– Да о чем вы говорите, Ажар? Она прелестный ребенок. Она мне нравится. Я люблю ее. А чего вы от меня ожидали? Да не поступи я так, мы наверняка не вышли бы оттуда как троица кротких, размышляющих о перспективах своего наследства[113]. Можете не сомневаться. Ажар повернулся к Барбаре: – Как приятно общаться с вами, сержант Хейверс. Барбара почувствовала, что краснеет. – Да. Ну что ж, – ответила она и, чтобы скрыть смущение, затянулась сигаретой, а потом, посмотрев вдаль, принялась изучать стоящие на берегу домики, наполовину погруженные во тьму, наполовину освещенные придомовыми светильниками в форме старинных газовых фонарей. Хотя ночь была спокойной и безветренной, большинство домиков были закрыты, и постояльцы, проводившие там дневное время, предпочитали во время отпусков ночевать в пансионах и отелях. – Ажар, мне жаль, что так вышло в отеле, – после паузы сказала Барбара. – Я имею в виду Муханнада. Ну, вы понимаете. Я увидела его «Тандерберд», когда припарковала машину, и подумала, что смогу проскочить мимо него и подняться к себе в номер. Мне отчаянно хотелось под душ, ну на худой конец пропустить что-либо холодное в баре. Это, как я поняла позже, мне и надо было сделать. – Мой кузен все равно должен был бы узнать о том, что мы знакомы, – успокоил ее Ажар. – Мне надо было сразу сказать ему об этом. То, что я этого не сделал, заставило его выяснять, насколько я предан своему народу. И он имеет на это все основания. – У него был очень озлобленный вид, когда он уходил из отеля. Как вы ему объяснили ситуацию? – Да так же, как вы объяснили ее мне, – ответил Ажар. – Я сказал ему, что вас вызвали сюда по просьбе инспектора Барлоу, и для нас обоих было полной неожиданностью, когда выяснилось, что мы оказались в ситуации, которая развела нас по противоположным сторонам. Барбара чувствовала, что Таймулла смотрит на нее, и от этого покраснела еще больше. Хорошо, что тень, отбрасываемая парусными корабликами, падает на лицо и защищает его от пристального изучающего взгляда, каким обычно смотрит на нее Ажар. Она почувствовала жгучее желание рассказать ему всю правду. Хотя в данный момент не вполне точно понимала, в чем именно заключается чистая правда. Ей казалось, что в последние несколько дней она утратила четкое понимание этого. А что касается ее собственной жизни, тут Барбара не могла точно сказать, когда голые факты замаскировались под столь ненадежными масками. Ей хотелось предложить ему хоть что-то взамен той, ранее сказанной, лжи. Но ведь, как он сам заметил, он и она представляют противоположные стороны. – Ну и как Муханнад воспринял вашу информацию? – спросила Хейверс. – Мой кузен человек с характером, – задумчиво произнес Ажар, стряхивая пепел с сигареты. – Он принадлежит к людям, которым везде видятся враги. Он сразу же и без труда заключил, что все мои предостережения, высказанные во время наших бесед, свидетельствуют о том, что я веду двойную игру. Сейчас у него такое чувство, будто его предал один из своих, поэтому наши отношения сейчас сложные и непонятные. Да иначе и быть не могло. Обман во взаимоотношениях – это грех, который люди едва ли способны прощать. Барбаре вдруг показалось, что Таймулла играет на ее сознании, как опытный музыкант на скрипке. Желая унять болезненное чувство вины и подавить желание оправдаться, она старалась сосредоточить разговор на его кузене. – Ажар, вы же обманывали его не со злобными намерениями. Господи, да вы вовсе и не обманывали его. Он ведь не спрашивал вас, знаете ли вы меня, ведь так? Так зачем же вам рассказывать то, о чем вас не спрашивают? – Боюсь, такая точка зрения сейчас является для Муханнада неприемлемой. Поэтому… – он глянул на нее виноватыми глазами, – мой кузен может перестать нуждаться в моих услугах. Так же, как руководитель следственной группы, инспектор Барлоу, – в ваших. Барбара сразу поняла, к чему он клонит. – Господи, да неужели вы думаете, что Муханнад расскажет Эмили о нас? – Она почувствовало, как ее лицо в очередной раз вспыхнуло. – Я хотела сказать… не о нас. Не о нас… ну вы же понимаете, что…. Он улыбнулся. – Барбара, мне неизвестно, что может предпринять Муханнад. Знаю лишь одно: он непредсказуем, и никто не знает, как он поступит в том или ином случае. До нынешнего уик-энда я не видел его больше десяти лет, но могу сказать, что и в подростковом возрасте он был таким же. Барбара задумалась о том, как сочтет нужным поступить Муханнад, в особенности после того, что произошло в конце дня на встрече с Фахдом Кумаром. – Ажар, эта встреча сегодня, ну эта… в тюрьме, – задумчиво произнесла она. Он бросил сигарету и вдавил окурок в землю. Над их головами кораблик с Хадией на борту завершал очередное плавание. Девочка попросила отправить ее в последний рейс. Отец утвердительно кивнул, протянул оператору билет и, глядя на то, как дочь пускается в плавание, спросил: – Встреча? – Да, с Фахдом Кумаром. Если Муханнад, по вашим словам, непредсказуем, есть ли какая-либо вероятность, что он знал раньше этого человека? До того, разумеется, как увидел его в камере. Ажар мгновенно насторожился, замкнулся и, самое главное, показал явное нежелание продолжать разговор. Жаль, что в это мгновение его кузен не находится здесь с ними, настолько явно выражение лица Ажара показывало, по отношению к кому он проявляет истинную лояльность. – Я спрашиваю об этом потому, – объяснила она свой вопрос, – что реакция Кумара была слишком уж явной. По идее, когда он увидел вас с Муханнадом, то должен был бы почувствовать облегчение, однако все вышло наоборот. Он буквально сжался в комок, вы заметили? – Да, – согласился Ажар. – Но, Барбара, это типичная ситуация. Реакция мистера Кумара – испуг, подобострастие, тревога – не что иное, как порождение нашей национальной традиции. Когда он услышал имя моего кузена, то сразу определил, что это представитель более высокой социальной и имущественной категории, чем та, к которой принадлежит он. Само его имя – Кумар – подразумевает то, что он относится к ками, к касте рабочих, ремесленников, ткачей ковров, гончаров и прочих. Имя моего кузена – Малик – говорит о том, что в нашем обществе он принадлежит к сословию землевладельцев. – Так вы думаете, что его бессвязное бормотание можно объяснить только чьей-то фамилией? – Барбара не была расположена принимать на веру такое объяснение. – Но послушайте, Ажар, ведь мы же в Англии, а не в Пакистане. – И все-таки, я надеюсь, вы прислушаетесь к моим доводам. Реакция мистера Кумара едва ли отличается от реакции англичанина, почувствовавшего дискомфорт в присутствии другого англичанина, произношение и словарный запас которого выдают его принадлежность к классу избранных. Да, с этим человеком опасно иметь дело. Получается, что он всегда и безоговорочно прав. – Простите, – раздался голос позади них. Барбара и Ажар разом оглянулись и увидели девушку в мини-юбке и со светлыми волосами до талии, смущенно стоящую рядом с переполненной урной. В руках у нее был точно такой же жираф, какого раньше Ажар вытянул крановым захватом для дочери. Девушка переминалась с ноги на ногу, беспокойно стреляя глазами то в Ажара, то в Барбару, то в Хадию, плывущую в своем кораблике. – Я ищу вас повсюду, – сказала она. – Я была с ними. В смысле, я была там. Внутри. Когда эта девочка… – Она наклонила голову и внимательно посмотрела на жирафа, прежде чем протянуть его им. – Передайте его девочке, пожалуйста. Я не хочу, чтобы она думала…. Они ведут себя недостойно. Иначе не скажешь. Такие уж они есть. Девушка сунула жирафа в руку Ажара, на ее лице мелькнула улыбка, и она бросилась догонять свою компанию. Ажар смотрел ей вслед. А потом тихим голосом произнес несколько слов. – Что это значит? – спросила Барбара. – И пусть не печалят тебя те, которые спешат к неверию, – ответил он с улыбкой, кивком головы указывая на удаляющуюся спину девушки. – Они ничем не навредят Аллаху[114]. Хадия была вне себя от счастья, когда отец вручил ей нового жирафа. Она с восторгом прижала его тело к своей худенькой груди, а голову – к подбородку. Однако расставаться со старым жирафом наотрез отказалась. – Ведь он же не по своей вине перепачкался кетчупом, – держа его в другой руке, объясняла девочка; причем говорила она таким тоном, словно в руке у нее была не мягкая игрушка, а закадычный друг. – Я думаю, мы сможем его как следует отмыть. Сможем ведь, папа? Весь кетчуп смоется, и мы просто представим себе, что он, когда был маленьким, спасся от льва. Оптимизм ребенка, подумала Барбара. Они еще целый час веселились на пирсе, переходя от одного аттракциона к другому: разыскивали друг друга в зеркальном зале, рассматривая голографические картины, бросая в корзину шары, пытая счастье в стрельбе из лука в цель, выбирая рисунки на сувенирные футболки. Хадия выбрала подсолнух, Ажар – паровоз, хотя Барбара не могла представить его себе в чем-либо, кроме чистой строгой рубашки из хлопковой ткани. Сама Барбара выбрала кадр из мультфильма: разбитое яйцо на каменистой земле под стеною и надпись «БЛЮДО ХАМПТИ-ДАМПТИ»[115], расположенная по дуге над картинкой. Хадия была переполнена радостными впечатлениями, когда они направились к выходу. Аттракционы уже начали закрываться на ночь, а потому шум стал не таким сильным и толпа гуляющих сильно поредела. На пирсе оставались в основном парочки – парни и девушки, которые сейчас искали темные, укромные места с таким же азартом, как незадолго перед этим носились в поисках игр и развлечений. И тут, и там виднелись слившиеся воедино дуэты, склонившиеся над перилами пирса. Некоторые любовались огнями Балфорда, рассыпанными веером вдоль берега моря; некоторые вслушивались в шум моря, ритмично ударявшего волнами в свайный ряд под пирсом; были и такие, для которых не существовало сейчас ничего, кроме тела, прижимающегося к их телу, отчего они испытывали не сравнимое ни с чем наслаждение. – Да… – мечтательно вздохнув, сказала Хадия, – это самое лучшее место на всем белом свете. Когда я вырасту, я всегда буду отдыхать только здесь. И вы будете отдыхать здесь со мной, правда, Барбара? Ведь мы же знаем друг друга долго-долго. И папа будет отдыхать с нами. Правда, папа? И мама тоже. И когда папа вытащит для мамы слона, я не стану разрезать его и вытряхивать набивку на кухонный пол. – Она еще раз вздохнула. Ее веки непроизвольно опустились на глаза. – Папа, нам надо купить почтовые открытки, – сказала она и неожиданно споткнулась, потому что не сумела при этом шаге поднять свою маленькую ножку на нужную высоту. – Нам надо послать открытку маме. Ажар остановился. Он взял из рук девочки обоих жирафов и протянул их Барбаре. Затем взял дочь на руки и прижал ее ножки к своей талии. – Я пойду сама, – запротестовала она сонным голосом. – Я не устала. Что я, маленькая? Ажар поцеловал ее в висок. Одно мгновение он стоял недвижно, держа на руках дочь, словно его сознание захлестнули эмоции, которые были ему приятны, но не предназначались для показа другим. Глядя на него, Барбара внезапно ощутила какое-то непонятное чувство; какое именно, она не хотела уточнять, тем более делать это опытным путем. Сунув руку в рюкзачок, где уже лежали три сувенирные футболки, Хейверс положила туда обоих жирафов, а потом сняла его с плеч и пристроила на руку. И в этот момент защитная броня из насмешек и иронии, прикрывавшая ее в течение всего дня, слетела с нее напрочь. Здесь, на пирсе, рядом с отцом и его ребенком, обстоятельства сложились так, что она поняла, какие элементы формируют ее личную жизнь. Но она была не из тех женщин, которых подобное стечение обстоятельств может повергнуть в смущение, и поэтому стала смотреть по сторонам в поисках интеллектуальной, эмоциональной и психологической деятельности для своего мозга. И без труда нашла ее: Тревор Раддок, только что вышедший из освещенного павильона, шел им навстречу. На нем был халат небесно-голубого цвета, который столь сильно дисгармонировал с его натурой, что Барбару могло примирить с ним лишь то, что такова была спецодежда ремонтников и уборщиков, работающих на пирсе после закрытия в ночные часы. Именно этот халат заставил ее еще раз, но уже более внимательно посмотреть на молодого мистера Раддока. Ведь, в конце концов, он же работал на пирсе. За несколько часов до этого его освободили. А поэтому его присутствие здесь, на аттракционах Шоу, едва ли можно было посчитать нелогичным, особенно в это время. Но пухлый рюкзак у него за плечами меньше всего подходил в качестве аксессуара к его причудливому облачению. Его глаза еще не привыкли к темноте пирса после яркого света внутри павильона, поэтому Тревор не видел Барбару и ее спутников. Он подошел к сараю, стоящему у восточной стены павильона, открыл дверь и вошел внутрь. Когда Ажар снова двинулся к выходу, Барбара задержала его, положив ладонь на его руку. – Постойте, – попросила она. Таймулла посмотрел в ту сторону, куда был направлен ее взгляд, похоже, ничего не увидел, с недоумением посмотрел на нее. – Что там?.. – Просто мне надо кое-что проверить. Этот сарай, в конце концов, был идеальным местом, где можно прятать контрабандный товар. А у Тревора Раддока было при себе еще что-то, кроме еды. Учитывая близость Балфорда к Харвичу и Паркестону… нет, глупо упускать возможность, представившуюся ей сейчас. Тревор вышел – без рюкзака, отметила Барбара, – толкая перед собой большую тележку. На ней был целый арсенал щеток, метелок, ведер, совков для мусора, смотанный резиновый шланг и множество непонятно чем наполненных бутылок, банок, канистр. Наверняка очистители и дезинфицирующие средства, подумала Барбара. Уборка и содержание в рабочем состоянии «Аттракционов Шоу» было делом серьезным. Внезапно ей пришла в голову мысль, что рюкзак за плечами Тревора мог служить транспортным средством для доставки этого чистящего разнообразия. Возможно и такое. Она понимала, что существует лишь один способ выяснить это. Раддок, толкая перед собой тележку, двинулся к концу пирса, намереваясь, очевидно, пройти к павильону через стройплощадку будущего ресторана. Барбара поняла, что надо ловить момент. Схватив Ажара за руку, она поспешила с ним к сараю. Подергала дверь, которую только что захлопнул за собой Тревор. Повезло! Он не закрыл ее на замок. Она проскользнула внутрь. – Прошу вас, понаблюдайте, – попросила она своего спутника. – Понаблюдать? – Ажар переложил тело Хадии на другую руку. – Зачем? Барбара, что вы делаете? – Хочу проверить одну теорию, – ответила она. – Это займет буквально минуту. Таймулла не спросил больше ни о чем, а она, поскольку не видела его, могла лишь предположить, что он держит на руках свою малышку и во все глаза следит, не приблизится ли кто-нибудь к сараю с намерением проникнуть в него. Барбара, со своей стороны, помнила о том, что говорил ей этим вечером Гельмут Кройцхаге из Гамбурга: Хайтам Кураши подозревал кого-то в противозаконной деятельности, ведущейся через Гамбург и окрестные британские порты. Наркоторговля – это было первое, что пришло в голову, несмотря на скепсис, который проявил Kriminalhauptkommisar Кройцхаге при обсуждении этой версии. Это очень прибыльный бизнес, особенно если имеешь дело с героином. Но любая противоправная деятельность, связанная с контрабандой, не ограничивается наркоторговлей. Нельзя сбрасывать со счетов порнографию, краденые драгоценности, например бриллианты, взрывчатые вещества, стрелковое оружие – ведь все это можно доставлять на пирс в рюкзаке и прятать в сарае. Барбара осмотрелась, ища рюкзак, но его нигде не было. Она начала поиски. Внутренность сарая освещалась лишь узкой полоской тусклого света, проникавшего через щель неплотно закрытой двери, но этого было достаточно, поскольку ее глаза уже привыкли к темноте. По периметру сарая стояли стеллажи; с них она и начала поиски, но не нашла ничего, кроме пяти банок с краской, кистей, малярных валиков, халатов, брезентовых плащей и множество высококачественных чистящих препаратов. Кроме стеллажей, в сарае стояли два шкафа с глубокими ящиками и сундук. В шкафах хранился инструмент для мелкого ремонта: гаечные ключи, отвертки, плоскогубцы, монтировки, гвозди, винты и даже небольшая пила. И ничего больше. Барбара подошла к сундуку. Его крышка открылась с таким скрипом, который – она могла в этом поклясться – можно было услышать в Клактоне. Рюкзак лежал внутри; такие, с алюминиевыми рамами, обычно берут с собой студенты, отправляясь во время каникул в пешие путешествия с намерением посмотреть мир. Волнуясь от предчувствия и уверенности в том, что сейчас, наконец, приблизится вплотную к чему-то очень важному, Барбара вытащила рюкзак из сундука и поставила его на пол. Но стоило ей заглянуть внутрь, как все ее надежды улетучились. Их место заняло смущение. В рюкзаке была куча бесполезных вещей – по крайней мере, бесполезных для нее в данный момент. Набор солонок в форме маяков, рыбаков, якорей и китов; она заглянула внутрь всех, они были пусты. То же самое и с тем же результатом Барбара проделала и с набором перечниц в форме шотландских терьеров и пиратов. Кроме этих наборов, она обнаружила чайный сервиз из пластмассы, две грязные куклы Барби, три новых опечатанных колоды карт, кружку с картинкой из недолгой супружеской жизни графа и графини Йоркских; модель лондонского такси без колеса; две пары детских солнцезащитных очков; нераскрытая коробка нуги; две ракетки для пинг-понга, сетка и коробка с шариками.