– Это еще почему? – вспылила Конни. – Не помню, чтобы я разрешила ей прекратить работу и куда-то идти. У нас много дел. Все, что вам необходимо сказать ей, вы можете сказать и здесь. А мы тем временем будем распаковывать товар. Рейчел повесила ожерелье, которое держала в руках, на последний свободный штифт шестой створки раздвижного экрана. Казалось, Конни поняла смысл, который дочь заложила в это движение. – Рейчел Линн, не смей даже и думать… – Мы можем пройтись по парку, – сказала Рейчел, обращаясь к Барбаре. – Это недалеко, и, я думаю, мы уложимся в мой перерыв. – Рейчел Линн! Рейчел, казалось, оглохла. Выйдя из магазина, она, не оглядываясь, пошла по тротуару. Барбара слышала, как Конни лающим голосом еще раз выкрикнула имя дочери – затем выкрикнула его еще раз, но уже умоляюще, – однако Рейчел твердой походкой шла в направлении Балфорд-роуд. Парк, в который они шли, на самом деле представлял собой квадратный выжженный солнцем газон, расположенный позади церкви Святого Иоанна. Парк был окружен свежевыкрашенной в черный цвет чугунной оградой, но ворота были открыты настежь. Над ними была укреплена вывеска, приглашающая всех заходить в ФАЛАК ДЕДАР ПАРК. Мусульманское имя, отметила про себя Барбара и задумалась, не является ли это свидетельством вторжения азиатской общины в Балфорд-ле-Нец. Идя по разогретой солнцем дорожке, проложенной по периметру парка, они дошли до скамейки, частично накрытой тенью стоящего рядом ракитника, усыпанного гроздьями желтых цветов. В центре парка стояла скульптура с фонтаном, изображающая девушку под чадрой с сосудом в руке, тонкая струйка из которого лилась в стоящую у ног девушки чашу в форме морской раковины. Расправив полупрозрачную юбку, Рейчел села и сосредоточила внимание на фонтане, а не на Барбаре. Барбара сказала ей о цели разговора: ей необходимо выяснить, где Рейчел была вечером в предыдущую пятницу. – Всего четыре ночи тому назад, – пояснила она на тот случай, если девушка решит притвориться забывчивой. Четыре ночи едва ли можно посчитать достаточным периодом времени, за который произошедшее может стереться из памяти, мысленно решила она. Рейчел, по всей вероятности, обладала способностью к умозаключениям. – Вы хотите знать, – спросила она, – где я была тогда, когда убили Хайтама? Барбара подтвердила ее предположение и добавила: – Ваше имя не однажды упоминалось в ходе проводимого расследования, Рейчел. Я не хотела в присутствии вашей матери вдаваться в подробности… – Спасибо, – кивнула головой Рейчел. – …но, как вы, наверное, сами понимаете, мало хорошего в том, что ваше имя всплывает в ходе расследования убийства. Курите? Отрицательно покачав головой и снова устремив взгляд на фонтан, Рейчел сказала: – Я была с мальчиком по имени Тревор Раддок. Он работает на пирсе. Да, впрочем, вы его уже знаете. Прошлым вечером он сказал мне, что вы говорили с ним. – Она провела рукой по вышитой голове павлина на юбке, скрывающей цветовой стык, получившийся при раскрое ткани. Сняв со спины рюкзачок, Барбара вынула из него блокнот и, пролистав его, нашла страницу с записями, сделанными при предыдущей встрече с Тревором Раддоком. Глядя в блокнот, она своим периферическим зрением перехватила направленный на нее взгляд Рейчел. Рука девушки, двигавшаяся сверху вниз по узору на юбке, замерла, словно ей вдруг стало понятно, что она может выдать себя любым движением. Восстановив в памяти то, что она узнала от Тревора о вечере, проведенном с Рейчел, Барбара повернулась к девушке. – Тревор Раддок уверяет, – сказала она, – что вы были с ним. Хотя он слегка путается в деталях. И именно эти детали я пытаюсь уточнить. Надеюсь, что вы поможете мне представить ситуацию во всех подробностях. – Но я не знаю как. – Это достаточно просто. – Держа карандаш наготове, Барбара спросила: – Чем вы с ним занимались? – Чем занимались? – Да, вечером в пятницу. Заходили куда-нибудь? Покушать? Выпить кофе? В кино? Может быть, заглянули куда-нибудь по пути? Два пальца Рейчел сжали украшенную короной голову павлина. – Вы, наверное, шутите? – спросила она с ядовитой усмешкой. – Думаю, Трев сказал вам, куда мы пошли. – Он-то, конечно, сказал, – согласилась Барбара. – Но я, если вы не возражаете, хотела бы услышать вашу версию. – А если я возражаю? – Вы можете возражать. Но возражение – не лучший вариант поведения, когда кого-то убили. В данном случае самое лучшее – это говорить правду. Потому что, если вы лжете, сыскари обязательно захотят узнать, по какой причине. И они вопьются в вас и не выпустят до тех пор, пока не докопаются до нее. Пальцы девушки, казалось, вцепились в юбку мертвой хваткой. Будь вышитый павлин живым, подумала Барбара, он сейчас испустил бы дух. – Рейчел, – обратилась к девушке Барбара. – У вас проблемы? Если хотите, я отпущу вас обратно в магазин, чтобы вы могли все обдумать перед тем, как мы начнем разговор. Вы можете посоветоваться с мамой о том, как вам вести себя. Похоже, что ваша мама все еще волнуется из-за того, что произошло вчера с вами. Я не сомневаюсь, что, если вы расскажете ей, что копов интересует, где вы были в ночь убийства, она даст вам исчерпывающие советы, как себя вести и что говорить. Разве не ваша мама сказала мне вчера о том, что вы… – Хорошо. – По всей вероятности, Рейчел не хотела, чтобы Барбара развивала мысль о полезности советов матери в сложившейся ситуации. – То, что он сказал, правда. То, что он рассказал вам, правда. Что еще? Вы это хотели услышать от меня? – Рейчел, мне необходимо знать факты. Где вы и Тревор были вечером в пятницу? – Где он сказал, там мы и были. В одном из домиков на побережье. Там мы проводим большинство пятничных вечеров. Потому что там, когда стемнеет, никого нет и некому подсматривать, с кем Тревор Раддок решил позаниматься оральным сексом. Вот. Вы это хотели узнать? Девушка повернула голову и смотрела сейчас в упор на Барбару. Она покраснела до корней волос. А яркий, безжалостный дневной свет подчеркивал с жесточайшей подробностью все уродства ее лица. Видя ее сейчас – во весь рост и не прикрытую тенью, и не в профиль, а анфас – Барбара невольно вспомнила виденный ею однажды документальный фильм Би-би-си, объясняющий, что такое красота в восприятии человеческого глаза. Симметрия, к такому заключению пришли авторы фильма. Homo sapiens генетически запрограммирован на то, чтобы восхищаться симметрией. Если это действительно так, подумала Барбара, у Рейчел Уинфилд нет ни единого шанса на успех. Хейверс вздохнула. Она хотела сказать девушке, что совсем не обязательно жить так, как живет она. А в качестве единственной альтернативы, которую она могла предложить, была ее собственная жизнь, но эта жизнь была одинокой. – Признаться, – после паузы сказала Барбара, – меня не сильно интересует, чем вы с Тревором занимались. Это твое дело, Рейчел, чем заниматься и с кем. Если ты под конец вечернего свидания чувствуешь, что общение с ним тебя радует, флаг тебе в руки. Если нет, прекращай эти дела. – Радует, – вызывающе объявила Рейчел. – Действительно радует. – Отлично, – пожала плечами Барбара. – Так в какое время ты почувствовала себя настолько радостной, что решила пойти домой? Тревор сказал мне, что в половине двенадцатого. А ты что скажешь? Рейчел пристально посмотрела на нее. Барбара отметила про себя, что девушка закусила нижнюю губу. – Ну так как? – спросила Барбара. – Либо вы были с ним до половины двенадцатого, либо нет. – Она не стала продолжать фразу, видя, что Рейчел и так все понятно. Если Тревор Раддок уже говорил с ней, то наверняка дал ей ясно понять, что если она не подтвердит всех подробностей его показаний, то он сразу же становится подозреваемым. Рейчел, отвернувшись от Барбары, вновь стала смотреть на фонтан. Девушка с сосудом была гибкой и грациозной, черты ее склоненного к земле лица были совершенны. Ее маленькие, четко очерченные руки и ступни – едва видимые из-под полы закрывающей все тело одежды – были изящными, как все ее тело, и совершенными по форме. Глядя на статую, Рейчел Уинфилд, казалось, собирается с мыслями. После недолгой паузы и все еще глядя на девушку с сосудом, она сказала: – Десять часов… Я пришла домой около десяти часов. – Вы уверены, что это так? Вы смотрели на часы? Вы не могли перепутать время? Рейчел усмехнулась, и по ее лицу пробежала усталая улыбка. – Вы знаете, сколько нужно времени на то, чтобы сделать минет? Когда вашему парню ничего, кроме этого, не надо, и вы не можете рассчитывать на то, чтобы получить от него что-то большее? От него или от другого? Поверьте мне, много времени на это не потребуется. Барбара почувствовала, сколько отчаяния и боли вложила девушка в эти терзающие ее душу вопросы. Быстрым движением она закрыла блокнот и стала размышлять о том, что сказать в ответ. Одна часть ее сознания подсказывала, что не ее дело давать советы, врачевать душевные раны, приводить в порядок духовное состояние, в то время, как другая внушала, что они с этой девушкой в чем-то похожи. Для Барбары одним из самых трудных и самых горьких жизненных уроков было медленное понимание того, что представляет собой любовь: как дарить любовь и как ее принимать. Она и сейчас еще полностью не выучила этого урока. А если говорить о собственной роли… были времена, когда она задумывалась, сможет ли вообще когда-нибудь осознать ее. – Не надо так уж себя обесценивать, – после долгого раздумья ответила Барбара. Сигарета выпала из ее пальцев, и она, глядя на Рейчел, старалась погасить ее носком кроссовки. У нее саднило горло от жары, табачного дыма и от мышечных усилий, прилагаемых к тому, чтобы удержать в себе то, что она не хотела чувствовать и еще меньше хотела вспоминать, поскольку это касалось ее собственных низких цен и ситуаций, в которых она их предлагала. – Кто-то согласен заплатить такую цену, потому что это своего рода сделка. Но когда платишь ты, то цена всегда оказывается намного выше. Барбара встала, лишив девушку возможности сказать что-то в ответ, и, кивком поблагодарив Рейчел за помощь, направилась к выходу из парка. Идя по дорожке к воротам, она обратила внимание на молодого мужчину с азиатским лицом, который прикреплял к чугунной ограде листок желтой бумаги, взятый им из стопки, лежащей рядом на траве. Когда она подошла к только что прикрепленному листку, азиат уже ушел, и она видела, как он, остановившись у стоявшего невдалеке телеграфного столба, прикреплял к нему точно такой же. Она с любопытством посмотрела на плакатик. Большими черными буквами, которые, казалось, сами лезли в глаза, на желтом фоне наискось было напечатано имя: ФАХД КУМАР. Под ним шел текст на двух языках, английском и урду, который гласил: КРИМИНАЛЬНАЯ ПОЛИЦИЯ БАЛФОРДА НАМЕРЕНА ДОПРОСИТЬ ВАС. НЕ ВСТРЕЧАЙТЕСЬ С НИМИ БЕЗ АДВОКАТА. «ДЖАМА» ПРЕДОСТАВИТ ВАМ ЕГО. ЖДЕМ ВАШЕГО ЗВОНКА ПО ТЕЛЕФОНУ. Ниже располагалась бороздка отрывных полосок с вертикально напечатанным на них номером телефона, так что каждый прохожий мог оторвать от плакатика такую полоску. Ну вот, подумала Барбара, сейчас они, по крайней мере, знают, какой последний шаг предпринял Муханнад Малик. Глядя на желтый плакатик, она вдруг почувствовала облегчение и удовлетворение от собственных дел. Несмотря на представившуюся ему благоприятную возможность, Ажар не раскрыл своему кузену того, что она неожиданно выложила ему прошлой ночью. Сделай он это, единственным местом, где развешивались эти призывы, был бы Клактон, а точнее, рыночная площадь и вливающиеся в нее улицы. Сейчас она была у него в долгу. Идя по улице по направлению к Хай-стрит, Барбара гадала, когда же Таймулла Ажар попросит ее об ответной услуге. Клиффу Хегарти никак не удавалось сосредоточиться. Хотя для того, чтобы разрезать на элементы картинку последнего предлагаемого «Развлекательным центром Хегарти для пожилых» пазла, на которой были изображены совокупляющиеся мужчины, особой сосредоточенности не требовалось. Для этого у него имелся специальный автоматизированный станок с программным управлением. Клиффу нужно было лишь установить пазл в нужное положение, выбрать подходящий дизайн из полусотни вариантов, уже занесенных в память, ввести в командаппарат его код, включить станок и ждать результатов. Все это он ежедневно и постоянно проделывал во время, свободное от приема заказов по телефону, подготовки к печати новых каталогов или отправки одного из своих изделий в подарочной, чтобы не вызвать подозрений, упаковке, какому-нибудь похотливому парню на Гебридских островах, любящему заниматься такими делами, о которых его почтальону лучше не знать. Но сегодня все было не так, и причин для этого было несколько. Его уже навещали копы. И даже говорили с ним. Два детектива в гражданской одежде с магнитофонами, дощечками с листами бумаги для записи и ноутбуками прошествовали в рабочее время на горчичную фабрику. Двое других, также в гражданской одежде, прибыли на двадцать минут позже. Эти двое и начали наносить визиты на другие предприятия промышленной зоны. Клифф понимал, что их визит к нему – это всего лишь вопрос времени, и произойдет этот визит весьма скоро. Он мог бы отсутствовать в это время, но это лишь отложило бы неизбежное и подхлестнуло бы копов к тому, чтобы побывать на Сыпучих песках и накрыть его дома. А это было бы уж совсем ни к чему. Нет, черт возьми, только не это, и он был готов почти на все, что предотвратило бы такое развитие событий. Итак, когда они шли по направлению к нему, побывав до него в мастерской по пошиву парусов и в ателье по изготовлению матрасов, он соответствующим образом подготовился к беседе: снял с себя драгоценности и опустил рукава футболки, чтобы скрыть наколки на бицепсах. То, что копы ненавидят гомиков, было общеизвестно. А поэтому, решил Клифф, зачем объявлять себя содомитом, если есть шанс, что они примут тебя за другого? Они предъявили свои удостоверения и представились детективами Греем и Уотерсом. Грей вел беседу, а Уотерс записывал. И оба они с интересом смотрели на витрину, в которой были выставлены двухголовые фаллоимитаторы, кожаные маски, кольца из слоновой кости и нержавеющей стали для надевания на пенис. Это же жизнь, друзья мои, хотел сказать он. Но внутренний голос подсказал ему, что лучше придержать язык. Как хорошо, что у него есть кондиционер. Если бы не струи прохладного воздуха, он был бы мокрым от пота. Хотя потел он в основном потому, что работал в мастерской, собранной из стальных гофрированных панелей, однако полагал, что некоторое, хотя и незначительное количество пота все же вырабатывается по команде, поступающей от нервов. И чем меньше симптомов беспокойства он будет проявлять при встрече с копами, тем лучше будет у него на душе. Они показали ему фотографию и спросили, знает ли он этого человека. Клифф ответил, что, конечно же, знает; это тот парень, которого нашли мертвым на Неце, Хайтам Кураши. Он работал на горчичной фабрике. Насколько хорошо он знал Кураши? – был их следующий вопрос. Клифф знал, кем был Кураши, если они имеют в виду это. Он знал его достаточно хорошо для того, чтобы сказать ему при встрече «доброе утро» или «ну и жара сегодня», вот так-то, парни. Клифф старался держаться как можно более непринужденно. Отвечая на вопросы, он вышел из-за прилавка и стоял со скрещенными на груди руками, перенеся вес тела на одну ногу. Эта поза более рельефно обрисовывала мускулы на руках, что, по его мнению, было сейчас кстати. Глазами большинства гетеросексуалов мускулистое тело воспринимается так же, как мужественность. А мужественность, особенно глазами неискушенных, принимается за гетеросексуальность. А по своему опыту Клифф знал, что большинство копов разбираются в подобных вещах, как свиньи в апельсинах. Знал ли он Кураши вне пределов промышленной зоны? Клифф попросил их объяснить, что именно они имеют в виду. Он сказал, что, конечно, знал Кураши вне пределов промышленной зоны. Раз он знал его здесь, значит, знал его везде. Ведь не думают же они, что за пределами промышленной зоны ему отшибало память? Это замечание их не рассмешило. Они попросили его объяснить, как именно он знал Кураши. Он сказал им, что знал Хайтама за пределами рабочей зоны так же, как знал его внутри ее. Если он встречал его где-нибудь в Балфорде, он говорил «хелло» или «ну и жара сегодня» или кивал головой, отвечая на его приветствия. Вот так он его знал. А где, кроме промышленной зоны, он мог встречать Кураши? – спросили они. Клифф снова подивился тому, как копы могут переворачивать все в свою пользу. Вот за это он их люто ненавидел. Если бы он не следил за каждым своим словом, они наверняка уже повесили бы на него то, что он прогуливался с Кураши, да к тому же еще натянув на себя и на него одни и те же штаны.