«В ужасе? – подумала Барбара и мысленно поправила ее: – Боюсь, что…» – Позвольте, я запишу имя, вам интересное, – любезно предложила Ингрид. – Иностранные имена на слух звучат странно, а если вы видите их на бумаге, то можете узнавать их. Или их узнавать другие, если вы спрашивать их. С остановками, повторениями, и как минимум с пятью паузами, необходимыми для коррекции, Ингрид в конце концов удалось правильно записать имя Хайтама Кураши. На своем ломаном и доморощенном английском она заверила Барбару, что вывесит это имя на доске объявлений в участке, однако попросила Нью-Скотленд-Ярд не питать слишком больших надежд на получение от них ответа, который помог бы в расследовании. Многие сотни людей работают в разных подразделениях Polizeihoghhause в Гамбурге, и сведения от того, кому известно это имя, могут поступить к ней очень не скоро. Наступает время летних отпусков, люди перетрудились и устали, и их внимание сосредоточено на немецких делах, а не английских… Да, вот тебе и европейское единство, подумала Барбара. Она попросила Ингрид все-таки сделать все возможное, продиктовала свой номер и повесила трубку. Промокая влажное лицо краем футболки, подумала о том, как ей повезло хотя бы в том, что собеседник на другом конце провода оказался англоговорящим. В Пакистане было уже далеко за полночь, и поскольку она не знала ни слова на урду и не могла бы объяснить вскочившему спросонья азиату причину, по которой этот телефонный звонок разбудил его, Барбара решила найти того, кто бы смог сделать это вместо нее. Поднявшись по лестнице, она направилась по коридору в ту половину отеля, где находился номер Кураши. Проходя мимо номера, за дверью которого прошлым вечером работал телевизор, Хейверс остановилась. В нем должны были находиться Ажар и Хадия. Нечего было и думать о том, что Базил Тревес мог отступить от своего философического принципа «равенства на своей половине» и разместить азиатов на той половине отеля, где его английские постояльцы не почувствовали бы себя уязвленными и оскорбленными присутствием чужаков. Она тихонько постучала, назвала Ажара по имени и вновь постучала. В замке повернулся ключ, и дверь открылась. Перед ней стоял Ажар в красно-коричневом халате и с сигаретой в руке. В комнате за его спиной был полумрак. Лампа, стоявшая на прикроватном столике, была накрыта большим носовым платком голубого цвета, оставлявшим достаточно света, чтобы он мог читать. Рядом с подушкой лежала куча каких-то бумаг. – Хадия спит? Вы не хотите зайти ко мне в номер? – спросила Барбара. Ее приглашение повергло Таймуллу в такой испуг, что и ее собственное лицо запылало от мысли, как он мог истолковать ее слова. Она поспешила исправить свою ошибку: – Вы нужны мне для того, чтобы позвонить в Пакистан по нескольким телефонам, – сказала она и подробно объяснила, как ей удалось выйти на эти номера. – Ага. – Он посмотрел на золотые часы на своем запястье. – А вы знаете, Барбара, сколько сейчас времени в Пакистане? – Думаю, что там поздно. – Рано, – поправил он. – Очень рано. Может быть, для вас имеет смысл дождаться более удобного времени? – Только не тогда, когда имеешь дело с убийцей, – возразила она. – Так вы позвоните по этим телефонам, Ажар? Он посмотрел через плечо в комнату. Отойдя на полшага в сторону, Барбара увидела за его спиной на второй кровати разметавшееся тельце Хадии. Девочка спала, а рядом с ней лежал полунакрытый одеялом большой набитый поролоном Кермит[84]. – Ну хорошо, – сказал Ажар, отступив назад, в комнату. – Если вы подождете минуту, пока я… – Не стоит. Вам незачем переодеваться. Все займет не более пяти минут. Пойдемте. Барбара не дала ему возможности затеять с ней спор и быстро пошла по коридору к своему номеру. Услышав хлопок закрывшейся двери, а затем скрежет запиравшего ее ключа, она остановилась на верхней ступеньке лестницы, чтобы подождать его. – Кураши звонил в Пакистан практически каждый день в течение трех недель до своей смерти. Те, кому он звонил, должны будут вспомнить, о чем они говорили, когда узнают, что его нет в живых. – Семье уже сообщили, – сказал Ажар. – А кроме нее, я не думаю, чтобы он мог звонить кому-то еще. – Вот это нам и надо будет выяснить. Толчком распахнув дверь своего номера, Хейверс жестом пригласила его войти. Торопливо собрав с пола валявшееся нижнее белье, футболку и брюки с поясным шнуром, в которых она проходила весь день, пробормотав: «Прошу прощения за беспорядок», Барбара сунула всю кучу в шкаф и указала Ажару на прикроватный столик, возле которого на выцветшем покрывале лежала компьютерная распечатка. – Вот, смотрите, – сказала она и ободряюще добавила: – Устраивайтесь поудобнее. Таймулла сел и, взяв в руки распечатку, некоторое время молча смотрел на нее; сигарета в его губах дымилась, и тоненькая струйка дыма, подобно туманной змейке, поднималась над его головой. Легонько постучав пальцами по одному из отмеченных в списке номеров, он поднял голову и задумчиво посмотрел на нее. – А вы твердо уверены в том, что мне нужно звонить по этим телефонам? – А разве вы в этом не уверены? – Ведь мы принадлежим к противоборствующим сторонам, Барбара. Ведь если те, кто находится на другом конце линии, говорят только на урду, как вы узнаете, скажу ли я вам правду о том, о чем буду говорить с ними? Он попал в самую точку. Еще до того, как отправиться за ним, Барбара не удосужилась подумать о том, насколько надежным и корректным проводником информации будет Ажар. Эта мысль вообще не приходила ей в голову. После секундного размышления она ответила: – Ведь у нас общая цель, верно? Мы оба хотим доподлинно выяснить, кто убил Кураши. Я не думаю, что вы станете скрывать от меня правду о том, что вам станет известно. Честно говоря, я не считаю вас способным на такое. Ажар посмотрел на нее; по выражению его лица она поняла, что ее ответ слегка озадачил и даже ошеломил его, и он сейчас думает, но думает явно не о том, как обмануть ее. – Как вам будет угодно, – наконец произнес он и потянулся к телефону. Барбара, достав из рюкзачка пачку сигарет, положила ее на белесую обивку стула, стоявшего у подзеркальника, и поставила пепельницу так, чтобы они оба могли до нее дотянуться. Ажар своими длинными пальцами собрал волосы, упавшие на лоб, и отбросил прядь назад. Положив сигарету на край пепельницы, он сказал: – Давайте звонить, – и, дождавшись ответа с того конца линии, добавил: – У вас есть карандаш? Это запись на автоответчике, Барбара. Он слушал, слегка нахмурив брови, потом сделал короткую запись на распечатке, а когда автоответчик замолчал, он не оставил своего сообщения, а просто положил трубку. – Это телефон, – произнес он, ставя галочку на распечатке, – бюро путешествий в Карачи. «Поездки по всему свету». Сообщение на автоответчике – это часы их работы. – Он, улыбнувшись, потянулся за сигаретой. – Но, к сожалению, они не работают ни в полночь, ни даже в семь утра. Барбара взглянула на распечатку. – Он звонил им четыре раза на прошлой неделе. Как вы думаете, зачем? Договориться о том, как провести медовый месяц? А может, он вообще хотел сбежать от женитьбы? – Да нет, Барбара; вернее всего, он вел переговоры о том, как доставить сюда свое семейство. Они, должно быть, хотели почтить своим присутствием его бракосочетание с моей двоюродной сестрой. Будем звонить дальше? Барбара кивнула. Ажар стал набирать следующий номер. На другом конце сняли трубку, и через мгновение он заговорил на урду. Барбара слышала голос его пакистанского собеседника. Поначалу этот человек говорил медленно, как бы нерешительно, но потом его речь стала быстрой и эмоциональной. Беседа продолжалась несколько минут и содержала вкрапления английских имен и названий, одинаково звучащих и на английском, и на урду. Барбара слышала упоминание своего имени, слышала «Нью-Скотленд-Ярд», Балфорд-ле-Нец, отель «Пепелище», полиция Эссекса. Когда он положил трубку, она спросила: – Ну, и кто это был? Что у них? Таймулла жестом руки прервал ее вопросы и начал набирать новый номер. На этот раз разговор был более продолжительным; во время него Ажар, когда его собеседник говорил, делал карандашом какие-то записи, которые, как казалось Барбаре, были не слишком информативными. Ее так и подмывало выхватить из рук Ажара трубку и спросить о том, что ее интересовало. Но она приучила себя быть терпеливой. Не говоря ни слова, Ажар стал набирать четвертый номер. На этот раз Барбара поняла, с чего он обычно начинает разговор – с извинения за звонок в столь необычное время, за которым следует объяснение причины, побудившей сделать этот звонок; при этом несколько раз упоминается имя Хайтама Кураши. Эта последняя беседа была самой продолжительной, и, закончив ее, Ажар молча уставился тяжелым и мрачным взглядом в компьютерную распечатку. Молчание нарушила Барбара. Его лицо было настолько мрачным, что Барбара почувствовала сильную внутреннюю тревогу. Она собственноручно вложила в его руки важнейшие нити проводимого расследования. И теперь он волен дергать за них так, как захочет, в том числе и врать, приуменьшая значимость того или иного факта, и сообщать о них – с соответствующими провоцирующими комментариями – своему кузену. – Ажар? – обратилась она к нему. Он встал с кровати. Потянулся за сигаретой, закурил. Затем посмотрел на нее. – Первый звонок был его родителям. – Это тот номер, который первым значится в распечатке? – Да. Они… – Он замолчал, отыскивая подходящее слово для продолжения фразы. – Они, понятное дело, не могут прийти в себя после его смерти. Спросили меня о том, на какой стадии сейчас находится расследование. Еще они хотят получить тело. Уверены, что не могут по-настоящему оплакать своего старшего сына, если им не передадут его тело, а поэтому спросили, должны ли они заплатить полиции за то, чтобы им его выдали. – Заплатить? Ажар, казалось, не слышал ее вопроса и продолжал: – Мать Хайтама находится сейчас под постоянным наблюдением врача, поскольку она впала в состояние коллапса после того, как узнала о его смерти. Его сестры в невменяемом состоянии, а брат с воскресенья не произнес ни слова; бабушка с отцовской стороны пытается как-то объединить семью. Однако у нее осложнение на сердце после недавно перенесенной ангины, и даже слабый сердечный приступ может оказаться для нее роковым. Звонок телефона перепугал всех в доме. Он сжал губы и пристально посмотрел на нее, а она ответила: – Убийство человека – это омерзительный поступок, Ажар. Мне искренне жаль, но не существует способа смягчить последствия такого события. И я бы солгала вам, сказав, что весь ужас кончится сразу, как только мы арестуем убийцу. Нет, так не бывает. Никогда. Ажар согласно кивнул. Взгляд его был рассеянным, а ладонь неосознанно терла затылок. Сейчас, посмотрев на него, Барбара впервые заметила, что на нем, кроме халата, надеты лишь пижамные брюки. Грудь его была голой, и ее темная кожа, казалось, отражала падающий на нее свет. Барбара встала и подошла к окну. Она слышала долетавшую откуда-то музыку: кто-то в одном из отдаленных, стоящих у подножия утеса домов упражнялся на кларнете, выдувая из инструмента неуверенные дрожащие ноты. – Следующим абонентом, с которым я говорил, был мулла, – прозвучал позади нее голос Ажара. – Это религиозный лидер, святой человек в некотором роде. – Такой, как айятолла? – Нет, более низкого ранга. Это местный религиозный лидер, и он служит общине, в которой вырос Хайтам. В его голосе было столько печали, что Барбара с тревогой обернулась и посмотрела на него. Выражение его лица было под стать голосу. – А для чего ему потребовался мулла? Он хотел прояснить что-то относительно своей женитьбы? – Относительно Корана, – ответил Ажар. – Он хотел поговорить о том пассаже, который отметил в книге; тот самый отрывок, который я переводил вам сегодня во время нашей встречи в комнате для совещаний. – О том, чтобы вывести от угнетателей? Ажар кивнул. – Но его интерес не связан с тем, чтобы найти свое место в «городе, котором все люди угнетатели», как думает мой кузен. Он хотел уяснить для себя значение слова слабые. – Уяснить значение слова слабые? И для этого все время звонить в Пакистан? Это же бессмысленно. – Барбара, Хайтам знал, что значит слабые. Он хотел более четко выяснить значение и смысл этого слова. Коран наставляет мусульман на то, чтобы бороться за облегчение судьбы тех, кто среди людей почитаются слабыми. Он хотел уяснить для себя то, каким способом того или иного человека относят к слабым, и когда его таковым не считают. – Он хотел бороться за кого-то? – спросила Барбара, отойдя от окна. Она села на стул, потянулась к пепельнице, вдавила в нее сигарету и, не обращаясь к Ажару, как бы про себя произнесла: – Ну и дела. И на что же он решился? – Следующий звонок был муфтию, – продолжал Ажар, словно не слыша ее вопроса. – Муфтий – это знаток исламских законов.