Эмили, как оказалось, могла с мучительной для Барбары точностью читать ее мысли. – Курение, алкоголь, язвы, мигрени, психические заболевания или промискуитет[107]. Барб, выбирай же свой яд. Я для себя уже выбрала. – Да? Ну, поздравляю, – сказала Барбара, пожимая плечами и намереваясь этим движением показать свою принадлежность к сестринскому союзу женщин, которые снимают стресс тем, что несут несуразную чушь. А сейчас она готова отдать жизнь за сигарету – но не за мужчину, – и все ее тело, от кончиков пальцев до глазных яблок, требовало никотина, хотя она только что, за время встречи с Ажаром и его кузеном, выкурила три с половиной сигареты. – Что помогает тебе… – То помогает и мне, – докончила за нее Эмили, затем шумно выдохнула и, сунув растопыренную пятерню в волосы, провела ею ото лба к затылку. Со стоявшей на столе лампы, как причудливый абажур, свешивались мокрые бумажные полотенца. Взяв одно из них, Эмили провела им по затылку. – Господи, ну и погода. Словно находишься летом в Нью-Дели. Ты была там? Нет? Тебе повезло. И не трать деньги, это настоящая преисподняя. Так что ты им сообщила? Барбара доложила. Она сказала азиатам, что полиции стало известно о существовании банковского сейфа Кураши, его содержимое изъято; что Сиддики подтвердил правильность сделанного Ажаром перевода пассажа из Корана; что сейчас они работают со списком входящих и исходящих телефонных звонков Кураши и что у полиции уже есть подозреваемый – помимо Кумара, – и его допрос проводится в настоящее время. – И как отреагировал на это Малик? – Давил. Этот ответ лишь в самом общем смысле характеризовал то, что произошло на встрече. Муханнад Малик потребовал сообщить расу и личные данные второго подозреваемого. Он просил показать ему опись вещей, найденных в банковском сейфе Кураши. Он настаивал на подробном объяснении смысла формулировки «работают со списком входящих и исходящих телефонных звонков». Он настаивал на том, чтобы ему дали возможность войти в контакт с профессором Сиддики, дабы убедиться, что этот человек понимает характер преступления, расследуемого сейчас в Балфорде-ле-Нец. – Господи, да у этого придурка слоновьи нервы, – заключила Эмили, выслушав отчет. – Ну, а что ты ему ответила? – Мне не пришлось ничего ему отвечать, – с усмешкой сказала Барбара. – Ажар поработал за меня. А он и действительно проделал это в своей обычной манере, с апломбом, оправданным, по всей вероятности, тем, что ему уже не однажды доводилось иметь дело с полицией, с ПАСЕ и с применением этого закона. Это вызвало у Барбары интерес, но уже иного рода, – к ее лондонскому соседу. В течение двух месяцев их знакомства она мысленно называла его университетским профессором и отцом Хадии. Но кем он был еще, спрашивала она себя. И какого рода информацию об этом человеке ей еще предстоит узнать? – Тебе, похоже, нравится второй парень, этот самый Ажар? – с хитрецой заметила Эмили. – Интересно, почему? Барбара знала, что сказать в ответ. Потому что я знаю его по Лондону, мы соседи, и к его дочке я отношусь по-особому. Но вместо этого она сказала: – Да просто какое-то подспудное чувство. Он, мне кажется, честный. И, как мне думается, он так же, как и мы, хочет докопаться до истины в этой истории с Кураши. У Эмили вырвался какой-то скептический лающий смешок. – Не особенно рассчитывай на это, Барб. Он заодно с Муханнадом и совершенно не стремится докопаться до истины в том, что произошло на Неце. А может, ты потеряла нить следствия за время нашей короткой встречи с Ажаром, Маликом и Фахдом Кумаром? – Какую нить? – Реакцию Кумара, когда он увидел этих двоих, входящих в комнату. Ты ведь заметила это, верно? Как по-твоему, что это может значить? – Да Кумар попросту был не в себе, – предположила Барбара. – Я никогда не видела, чтобы кто-либо так нервничал в камере. Но дело сделано, Эмили, разве не так? Он в камере. И что ты намерена делать дальше? – Я хочу установить связь, существующую между этими людьми. Кумар бросил один взгляд на Ажара и Муханнада, после чего чуть не протер свои коричневые штаны. – По-твоему, он их знает? – Ажара, возможно, и нет. Но я утверждаю, что Муханнада Малика он знает. Я на сто процентов уверена, что он его знает. Его так затрясло, хоть сбивай на нем коктейли. И поверь мне, то, как он отреагировал на это, не имеет ничего общего с испугом, вызванным попаданием в камеру. Барбара отнеслась настороженно к столь неколебимой уверенности подруги. – Но, Эмили, взгляни на ситуацию. Он в камере – подозреваемый в ходе расследования убийства – в чужой стране, а его познания в языке настолько убоги, что, захоти он удрать, его схватят прежде, чем он доберется до городской окраины. Неужто этого недостаточно для того, чтобы… – Да, – нетерпеливо перебила ее Эмили. – Все правильно. Его английского даже не хватит на то, чтобы предложить собаке кость. А тогда что он делал в Клактоне? И еще важнее, как он там оказался? Ведь мы сейчас говорим не о городе, кишащем азиатами. Мы говорим о городе, где их можно перечесть по пальцам, а нам всего-навсего надо было поинтересоваться в магазине «Джонсон и сын» об одном пакистанце, и хозяин магазина сразу понял, что мы ищем Кумара. – Так? – желая узнать, что дальше, протянула Барбара. – То, что мы видим, вовсе не в традиции свободных духом. Эти люди ведут себя так, словно они склеены в одно целое. Так что же Кумар делает в Клактоне один, в то время как все остальные его собратья толкутся здесь, в Балфорде? Барбара хотела возразить и сказать, что Ажар жил в Лондоне один, хотя у него, как она недавно узнала, где-то в этой стране есть большая семья. В подкрепление своего довода она хотела обратить внимание Эмили на тот факт, что, хотя азиатская община в Лондоне концентрируется в основном вокруг Саутхолла и Хоунслоу, Ажар живет в Чок-Фарм, а работает в Блумсбери. «Насколько это типично?» – хотела спросить она. Но не могла, так как боялась подвергать риску свое участие в расследовании. Эмили между тем разошлась еще сильнее. – Послушай, что говорит детектив Хониман. Кумар был в полном порядке, пока эти двое не нарисовались в комнате. Ну и что это, по-твоему, значит? Да что угодно, подумала Барбара. Это можно было легко истолковать так, как кому-то хочется. Она хотела напомнить Эмили то, что сказал Муханнад: азиаты вошли в комнату не одни. Но оспаривать сейчас какое-то туманное предположение казалось ей бессмысленным. Хуже того, это могло бы спровоцировать конфликт. Поэтому она постаралась перевести разговор об умственном состоянии Кумара на другую тему. – Если Кумар все-таки знаком с Маликом, какая между ними связь? – Участие в какой-то общей афере, это уж наверняка. Что-то такое, чем Муханнад занимался еще с ранней юности: что-нибудь хитроумное и запутанное, на чем его никогда не поймать. Но эти юношеские проступки – мелкие нарушения закона – переросли сейчас в серьезные правонарушения. – Какого рода эти серьезные правонарушения? – Да кто это может знать? Кражи, угон машин, порнография, проституция, наркоторговля, пособничество террористам… Я не знаю, чем именно он занимается, но одно знаю точно: там крутятся деньги. А как еще ты объяснишь то, что он ездит на такой машине? Носит часы «Ролекс»? Щеголяет в такой одежде? Надел на себя золотые перстни и цепь? – Эм, но ведь у его отца преуспевающая фабрика в городе. В их семье денег куры не клюют. К тому же он отхватил неплохое приданое, когда женился. Так почему бы Муханнаду слегка не покрасоваться? – Да потому, что так у них не принято. Денег у них, возможно, куры не клюют, но эти деньги они снова инвестируют в дело Малика. Или переводят их в Пакистан. Или помещают их в банк в этой стране на имя других членов семьи или приобретают ценные бумаги. Может быть, откладывают их на приданое своим женщинам. Но, поверь мне, у них не принято покупать на такие деньги ретро-автомобили и дорогие побрякушки. Это абсолютно исключено. – Эмили швырнула мокрые полотенца в мусорную корзину. – Барб, клянусь тебе, Малик весь в грязи. Он вывалялся в ней еще тогда, когда ему исполнилось шестнадцать, а вся разница между тем временем и нынешним заключается лишь в том, что он поднял ставки. Сейчас «Джама» является для него прикрытием. Он играет роль господина, вышедшего из недр своего народа. Но правда состоит в том, что этот парень отрежет голову своей мамаше, если в награду за это получит еще один бриллиант для своего перстня с печаткой. Ретро-автомобили, бриллианты, часы «Ролекс»… Барбара, сидя в офисе Эмили, отдала бы одно легкое за сигарету, настолько сейчас были натянуты ее нервы. Ее не сильно взволновали слова руководителя следственной группы: пугало ее другое – непонятная, а следовательно, потенциально опасная напряженность, появившаяся в их отношениях. Такое было с Барбарой не впервой, по этой дороге ей случалось ходить и прежде. И проходить дорожный указатель с надписью «Утрата объективности», и указывал он не туда, куда хотелось идти порядочному копу. А Эмили Барлоу была порядочным копом. Она была одним из лучших. Барбара напряженно думала, как сохранить равновесие. – Постой, – обратилась она к Эмили. – Мы задержали Тревора Раддока, который не может представить алиби на полтора часа вечером в пятницу. Мы послали на сверку его пальчики. Я отдала на анализ в лабораторию кое-что из материалов, которые он использует для изготовления своих пауков. Мы, по-твоему, должны бросить работать с ним и броситься на Муханнада? Эм, у Раддока в спальне проволока. Целая бобина этой проклятой проволоки. Эмили смотрела куда-то мимо нее, на стену офиса, на висящую на ней фарфоровую доску со своими пометками. Она не говорила ничего. На фоне ее молчания слышались звонки телефонов, кто-то негодующе кричал: «Господи, ну сколько можно. Да не заводись ты». «Да, ну так как же быть? – думала Барбара. – Ну давай, Эмили, только не отталкивай меня сейчас». – Нам надо проверить все журналы регистрации происшествий и обращений в полицию, – решительным голосом объявила Эмили. – И здесь, и в Клактоне. Мы должны знать, что было зарегистрировано и что осталось невыясненным. Барбара обмерла. – Журналы регистрации? Но если Муханнад и замешан в чем-то, неужто ты думаешь, что мы выясним это, сидя здесь и разбирая невыясненные дела, зафиксированные в полицейском журнале? – Где-нибудь да найдем, – ответила Эмили. – Поверь мне. Но мы не найдем ничего, если не начнем искать. – А Тревор? Что с ним делать? – Пока отпусти его. – Отпустить его?.. – Ладони Барбары непроизвольно сжались в кулаки. – Но, Эм, мы ведь можем поступить с ним так же, как с Кумаром. Мы можем продержать его в камере до завтрашнего вечера. Мы можем выяснить поминутно, что он делал эти полтора часа вечером в пятницу. Бог свидетель, он что-то скрывает, и пока мы не узнаем, что… – Барбара, отпусти его, – приказным тоном повторила руководитель следственной группы. – Но мы не получили еще результатов дактилоскопической экспертизы. И о его проволоке, которую отправили в лабораторию… Когда я говорила с Рейчел… – Барбара замолчала, не зная, что еще сказать. – Барб, Тревор Раддок не ударится в бега. Он понимает, что должен делать лишь одно, а именно держать язык за зубами. А у нас связаны руки. Так что отпусти его, пока мы не получим ответа из лаборатории. А мы пока поработаем с азиатами. – И как ты это представляешь? Эмили поставила несколько галочек на лежащем перед ней листе бумаги. Журнал регистрации происшествий в Балфорде, а также журналы в соседних городах могут содержать данные о подозрительных происшествиях, возможным участником которых был Муханнад. Необходимо подробно исследовать содержимое банковского сейфа Кураши. Следует побывать в офисе компании «Поездки по всему свету» в Харвиче и предъявить им для опознания фотографию Кураши. Фотографию Кумара надо будет показать жителям домов, расположенных рядом с Нецом. Кстати, ее надо будет также показать и в компании «Поездки по всему свету», это будет не лишне. – Я через пять минут встречаюсь с группой, – спохватилась Эмили и встала. По интонации ее голоса Барбара поняла, что их встреча закончена. – Я буду назначать дела на завтра. Ты хотела бы поучаствовать в чем-либо, Барб? Смысл сказанного был кристально ясным: расследованием руководит Эмили Барлоу, но никак не Барбара Хейверс. Тревор Раддок должен в течение часа покинуть камеру. Они начинают усиленно работать с пакистанцами. С одним отдельным пакистанцем. С пакистанцем, у которого бесспорное алиби. Тут уж ничего не поделаешь, поняла Барбара. – Я займусь компанией «Поездки по всему свету», – предложила она. – Заодно и съезжу в Харвич. Когда через полтора часа Барбара подъезжала к парковке отеля «Пепелище», то сразу обратила внимание на бирюзовый «Тандерберд». Трудно было не заметить этот лоснящийся, ухоженный автомобиль, стоящий среди запыленных «Эскортов», «Вольво» и «Воксхоллов». Этот автомобиль с откидным верхом выглядел так, словно каждый день его усердно чистят и полируют. На машине, от сияющих колпаков на колесах до хромированной рамы ветрового стекла, не было ни единого пятнышка, словно ее только что подготовили для выставочного стенда. Машина стояла замыкающей в ряду автомобилей и занимала два парковочных места, словно обезопасив себя от того, что люди, выходящие из припаркованных рядом машин, поцарапают полировку. Барбару так и подмывало воспользоваться тюбиком недавно купленной губной помады и написать на ветровом стекле «эгоист», что явилось бы непосредственной оценкой хамского поведения водителя, захватившего лишнюю парковочную площадь. Посылая все возможные проклятия на его голову, Барбара изловчилась втиснуть свой «Мини» в щель на заднем дворе отеля рядом с баками для кухонных отходов. Муханнад Малик был в отеле и обсуждал сейчас со своим кузеном категорический отказ полиции ознакомить его с собранными вещественными доказательствами и уликами, а также и то, что это решение полиции не могло быть отменено апелляционным судом. Муханнаду это не нравилось и стало нравиться еще меньше после того, как кузен объяснил ему, что полиция вообще не обязана встречаться с азиатами, а тем более предоставлять им улики. Муханнад выслушал это с плотно сжатыми губами и чувством явного неприятия того, что говорил кузен, однако он держал это в себе. Более того, обрушил всю свою неприязнь и презрение на Барбару. Она могла предположить, с какой радостью приветствовал бы он ее, доведись им встретиться сейчас в отеле, но этого она старалась избежать во что бы то ни стало. Густой табачный чад и обрывки невнятных разговоров, доносившиеся из бара, подсказали Барбаре, что постояльцы собрались там, чтобы как обычно пропустить перед обедом по стаканчику хереса и изучить сегодняшнее меню. Хотя меню в отеле было постоянно неизменным, как, к примеру, прилив и отлив – курица, свинина, камбала, говядина, – и, казалось, никак не могло пробудить у постояльцев желание изучать его с таким рвением, с каким религиозные фанатики изучают святое писание. Барбара увидела их, когда подходила к лестнице. Сперва душ, решила она. А пинта «Басса»[108] и глоток виски – потом. – Барбара! Барбара! – раздался крик, а потом она услышала топот ног по паркету. Хадия, разодетая в пух и прах – на ней было платье из не модного уже шелка, – заметила ее через окно в баре и, вскочив со своего места, бросилась за ней. Барбара заколебалась, чувствуя нарастающую внутреннюю неуверенность. Ведь она надеялась, что если ей в этот вечер не удастся пройти незамеченной мимо Муханнада Малика и они все-таки столкнутся, то хотя бы притвориться, что она не была знакома с его кузеном до того, как он приехал в Балфорд-ле-Нец, иначе весь секрет выплывет наружу. А Ажар не сумел вовремя перехватить дочь. Когда он встал, девочка, как обычно пританцовывая, добежала почти до середины комнаты. Мягкий белый несессер, напоминающий очертаниями луну, свешивался с ее локтя почти до самого пола. – Пойдемте, я покажу вам, кто здесь, – обратилась девочка к Барбаре. – Это мой кузен, его зовут Муханнад. Ему двадцать шесть лет, и он женат, а еще у него есть два маленьких мальчика, но они пока еще в пеленках. Я позабыла, как их зовут, но знаю, что вспомню их имена, когда мы с ними встретимся. – Мне надо подняться к себе в комнату, – ответила Барбара, стараясь не смотреть в сторону бара, в необоснованной надежде, что благодаря этому ее беседа с девочкой останется незамеченной. – Ну-у! Это займет не больше минуты. Я хочу вас познакомить. Я просила его покушать с нами, но он сказал, что дома его ждет жена. И папа, и мама. У него есть еще и сестра. – Она вздохнула, не в силах сдержать восторг. Ее глаза были живыми и разумными. – Представьте себе, Барбара, я ведь ничего не знала о нем до сегодняшнего вечера. Я даже не знала, что у меня есть семья, а не только мама и папа. А он такой красивый, мой кузен Муханнад. Ну пойдемте, я вас познакомлю? Ажар подошел к двери бара. За его спиной стоял Муханнад, поднявшийся с повернутого в сторону окна кресла с подлокотниками, обтянутыми растрескавшейся кожей. В руке у него был стакан, который он поднес к губам, опрокинул его содержимое в рот, а затем поставил на стол. Барбара мысленно обратилась с вопросом к Таймулле Ажару. Что сказать? Но Хадия висела на ее руке, и все притворные ухищрения с целью показать, что их взаимная любовь к кулинарным шедеврам отеля «Пепелище» вспыхнула два дня назад, моментально стали бесполезными после ее слов. – Вы ведь думаете то же самое, верно, Барбара? Мы ведь всегда жили так, как будто у нас нет никакой семьи. Я уверена, вы будете видеть их в Лондоне. Они могут приезжать на уикэнд. Мы ведь можем приглашать их к нам на барбекю, ведь верно?