– Ну все, закончили, – вслед за ней закричала Эмили Барлоу. – Вон отсюда! Оба! Сейчас же! – Брат, – осуждающе произнес Ажар. Он объяснил Эмили и Барбаре, что убеждал Кумара не бояться полиции, и заверял его, что азиатская община будет контролировать его безопасность. – Какая любезность, – едко заметила Эмили. – Но вы уже исчерпали свой ресурс. Попрошу вас выйти отсюда. Детектив, вы нам не поможете? Сидящий у двери охранник встал со стула. Он был громадным. Глядя на него, Барбара прикинула, что как минимум наполовину страх, обуявший Кумара, объясняется тем, что он вынужден находиться наедине с человеком подобного размера, да еще похожего на горную гориллу. – Инспектор, – обратился к Эмили Ажар. – Я извиняюсь за себя и за своего кузена. Но вы и сами видите, что мистер Кумар обуян паническим страхом, и я полагаю, что будет лучше для всех, если мы подробно объясним ему его права в соответствии с действующим законодательством. Даже если он и сделает заявление, боюсь, что оно в настоящих условиях будет расценено как заявление, сделанное под принуждением следствия. – Я все-таки попытаюсь, – ответила Эмили тоном, которым ясно дала ему понять, сколь мало трогает ее его предостережение. Но слова Ажара были не лишены смысла. Барбара искала выход из создавшегося тупика, который дал бы возможность полиции соблюсти свой интерес и сохранить мир в обществе, и в то же самое время позволил бы каждому сохранить лицо. Ей казалось, что лучше всего было бы под любым предлогом лишить Муханнада голоса и тем самым выставить его из игры. Но как это сделать? Сама попытка могла бы еще больше распалить Малика. – Инспектор, – обратилась она к Эмили. – Позвольте мне сказать вам кое-что?.. – Когда Эмили подошла к ней – не спуская при этом настороженных глаз с пакистанцев – Барбара вполголоса, приблизив губы почти вплотную к ее уху, пробормотала: – Мы ничего не выиграем, если будем держать этого парня здесь в том состоянии, в котором он сейчас пребывает. Мы либо должны послать за профессором Сиддики, чтобы тот объяснил ему, как обстоят его дела с точки зрения закона, либо позволить Ажару – мистеру Ажару – сделать это, но при условии, что Муханнад заткнет свою пасть. Если мы выберем первый вариант, то прождем самое малое два часа, пока профессор доберется досюда. А тем временем Муханнад наплетет своим людям страшилок о том, в каком состоянии находится Кумар. Если мы изберем второй вариант, то утихомирим мусульманскую общину и в то же самое время продвинем следствие. Эмили сосредоточенно нахмурилась и скрестила руки на груди. – Господи, как не хочется мне уступать этим ублюдкам, – сквозь зубы чуть слышно произнесла она. – Мы действуем исключительно в своих интересах, – успокоила ее Барбара. – Мы только создаем видимость того, что уступаем. Барбара была уверена в том, что сейчас она права. Но ей было известно, какую антипатию испытывает Эмили к пакистанцам – тем более, что Муханнад Малик делал все возможное для того, чтобы еще больше усилить эту антипатию, – и это могло подтолкнуть Эмили к тому, чтобы принять другое решение. Положение Барлоу было сложным. Она не могла показать слабину, и в то же время не могла допустить обострения уже и без того взрывоопасной ситуации. Перед тем как начать говорить, руководитель следственной группы сделала глубокий вдох и заговорила таким тоном, в котором сквозило явное отвращение к предлагаемой процедуре. – Мистер Ажар, если вы гарантируете, что ваш кузен будет молчать до конца встречи, то вы можете сообщить мистеру Кумару о его правах. Ажар кивнул и, посмотрев на Муханнада, спросил: – Кузен? Муханнад согласно тряхнул головой. Сделав несколько шагов по комнате, он встал так, чтобы полностью видеть своего родственника. По лицу Ажара было видно, что он волнуется, однако Таймулла стоял неподвижно, как часовой, сложив на груди руки и расставив в стороны ступни, торчащие из джинсовых штанин. Что касается Кумара, то он, казалось, не проявлял никакого интереса к разгоряченной перепалке, которую вели с полицией два его собрата-азиата. Он так и сидел в позе затравленного зайца и, казалось, не знал, на кого смотреть. Его глаза метались от одного к другому с такой быстротой, которая наводила на мысль, что он – дошли до него успокаивающие слова Ажара или нет – не верил абсолютно никому. Получив от Муханнада обещание, хотя и данное с явной неохотой, соблюдать условия соглашения, Ажар приготовился сообщить Фахду Кумару основную для его положения информацию. Понимает ли он, что его задержали для допроса в рамках расследования причин смерти Хайтама Кураши? Да, понял, понял. Но он никак не связан с его смертью, он даже и не знал этого мистера Кураши. Понимает ли он, что у него есть право на адвоката, который должен быть рядом с ним, когда его допрашивает полиция? Он не знает ни одного адвоката, но у него есть бумаги, они в порядке, он пытался показать их полиции, он никогда не видел мистера Кураши. Хочет ли он сейчас иметь адвоката? У него в Пакистане жена, у него двое детей, он нужен им, им нужны деньги на… – Спросите у него, почему Хайтам Кураши выписал ему чек на четыреста фунтов, если они никогда не виделись? – попросила Эмили. Барбара удивленно посмотрела на нее. Она и предположить не могла, что руководитель следственной группы может раскрыть пакистанцам одну из ее карт. От нее не скрылось, как после слов Эмили сузились глаза Муханнада, каким напряженным стало его лицо, перед тем как он повернулся в сторону человека, сидящего на стуле. Но Кумар продолжал твердить свое. Он не знал мистера Кураши. Возможно, это ошибка, возможно, существует другой Кумар. Это имя довольно распространенное. – Не здесь, – прозвучал категоричный ответ Эмили. – Все, кончайте, мистер Ажар. Ясно, что мистеру Кумару необходимо некоторое время, чтобы обдумать ситуацию, в которой он оказался. Что-то в бормотании Кумара насчет бумаг показалось Барбаре подозрительным. – Он все время твердит про свои бумаги, – сказала она. – Спросите его, имел ли он здесь или в Пакистане какие-либо дела с туристическим агентством «Поездки по всему свету». Они оказывают помощь желающим иммигрировать. Если Ажар и вспомнил название турагентства в Карачи, куда он звонил по ее просьбе, то не подал вида. Он действовал исключительно как переводчик и сообщил, что Кумар знал о турагентстве «Поездки по всему свету» не больше, чем о Хайтаме Кураши. Ажар, сообщив Кумару его права, встал и отошел от стула, на котором сидел задержанный. Но даже это не успокоило молодого человека. Кумар снова принял прежнюю позу и упер подбородок в плотно сжатые кулаки. С его лица капал пот. Его тонкая рубашка прилипла к костлявому телу. Барбара заметила, что на нем нет носков; из-под черных брюк торчали голые лодыжки, а там, где их касались кромки дешевых туфель, на коже виднелись потертости. Ажар долго смотрел на него изучающим взглядом, а потом, повернувшись к Барбаре и Эмили, сказал: – Вы бы поступили правильно, пригласив врача осмотреть его. В настоящее время он явно не в состоянии принять обоснованного решения о том, нужен ли ему адвокат. – Благодарю, – ответила Эмили тоном, который, даже с большой натяжкой, нельзя было бы назвать вежливым. – Вы отметили тот факт, что на его теле нет синяков и кровоподтеков. Вы видите, что при нем находится сотрудник полиции, обеспечивающий его безопасность. И как вы только что убедились, он полностью осведомлен о своих правах. Теперь… – Этого мы не будем знать до тех пор, пока он не заявит, что хочет ими воспользоваться, – перебил ее Муханнад. – …сержант Хейверс расскажет вам о последнем этапе расследования, после чего вы покинете управление. – Эмили, показав всем своим видом, что не обратила внимания на замечание Муханнада, договорила фразу четко и твердо. Она повернулась к двери, которую дежурный полицейский предупредительно распахнул перед ней. – Одну минуту, инспектор, – раздался негромкий голос Ажара. – Если вы не можете предъявить этому человеку обвинения, вы можете держать его под стражей в течение двадцати четырех часов, и не более. Я хочу, чтобы он об этом знал. – Скажите ему это, – ответила Эмили. Ажар сказал. Судя по виду Кумара, большого облегчения ему эта новость не принесла; правда, сейчас он выглядел иначе, чем в тот момент, когда они вошли в комнату. – Скажи ему также, – опять вмешался Муханнад, – что люди из «Джама» придут в управление полиции, заберут его отсюда и проводят до дому по истечении этих двадцати четырех часов. А… – он многозначительно посмотрел на сотрудников полиции, – эти офицеры пусть найдут вескую причину для задержания, если к этому времени не освободят его. Ажар вопросительно посмотрел на Эмили, либо ожидая ее реакции, либо спрашивая разрешения передать Кумару то, что сказал его кузен. Эмили отрывисто кивнула головой. В потоке незнакомых слов, с которыми Ажар обратился к Кумару, они расслышали слово «Джама». Уже выйдя в коридор, Эмили высказала свои заключительные комментарии Муханнаду Малику. – Я полагаю, вы передадите всем интересующимся сторонам информацию о том, что мистер Кумар пребывает в хорошем состоянии. Смысл ее фразы был очевиден: она выполнила свои обязательства и ожидает от него того же. С этими словами она ушла, оставив Барбару с пакистанцами. Когда Эмили шла по коридору первого этажа и внутри у нее все кипело от того, что на встрече с Фахдом Кумаром пакистанцы одержали верх, она услышала новость: начальник полиции Фергюсон ждет ее на телефоне. Белинда Уорнер сообщила ей это как раз в тот момент, когда Эмили взялась за ручку двери в туалет. – Меня нет, – не оборачиваясь, крикнула она. – Инспектор, после двух часов дня это уже четвертый звонок, – сообщила Белинда. В ее голосе чувствовались сестринская теплота и симпатия. – Да? Хоть бы кто-нибудь догадался удалить клавишу повторного набора номера на его телефоне… Я сама позвоню ему в свое время. – Так что мне сказать ему? Он знает, что вы в управлении. В приемной ему сказали. Лояльность работников приемной, а точнее, их угодливость перед начальством безграничны, подумалось Эмили. – Скажите ему, что я работаю с подозреваемым и могу либо допрашивать его, либо тратить время на пререкания со своим начальником, у которого на плечах задница. С этими словами Барлоу нажала на ручку двери и вошла в туалет. Подойдя к раковине, она открыла воду, вытащила из висящей на стене обоймы шесть полотенец и сунула их под кран. Когда они насквозь промокли, она выхватила их из-под струи и поочередно приложила к шее, к груди, к рукам на локтевых сгибах, ко лбу и к щекам. Господи, думала она, как я ненавижу этого проклятого азиата. Эмили возненавидела его с самого первого момента их встречи, когда он был еще подростком, надеждой своих родителей на будущее, войдя в которое он мгновенно преуспеет. В то время, как всем в мире надо завоевывать свое место в жизни, Муханнаду Малику все подносилось на блюдечке. Но понимал ли он это? Был ли он способен поблагодарить за это хотя бы слабым благодарственным кивком? Конечно, нет. Потому что люди, которым все в жизни преподносится на голубом блюдечке, не обладают перспективным зрением, которое могло бы дать понять, как чертовски им везет. Таким был он, с «Ролексом» на запястье, с перстнем, в идиотских туфлях из змеиной кожи, с толстенной, словно пожарная кишка, золотой цепью, извивающейся под идеально выглаженной футболкой. Таким был он, с его ретро-машиной, с солнцезащитными очками «Оукли» и с телом, которое ясно показывало, какой бездной праздного времени обладает он, хозяин этого тела, и как заботится о том, чтобы демонстрировать всем его скульптурное совершенство. Все, что он мог, это разглагольствовать о том, как мерзко все вокруг, какая гнусная жизнь, сколько злобы, ненависти и предрассудков пришлось ему испытать за свое недолгое пребывание на этом свете. Господи, как она его ненавидела, и у нее были причины ненавидеть его. В последние десять лет он постоянно искал расовый мотив в каждом, даже самом пустячном инциденте, и ее буквально тошнило не столько от него, сколько от необходимости тщательно взвешивать каждое слово, каждый вопрос и даже скрывать собственные привычки, когда ей приходилось общаться с ним. Если полиция сталкивается с необходимостью успокаивать подозреваемых – а она подозревала Муханнада в участии едва ли не всех нарушений закона, имевших место в Балфорде с того дня, когда они встретились впервые, – то получается что-то вроде игры в невыгодном положении. Так было и теперь. Ситуация была невыносимой. Прикладывая мокрые полотенца к пылающему телу, Эмили на чем свет стоит костерила про себя своего шефа Фергюсона, Муханнада Малика, убийство на Неце, а заодно и всю азиатскую общину. Она не могла понять, как ее угораздило согласиться с предложением Барбары и позволить пакистанцам встретиться с Кумаром. Ей надо было попросту выпереть их взашей. А еще лучше – приказать арестовать Таймуллу Ажара, когда она, доставив Кумара в управление, заметила, что тот околачивается у входа. Он тут же сообщил своему проклятому родственнику, что копы определили какого-то азиата в кутузку. У Эмили не было ни капли сомнения в том, что Муханнада и всю его команду известил об этом именно он. Да кто он, в самом-то деле, этот Ажар? По какому, черт возьми, праву он оказался в этом городе и общается с полицией, как высокооплачиваемый адвокат, хотя таковым вовсе не является? Желание получить ответ на вопрос, кем он являлся – а также каковы его отношения с теми, кто его окружает, – заставило Эмили поспешить к себе в офис. Только сейчас она вспомнила о своем запросе в отделение полицейской разведки о неизвестном пакистанце, заявившемся в их управление в воскресенье во второй половине дня. Этот запрос находился в Клактонском отделении уже сорок восемь часов. Ответ на него не требовал больших затрат умственного труда – надо было лишь поинтересоваться в отделе SO11 в Лондоне о том, привлекал ли Таймулла Ажар когда-нибудь к себе внимание этой редко упоминаемой службы. На столешнице ее письменного стола возвышались горы папок, документов, отчетов. Ей потребовалось добрых десять минут на то, чтобы разобраться в этом нагромождении. На Ажара ничего не пришло. Проклятие. Ей нужно было получить хоть что-то на этого человека, что могло бы стать козырем в их словесной перепалке; пусть это будет пустяк или ничего не стоящий факт, но если она или Барбара Хейверс намекнут ему о своей осведомленности, то тем самым уведомят его, что он не так уж безупречен в глазах полиции, как он, вероятно, себе представляет. Пикантные подробности, касающиеся противника, работают на то, чтобы одержать над ним верх. А пока она сознает, что одерживает верх – ведь именно она владела информацией и решала, выдавать ли ее, и если да, то какими порциями, или пока придержать. И Эмили хотела, чтобы и азиаты осознали это. Она сняла трубку и позвонила в отдел полицейской разведки. Когда Барбара вошла, Эмили говорила по телефону. И по тембру ее голоса было понятно, что она обсуждает свои личные дела. Сидя за письменным столом, одной рукой Барлоу подпирала голову, а второй – прижимала к уху телефонную трубку. – Поверь мне, – говорила она, – сегодня ночью я дважды испытала это. Вернее, три раза, – и она засмеялась. Засмеялась гортанным смехом, исполняющим роль знаков препинания в разговорах, которые ведут любовники. Эмили, подумала Барбара, наверняка говорит не с шефом. – В какое время? – продолжала ворковать Эмили. – Хм-м. Возможно, справлюсь. И она не удивилась?.. Гари, никто не выгуливает собаку три часа. – Неизвестно, что возразил на это Гари, но она снова засмеялась и заерзала на стуле. Стоявшая у двери Барбара была готова незаметно выйти из офиса, пока подруга сидела, опустив голову. Но даже одного движения было достаточно. Эмили посмотрела в сторону двери и жестом руки попросила Барбару оставаться на месте, а потом движением пальца сообщила о том, что закругляет беседу. – Ну хорошо, – торопливо бросила она. – В полдесятого. Только не забудь на этот раз презервативы… – Без тени смущения она положила трубку и обратилась к Барбаре: – Чем ты порадовала их? Хейверс смотрела на Эмили изучающим взглядом, чувствуя, как горит ее покрасневшее лицо. А Барлоу была вся в делах. В ее облике не было и малейшего намека на то, что она минуту назад назначила на сегодняшний вечер свидание с женатым мужчиной. Да, все продолжается в том же духе: очередное занятие активной деятельностью на матрасе с тем же самым мужчиной, которого она отчитывала вечером в воскресенье. Правда, сейчас у нее был такой вид, будто она только что записалась на прием к стоматологу.