Клифф, сдержав раздражение, объяснил им, что не видел этого парня за пределами промышленной зоны. Ведь он говорил им, что если бы увидел его, он знал бы, кто это, а знал его настолько, насколько знал тех, кого узнавал при встрече. Вот в каких отношениях они были. В дружеских, заметил коп, которого звали Грей. Сказав это, он многозначительно посмотрел на витрину с сексуальной оснасткой, словно подчеркивая этим правильность своего заключения. Клифф не принял вызова и не обратился к ним с гневным вопросом: «Как прикажете это понимать?» Он знал, что копы любят проявлять агрессивность, потому что агрессия с их стороны застигает вас врасплох. Он не раз играл с копами в подобные игры. Ему достаточно было провести всего одну ночь в кутузке, чтобы понять, как важно сохранять хладнокровие. Копы сменили тему и спросили, не знаком ли ему человек по имени Фахд Кумар. Он ответил, что нет, и добавил, что, возможно, узнал бы Фахда Кумара по фотографии, поскольку знает в лицо почти всех азиатов, работающих на горчичной фабрике, хотя и не знает их по именам. Их имена звучат как череда звуков, подобранных для шумового эффекта, поэтому запомнить их нет никакой возможности, объяснил он. Почему эти люди хотя бы своим детям не дают нормальные имена? Такие, к примеру, как Вильям, Чарли или Стивен? Копы не стали обсуждать это сделанное в благожелательном тоне отступление, а снова перешли к Кураши. Видел ли он когда-либо Хайтама с кем-нибудь? Может быть, он видел, как Кураши говорил с кем-то в промышленной зоне? Клифф ответил им, что не может припомнить ничего подобного, и добавил, что, возможно, такое и имело место, но он этого либо не видел, а если и видел, то не обратил внимания, а поэтому и не запомнил. В промышленной зоне всегда много народу, люди приходят, уходят, приезжают грузовики, подвозят заказы, увозят готовые товары. Это значит, сказал ему Уотерс, что, весьма возможно, существует человек, с которым Кураши общался. Указав кивком головы на витрину, он спросил Клиффа, занимался ли он с Кураши когда-либо этими делами. Кураши был гомиком, пояснил Грей. Знал ли Клифф об этом? Этот вопрос взбудоражил и даже испугал, словно сорвавшийся и едва не впившийся в кожу нож. Клифф напряг память, стараясь припомнить все, о чем он говорил с Джерри прошлым утром на кухне. Он искал только смысл, а потому мысленно попытался абстрагироваться от слов, сказанных ими: один обвинял, второй гневно отрицал и оправдывался. Ну а как же быть с верностью? Неужто побоку? Как быть с верностью? Ведь я знаю об этом только с твоих слов. А ведь между тем, что люди чувствуют и что они говорят, громадная разница. Так это было на рыночной площади? Там это случилось? Ты там его встретил? Да там, именно там. Вот такие дела. Грохот закрывшейся двери поставил завершающую точку в их разговоре. Но он не собирался посвящать копов в то, что произошло. Никоим образом нельзя подпускать этих парней к Джерри. Нет, твердым голосом произнес он. Он никогда не занимался с Кураши этими делами, а то, что этот парень был гомиком, для него новость. Он знал, что Кураши собирался жениться на дочери Акрама Малика. Так уверены ли копы в том, что они ничего не путают? Ни в чем нельзя быть уверенным, пока расследование не закончено и подозреваемый не заперт в кутузке, сообщил ему Грей. А Уотерс добавил, что если он вдруг вспомнит что-то, что, по его мнению, необходимо сообщить полиции… Клифф заверил их в том, что обдумает все как следует. Он, конечно же, позвонит, если что-то вдруг придет ему в голову. Непременно, посоветовал ему Грей. Он обвел магазин прощальным взглядом. Когда они с Уотерсом вышли за дверь, он произнес: «Проклятый педрила»; произнес достаточно громко, так, чтобы Клифф наверняка услышал. Клифф наблюдал, как они уходили. Когда они перешли ухабистую дорогу и вошли в столярную мастерскую, он позволил себе пошевелиться. Вышел из-за прилавка, подошел к столу, на котором лежали книги заказов, и тяжело плюхнулся на деревянный стул. Сердце учащенно билось, но, пока копы были в магазине, он не замечал этого. И только когда они ушли, он смог ощутить, что колотится оно так сильно и так часто, что вот-вот выскочит из грудной клетки и будет продолжать пульсировать, лежа на голубом линолеуме пола. Не надо расслабляться, мысленно говорил он себе. Надо думать о Джерри. Только о Джерри. Его любовник не ночевал прошлой ночью дома. Клифф, проснувшись утром и обнаружив, что половина кровати, на которой обычно спал Джерри, не смята, сразу понял, что тот так и не возвращался из Балфорда. И сразу к горлу подступила тошнота. День только начинался, но уже было жарко; и несмотря на это, его руки и ноги похолодели, стали вялыми, как дохлые рыбины, когда он понял, что могло означать отсутствие Джерри. Сперва Клифф пытался убеждать себя в том, что партнер попросту решил поработать ночью, а затем началась обычная смена. Ведь он же подрядился закончить этот ресторан на пирсе к ближайшим праздникам. Кроме этой работы, он прихватил еще и ремонт дома в Балфорде. Так что у Джерри было более чем достаточно причин к тому, чтобы провести эту ночь вне дома. Он мог пойти с первой работы на вторую, как часто делал и раньше. Ведь иногда он работал и до трех часов утра, особенно на завершающем этапе второго проекта. Но сутки напролет он никогда не работал. А раньше, решив задержаться на работе сверхурочно, всегда звонил. В этот раз он не позвонил. Домой не пришел. И когда Клифф в то утро, сидя на краю кровати, снова обдумывал свой разговор с любовником, то надеялся припомнить любые подробности, которые могли бы навести его на мысль о том, где бывает Джерри и что у него на уме и на сердце. Он должен был признать, что они не столько говорили, сколько спорили. То, что происходило между ними, было типичной перебранкой, в ходе которой сравнение поведения в прошлом и в настоящем стало исходным посылом нынешних сомнений. Все, что было в их прошлом, прожитом вместе и раздельно, было вытащено на поверхность, проветрено и разложено под объективом микроскопа для продолжительного и скрупулезного исследования. Рыночная площадь в Клактоне. Мужской туалет. Танцевальные вечера геев «В коже и в кружевах» в «Замке». Бесчисленные приводившие в ярость прогулки и поездки Клиффа. Пинты выпитого «Фостера» в пабе «Никогда не говори «смерть». Вспомнили все: кто отлучался на мотоцикле, кто брал напрокат лодку, когда и зачем. А когда все возможные обвинения были уже предъявлены, они принялись крикливо обсуждать, как их семьи восприняли то, что один из сыновей оказался гомиком, и спорить, чей отец пытался вытрясти из сына душу, узнав о нем всю правду. Джерри обычно старался не ввязываться в такого рода разборки, но в тот раз ввязался со всей горячностью. И Клиффу оставалось только гадать, по какой причине его любовник – обычно такой скромный и кроткий – так изменился и, словно зарвавшийся молокосос, был готов принять вызов, решив почему-то, что это необходимо. Итак, день начался плохо, и впереди его не ждет ничего хорошего: проснуться и обнаружить, что Джерри сделал ноги; смотреть в окно магазина и наблюдать за копами, измывающимися над всеми, кто попадался им на глаза. Теперь, стоя у разрезного станка, Клифф пытался настроить себя на работу. Есть заказы, и их надо выполнить; есть пазлы, и их надо разрезать; есть хитроумные двусмысленные картинки, их надо внимательно просмотреть и определить, подходят ли они для пазлов; кроме того, надо принять решение, заказывать ли в Амстердаме набор новых презервативов. У него скопилось по крайней мере шестнадцать видеофильмов, которые надо посмотреть и написать о них для ежеквартального журнала, издаваемого для тех, кто носит одежду противоположного пола. Но он быстро понял, что не может сейчас думать ни о чем другом, кроме как над вопросами, которые задавали ему копы, а также о том, был ли он настолько убедительным, что после разговора с ним они не сунутся в дом на Сыпучих песках, чтобы просить Джерри Де Витта оказать им помощь в проведении расследования. По виду Тео Шоу можно было заключить, что спал он отнюдь не безмятежным сном, – по крайней мере, так решила Барбара. Под глазами у него были пухлые мешки, а глазные яблоки от многочисленных лопнувших сосудов были красные, как у кролика альбиноса. Когда Доминик с бусиной на языке сообщила о том, что Барбара во второй раз появилась в офисном здании на пирсе, Тео торопливо и отрывисто закричал ей «Нет. Скажи ей…», но, так и не сказав, когда и где они могут пообщаться, осекся и замолчал, увидев Барбару, стоявшую за спиной девушки. – Она хочет увидеть карты регистрации времени прихода на работу и ухода с работы за прошлую неделю, мистер Шоу, – сказала Доминик. – Так как, принести их или нет? Я не стала ничего делать и решила сначала спросить у вас. – Я разберусь с этим, – сказал Тео Шоу и замолчал, провожая глазами Доминик, направившуюся в сторону приемной раскачивающейся походкой; на ногах девушки были ярко-оранжевые туфли на толстой подошве. Затем он посмотрел на Барбару, вошедшую без приглашения в его офис и уже усевшуюся на один из двух ротанговых стульев, стоявших против его стола. – Карты регистрации? – Всего лишь одну, – поправила она. – Меня интересует карта Тревора Раддока за прошлую неделю. Она у вас есть? Карта была. Она была в бухгалтерии, в расчетном отделе, где начисляли зарплату. Если сержант подождет минуту… Барбара не возражала. Зачем упускать еще одну возможность получше осмотреть офис Тео Шоу. Он, казалось, отгадал ее мысль и, вместо того, чтобы самому принести карту, снял телефонную трубку, нажал на три клавиши и попросил принести карту в свой офис. – Надеюсь, с Тревором все нормально, – сказал он. Надейся на дьявола, подумала Барбара. – Просто надо кое-что проверить, – ответила она, и добавила, указав рукой в сторону окна: – На пирсе сегодня более многолюдно. Бизнес, должно быть, растет. – Да. – В вашем деле это хорошее подспорье. – В каком деле? – В реконструкции. Азиаты в ней тоже участвуют? Я имею в виду, в реконструкции. – Странный вопрос. А почему вас это интересует? – Я только сейчас побывала в одном месте, которое называется «Фалак Дедар Парк». Он выглядит совсем новым. В центре фонтан: девушка в арабском одеянии, льющая воду из сосуда. Да и название парка звучит на азиатский манер. Поэтому я и поинтересовалась, принимают ли азиаты участие в вашем проекте реконструкции. Или у них есть собственный проект? – Мы ни перед кем не закрываем двери, – ответил Тео. – Город нуждается в инвестициях. Мы не намерены никого отталкивать и приглашаем всех, кто хочет участвовать в нашем проекте. – А если кто-то захочет пойти своим путем? И предложит свой собственный проект? С отличной от вашей идеи реконструкции? Что тогда будет? – Для Балфорда более разумно принять комплексный план, – пояснил Тео. – Иначе дело кончится архитектурной эклектикой, подобной той, что сейчас можно видеть на южном берегу Темзы. Я прожил здесь большую часть жизни, и, скажу вам откровенно, я бы не хотел, чтобы такое случилось. Барбара согласно кивнула. В его словах был смысл. Но они подсказали ей и другую сферу, в которой между азиатской общиной и коренными жителями Балфорда-ле-Нец мог бы возникнуть конфликт. Встав со стула, она подошла к плакатам, иллюстрирующим планы реконструкции, на которые обратила внимание еще накануне. Сейчас ее интересовало, в какой степени реконструкция касалась таких городских районов, как промышленная зона, где располагалась горчичная фабрика Акрама Малика, в которую он уже вложил столько денег. Но ее внимание привлекла карта города, висевшая на стене рядом с копиями чертежей и рисунков будущих строений Балфорда. На карте были показаны районы города, в которые предполагалось сделать основные финансовые вложения. Но Барбару заинтересовало не это, а расположение Балфордской яхтенной пристани. Пристань располагалась к востоку от Неца у основания полуострова. Используя подъем воды во время прилива, возможно от пристани через Балфордский канал и залив Пенни-хол доплыть до восточной стороны Неца, то есть до того места, где нашел свою смерть Хайтам Кураши. – У вас ведь есть судно, мистер Шоу? – спросила она. – Вы держите его на яхтенной пристани? Выражение его лица стало настороженным. – Да, но это судно семейное, а не мое. – Прогулочный катер с каютой, верно? Вы выходите на нем по ночам? – Я выходил на ночную прогулку. – Он понял, к чему она клонит. – Но не ночью в пятницу. Мы это выясним, подумала Барбара. Карточку Тревора принес мужчина-долгожитель, глядя на которого, можно было предположить, что он служит на пирсе со дня его постройки. Мужчина был одет в костюм из льняной ткани, накрахмаленную рубашку и, несмотря на жару, при галстуке. Пройдя нетвердой походкой через комнату, он подошел к столу, за которым сидел Тео, и почтительно протянул ему карточку. – Приветствую вас, мистер Шоу. Прекрасный сегодня день, согласитесь? Словно подарок от Всевышнего. Тео поблагодарил его, поинтересовался, как поживают его собака, жена и внуки – именно в таком порядке, – после чего старец отбыл на свое рабочее место, а Тео протянул карточку Барбаре. Она увидела на ней то, что и предполагала увидеть. То, что говорил Тревор Раддок, когда она беседовала с ним, было наполовину правдой, а следовательно, наполовину ложью: на его карте значилось, что он появился на работе в одиннадцать тридцать шесть. Если принять на веру то, что сказала Рейчел, в тот вечер после десяти часов он был не с нею, а значит, времени в его распоряжении было более чем полтора часа. Итак, у него были и мотив, и возможности. А не поискать ли орудие преступления на его верстаке, за которым он мастерит своих пауков, подумала Барбара. Она объявила Тео Шоу, что хочет изъять карту. Он не спорил, а лишь добавил к сказанному ранее: – Тревор хороший парень, сержант. Он немного неотесанный, но ведь это же не повод. Украсть по мелочи он может, но на убийство не пойдет никогда. – Люди имеют свойство удивлять, – ответила Барбара. – Именно тогда, когда вы уверены в том, что отлично знаете того, с кем имеете дело, он может преподнести вам такое, что заставит вас согласиться с тем, что вы его абсолютно не знаете. Это ее замечание привело его в замешательство: по сути оно правильное, по ситуации неподходящее, однако будоражащее нервы. Барбара поняла это по его глазам. Она ждала, что он прокомментирует сказанное ею и каким-то образом выдаст себя, но Тео промолчал. Он пробубнил что-то о готовности оказать помощь в расследовании, после чего проводил ее к выходу. Выйдя на пирс, Барбара первым делом положила карту в рюкзачок. Ей снова повезло пройти незамеченной мимо гадалки-цыганки Розали, и теперь она пробиралась через скопления малышей, ожидающих родителей, стоящих за билетами на электромобили. Как и вчера, в этой части пирса стоял невообразимый шум, усиливающийся эхом от стен и потолка. Звон колокольчиков, пронзительные свистки, трубные звуки каллиопы, громкие людские голоса – все сливалось в единый всепроникающий гул. Барбаре казалось, что она перекатывается внутри гигантского автомата для игры в пинбол. Стремясь вырваться из этой какофонии, она поспешно направилась на ту часть пирса, над которой не было крыши. Слева крутилось чертово колесо. Справа зазывалы пытались соблазнить прохожих попытать счастья в метании монет, кручении полных молочных бутылок, стрельбе из пневматических пистолетов. Позади вагончик с визжащими пассажирами летел вниз по рельсам американских горок. Маленький пыхтящий паровозик тащил пассажирский состав на дальний конец пирса. Барбара пошла за поездом. Недостроенное здание ресторана возвышалось над морем. Рабочие, копошившиеся на крыше, напомнили Барбаре о том, что она хотела выяснить некоторые подробности у прораба Джерри Де Витта. Как и накануне, Де Витт был занят сваркой. Но на этот раз он оторвался от сварки и поднял глаза, когда Барбара проходила мимо, стараясь протиснуться между кучей медных труб и штабелем досок. Он убавил пламя горелки и открыл лицо, откинув защитную маску на темя, прикрытое повязанным вокруг головы платком. – Что привело вас сюда на этот раз? – Хотя в его голосе не было ни грубости, ни раздражения, однако, казалось, он вот-вот сорвется. Ее появление здесь не вызвало радости. Так же, как и ее вопросы, подумала Барбара. – Только давайте побыстрее, идет? У нас сегодня работы невпроворот и совсем нет времени на болтовню с гостями. – Могу я поговорить с вами, мистер Де Витт? – А что мы сейчас, по-вашему, делаем? – Отлично. Только давайте отойдем. Здесь очень шумно. – Она старалась говорить громко, чтобы быть услышанной. Гудение механизмов, удары молотов, визг пил не смолкли с ее приходом сюда.