гомосексуальных наклонностях Кураши, они просто отменили бы свадьбу, а его вытурили бы назад в Карачи. Ясно, как день, что они не убили бы его, ты согласна? Зачем им лишние приключения? – Они азиаты и не захотели бы терять лицо, – возразила Эмили. – И я уверена на сто процентов, что они уже не могли бы – кажется, так Муханнад называет это? – держать свои головы гордо поднятыми вверх, если бы молва о том, что Кураши их дурачил, расползлась по городу. Барбара задумалась над доводами Эмили. Что-то, казалось, не складывалось. – Так, по-твоему, его убил кто-то из них? – спросила она. – Но пойми, Эмили, будь это так, можно было бы считать это убийство высшим проявлением национальной гордости. А вот мне кажется более вероятным, что Кураши разделался бы с каждым, кто знал его тайну, чем то, что с Кураши разделался тот, кто его тайну знал. Если за этим действительно стоит гомосексуализм, то более логично было бы видеть в Кураши убийцу, но никак не жертву, ты согласна? – Но только не в том случае, если кто-либо из азиатов, взбешенный тем, что какой-то негодяй задумал использовать Сале Малик как прикрытие его гомосексуальных наклонностей, решил с ним разобраться. – Если Кураши действительно задумал такое, – задумчиво произнесла Барбара. Эмили взяла пластиковый мешочек, лежавший на компьютерном мониторе. Развязав проволочку, она вынула из мешочка четыре небольших морковки. Глядя на них, Барбара, вспомнив недавно купленные снетки и леденцы – не говоря уже о выкуренных сигаретах, – изо всех сил старалась не выглядеть виноватой, наблюдая за тем, как руководитель следственной группы вкушает низкокалорийную, богатую витаминами пищу. – О ком из азиатов ты вспоминаешь в первую очередь, полагая, что кто-то решился на убийство из мести за подобные дела? – Я понимаю, кого ты имеешь в виду, – ответила Барбара. – Но я думаю, что Муханнад так или иначе член своей семьи. Даже если бы это было не так и если бы он убил Кураши, то какого беса они подняли такой шум из-за этого убийства? – Да для того, чтобы сделать из себя святого. Джихад: священная война против неверных. Он вопит о справедливости и мечет молнии в убийц-англичан. И соответственно, отводит все подозрения от себя. – Но послушай, Эм, если так рассуждать, то надо признать, что Армстронг мог искалечить брошенную машину. Разные подходы, но намерения одинаковые. – У Армстронга есть алиби. – А у Муханнада? Тебе удалось разыскать в Колчестере этого Ракина Хана? – Да, я нашла его. Он управляет банкетным залом, оборудованным в одном из помещений принадлежащего его отцу ресторана, и окружен полудюжиной таких же, как он, типов. В костюме от Армани, в туфлях от Балли, с часами «Ролекс», с бриллиантовым перстнем из Бирлингтонского пассажа. Он давний друг Малика, еще с университетских времен. – И что он сказал? – Подтвердил все – и факт, и время, и место. Сказал, что они ужинали в тот вечер вдвоем. Встретились в восемь, а расстались почти в полночь. – Просидеть за ужином четыре часа? Где? В ресторане? Что это за ресторан? – А ты думаешь, у нас это бывает по-другому? Нет, у нас это проходит так же. А этот ужин, как он сказал, был у него дома. И всю еду готовил он сам, поэтому они так засиделись. Он любит готовить; он готовил еду для себя и Муханнада все то время, пока они учились в университете, потому что, как он сказал, ни один из них не мог заставить себя есть английскую пищу. Он даже перечислил мне все блюда из меню их ужина. – И кто-нибудь может подтвердить его рассказ? – Да, хотя они находились в доме одни. Но с ними был еще один иностранец – занятно, верно ведь, что вокруг сплошь одни иностранцы. Их однокашник по университету. Хан сказал, что это было что-то вроде встречи старых друзей. – Да, – задумчиво протянула Барбара, – если они оба подтверждают… – Чушь все это. – Эмили скрестила руки на груди. – У Муханнада Малика было черт знает сколько времени, пока я добиралась до Колчестера. Он сто раз мог позвонить Ракину Хану и договориться с ним о том, чтобы подтвердить его алиби. – Ну а в таком случае, – возразила Барбара, – у Иана Армстронга было черт знает сколько времени на то, чтобы попросить своих тестя и тещу сделать то же самое. Ты с ними говорила? Эмили не ответила. – У него, у Иана Армстронга, был четкий мотив, – продолжала Барбара. – А чем, скажи, Муханнад мог так сильно тебя заинтересовать? – Да тем, что он слишком уж сильно протестует, – ответила Эмили. – Вероятно, у него есть повод для столь сильного протеста. – Барбара чуть приподняла указательный палец. – Послушай, я согласна, что манеры у него, как у каторжника, да и этот Ракин Хан наверняка не лучше. Но ты почему-то не обращаешь внимания на обстоятельства, которые никак не привязать к Муханнаду. Вот хотя бы три таких обстоятельства: ты сказала, что машина Кураши была распотрошена; его тело перенесено; ключи от машины брошены в кусты. Если бы Муханнад убил Кураши ради того, чтобы сохранить честь семьи, стал бы он потрошить машину и оттаскивать тело? Зачем так явно привлекать внимание к тому, что в темноте могло бы запросто сойти за несчастный случай? – Да потому, что он не хотел, чтобы это принимали за несчастный случай, – возразила Эмили. – Он хотел, чтобы все было именно так, как оно обстоит сейчас – это событие должно сплотить его народ. Он имеет в результате двойной выигрыш: сводит счеты с Кураши за нанесение ущерба репутации своей семьи и укрепляет свои позиции в азиатской общине. – Согласна. Допускаю такое, – сказала Барбара. – Ну, а с другой стороны, почему мы так безоговорочно верим рассказам Тревора Раддока о сексуальных отклонениях Кураши? Ведь мотив есть и у него. Его хотя и не вернули на прежнюю работу, как Армстронга, но, судя по нему, он не из тех, кто не воспользуется шансом отомстить, если судьба предоставит ему таковой. – Но ты же сказала, что и у него есть алиби. – Да, черт возьми! У них у всех прямо-таки потрясающие алиби! Эм, явно кто-то в чем-то врет. – Я в этом тоже уверена, сержант Хейверс. – Эмили говорила ровным голосом, но стальные нотки, различаемые в нем, снова напомнили Барбаре о двух фактах: не только то, что Эмили руководила ее работой в силу своего таланта, ума, интуиции и умения, но также и то, что и ей самой было позволено участвовать в этом расследовании только благодаря великодушному разрешению руководителя следственной группы. Остынь, приказала она себе. Это уже не твоя компетенция, Барб. Она вдруг почувствовала, какая жуткая жара в дежурной части. Хуже, чем в печке. Прямые лучи послеполуденного солнца впивались в тело, словно раскаленные пики. Когда еще на морском побережье в этой стране было такое жуткое непереносимое для человеческого организма лето, задала себе вопрос Барбара. – Я проверила алиби Тревора, – сказала она. – По пути сюда я зашла в ювелирный магазин «Рекон». По словам мамаши, Рейчел свинтила из дому сразу после моего ухода. И мамаша не может сказать, была ли Рейчел в ту ночь на месте убийства или нет, поскольку в тот вечер она выступала на соревнованиях по танцам в Челмсфорде[73]. Она сказала мне еще кое-что весьма интересное. – И что же? – спросила Эмили. – Она сказала: «Моя Рейчел гуляет только с белыми мальчиками, запомните это, сержант». Как по-твоему, что бы это значило? – Наверняка что-то ее тревожит. – Мы знаем, что Кураши, очевидно, встречался с кем-то в ту ночь. Со слов Тревора Раддока нам известно, что Кураши имел сексуальные контакты с мужчинами. Даже если Кураши и был гомиком, то это вовсе не значит, что он не мог быть… как бы это сказать… двояко ориентированным. – Так ты считаешь, что у Кураши были дела с Рейчел Уинфилд? – спросила Эмили. – Она отдала ему чек на тот самый браслет. Эм, на то у нее должна была быть причина. – Барбара перебирала в уме один за другим элементы этого пазла, не пытаясь ни один из них примерить по месту. – Но это никак не проясняет ситуацию с браслетом: как он оказался у Тео. Я допускаю, что Сале подарила ему его, но ведь он также мог снять его и с тела мертвого Кураши. Если это так, значит, Сале врет, что бросила браслет в воду с пирса, а это, в свою очередь, говорит о том, что ей известно, как именно этот браслет задействован во всей цепи событий. А иначе какой смысл ей врать? – Господи. – Эмили, стоявшая позади нее, вдруг заговорила совершенно другим голосом; сейчас в нем чувствовались усталость и немного страсти. – Похоже, мы в капкане. Тон, каким заговорила сейчас руководитель следственной группы, заставил Барбару повнимательнее посмотреть на подругу. Эмили облокотилась торсом о край письменного стола, и впервые Барбара заметила, что под глазами подруги явственно проступают синие круги. – Эм? – обратилась к ней Барбара. – Если убийца кто-то из них, этот город взлетит на воздух. Барбара знала, что она имеет в виду: если убийца окажется англичанином, то город охватит еще более сильное расовое волнение, а это значит, что полетят головы. И первой окажется голова Эмили Барлоу. Они молча смотрели друг на друга, и в этом молчании Барбара услышала голоса, доносящиеся от входа снизу. Мужчина говорил отрывисто; голос женщины, отвечавшей ему, был спокойным и профессионально поставленным. Мужчину Барбара узнала сразу. В приемной находился Муханнад Малик, приглашенный на встречу с полицией. С ним должен был быть Ажар. Итак, наступил момент, когда она должна была сказать Эмили Барлоу правду. Барбара открыла рот, чтобы сделать это, но поняла, что не сможет. Если она объяснит все полностью – по крайней мере, настолько полно, насколько сможет, учитывая, с какой легкостью и быстротой она подчинилась мотивам, побудившим ее направиться в Балфорд, – Эмили должна будет отстранить ее от участия в этом расследовании. Она едва ли поверит в объективность Барбары, когда узнает, что на стороне по крайней мере одного из подозреваемых задействован человек, живущий не далее чем в пятидесяти ярдах от ее убогого жилища в Лондоне. А Барбаре хотелось участвовать в расследовании более чем по одной причине. Справедливости ради надо признать, что она приехала в Балфорд-ле-Нец ради своих соседей-пакистанцев, но сейчас поняла, что хотела бы остаться в деле ради своей подруги. Барбара отлично знала, какую огромную цену обязаны платить женщины за то, чтобы преуспеть на службе в полиции. Мужчины, работающие бок о бок с ними, не должны убеждать никого в том, что их способности никак не зависят от их пола. Женщинам приходится делать это ежедневно на протяжении всей своей трудовой жизни. Поэтому, если бы она могла помочь Эмили укрепить служебное положение и доказать, что та достойна поста руководителя следственной группы, то сделала бы это с огромной охотой. – Я с тобой, Эм, – негромко произнесла она. – Вижу. – Ответ Эмили снова прозвучал односложно и как-то неопределенно, и Барбаре, ожидавшей другого ответа, вдруг пришло на ум объяснение такого поведения подруги: чем выше взбирается человек на высоты авторитета и власти, тем меньше верных друзей у него остается. Однако буквально через секунду Эмили, похоже, уже отогнала от себя черные мысли о будущем, не дающие ей покоя. – Так где все-таки Тео Шоу был в ночь с пятницы на субботу? – спросила она. – Говорит, что дома. Вместе с бабушкой, которая подтвердить этого не может, потому что ушла спать к себе. – Вот эта часть его истории, вероятнее всего, правдивая, – заметила Эмили. – У Агаты Шоу – его бабушки – некоторое время назад был инсульт. Отдыхать ей необходимо. – А это предоставляет Тео массу возможностей добраться до Неца пешком, – многозначительно заметила Барбара. – Что объясняет, почему все живущие по соседству в один голос уверяют, что не слышали шума другой машины. – Эмили в задумчивости сдвинула брови и направила сосредоточенный взгляд на вторую фарфоровую доску, на которой ее рукой были выведены фамилии и инициалы подозреваемых, а также предполагаемые места их нахождения на данный момент. – Эта девица Малик кажется вполне законопослушной, – сказала она, – но если между ней и Тео существует тайная связь, то у нее, вполне возможно, была причина сделать так, чтобы ее жених свалился вниз по ступенькам лестницы на Неце. А это, без всякого сомнения, аннулировало все ее обязательства в отношении Кураши. Причем навсегда. – Но ведь ты говорила, что ее папаша утверждал, что никогда не стал бы принуждать дочь выходить замуж за этого человека. – Сейчас он так говорит. А может, он ее прикрывает. Вероятнее всего, в этом замешаны и он, и Тео. – Ромео и Джульетта, убивающие вместо себя графа Париса? Ну что ж, логично. Но, кроме распотрошенной машины, о которой мы обе почему-то забыли, есть еще некоторые факты, требующие объяснения. Предположим, Кураши подбили на то, чтобы пойти на Нец, встретиться там с Тео Шоу и дружески обсудить с ним отношения между Тео и Сале. Тогда как объяснить презервативы у него в кармане? – Черт возьми… Презервативы, – в сердцах бросила Эмили. – Ну хорошо, а может, он вообще не намеревался встречаться с Тео Шоу? Но даже если он не знал вообще ничего о Тео, бесспорно одно: Тео знал о нем. Барбара была вынуждена признать: подозрения в том, что убийцей был англичанин, становились все более обоснованными. Что, черт возьми, она скажет при встрече этим пакистанцам? Она могла только предполагать, как поступит Муханнад, получив хоть какую-то информацию в поддержку своей уверенности в том, что это преступление на расовой почве. – Ладно, – сказала она, – но мы не должны забывать, что уличили Сале Малик во лжи. А поскольку у Хайтама Кураши оказался тот чек, мы, как мне думается, можем предположить, что кто-то был заинтересован в том, чтобы он узнал об отношениях Сале с другим мужчиной. – Кто-то? – с деланым удивлением спросила Эмили и сама же ответила: – Рейчел Уинфилд. Ее роль во всей этой истории мне совершенно непонятна. – Женщина, приходившая к Кураши в отель. Женщина в чадоре. – А что, если этой женщиной была Рейчел Уинфилд; что, если она намеревалась увести Кураши… – Шеф? Эмили и Барбара разом повернули головы к двери, в проеме которой стояла Белинда Уорнер с кипой листков в руке. Листки оказались аккуратно рассортированы на несколько скрепленных скрепками пачек. Барбара поняла, что это копии телефонных сообщений из отеля «Пепелище», которые она вручила Эмили утром. – Что это? – спросила Барлоу.