Барбара вздохнула и подумала о том, а не является ли наехавшее на нее сейчас чувство внутренней опустошенности просто желанием обрести помощь и поддержку или отомстить за треть упаковки чипсов, оставленных второпях в пабе в Харвиче. Она отвела руку назад и вынула из рюкзачка блокнот. Написав на листке номер телефона отеля «Пепелище», протянула его немцу, прося его позвонить, если тот вспомнит что-либо, относящееся к проводимому расследованию, в особенности объясняющее, как коносамент компании «Истерн Импортс» мог оказаться в бумагах убитого. Он внимательно посмотрел на листок, потом сложил его пополам, затем еще пополам и сунул в карман брюк. – Ну… Если вы все посмотрели… – Он вопросительно глянул на нее и, не дожидаясь ответа, с угодливым поклоном повел рукой в сторону офиса. Барбаре снова пришлось исполнить привычный ритуал: она поблагодарила его за помощь, напомнила ему о серьезности ситуации и подчеркнула важность его сотрудничества с полицией. – Я понял, сержант, – с готовностью согласился он. – Я уже сейчас работаю головой, пытаясь установить связь между этим человеком и компанией «Истерн Импортс». Он говорит о связи, подумала Барбара, поправляя лямки рюкзака, чтобы они не так сильно давили на плечи. – Да… Ну ладно, – с надеждой в голосе произнесла она и направилась к двери. Дойдя до нее, внезапно остановилась. Что мне известно из истории Европы, спросила она себя, после чего задала вопрос ему: – Ваш акцент выдает в вас австрийца. Вы из Вены, из Зальцбурга? – Ну что вы, – вскричал он и прижал обе руки к груди, словно защищаясь от оскорбления, нанесенного ему вопросом Барбары. – Я немец. – О, простите. Мне действительно еще трудно определять акценты. И откуда вы? – Гамбург, – выпалил он. Ну и новость, подумала Барбара. – Простите, как вас зовут? Мне нужно указать ваше имя в отчете старшему инспектору. – Извольте. Моя фамилия Рохлайн, – представился он и с готовностью продиктовал ей свою фамилию по буквам и добавил: – Клаус Рохлайн. Где-то в глубине, в подсознании, Барбара ясно услышала одобряющий смех инспектора Линли. Глава 22 – Кройцхаге утверждает, что Рохлайн платит за съем двух квартир на Оскарштрассе, 15, – докладывала Барбара. – Но все квартиры в этом доме маленькие – все они студии: жилые комнаты с отдельными кухнями и ванными комнатами, – так что, если у этого парня нет проблем с деньгами, то, как предполагает Кройцхаге, он может пользоваться одной квартирой как спальней, а другой – как гостиной. Особенно если он любитель развлечений и не хочет, чтобы гости сидели на его кровати. Поэтому, предостерегает он, тот факт, что Рохлайн снимает две квартиры, не должен возбуждать наших подозрений. Хотя именно этот факт, возможно, и возбудил подозрения Кураши. Ведь он родом из Пакистана, где большинство населения живет – как представляет себе Кройнцхаге – более скромно. – И он уверен, что именно Клаус Рохлайн снимает эти квартиры? Клаус, а не какой-нибудь другой человек с фамилией Рохлайн? – Да, именно Клаус. – Барбара допила остатки морковного сока, которым ее угостила Эмили, когда они, объединив свои силы в ее офисе, принялись обсуждать и сравнивать информацию, добытую ими. Она изо всех сил старалась подавить гримасу, которая непроизвольно искажала ее лицо, когда язык ощущал вкус этого полезного питья. Неудивительно, что приверженцы здорового питания такие худые, мелькнула мысль в ее голове. Ведь то, что они едят, немедленно гасит желание поесть еще. – Он сообщает, что один из его парней видел договор найма и подпись под ним. Ведь Клаус Рохлайн в Германии – это не то, что Джон Смит в Англии; такое имя носит далеко не встречный-поперечный, так что это – тот самый тип. Эмили кивнула. Она пристально смотрела на фарфоровую доску, на которую записывались все запланированные по ходу мероприятия с указанием ответственных исполнителей. Каждое мероприятие имело свой порядковый номер, и Барбара заметила, что, начав пять дней назад с номера А1, они добрались сегодня до номера А320. – Мы, похоже, выходим на него, – заключила Эмили. – Я чувствую, Барб. Этот Рохлайн – просто мелкая сошка, шестерка у своего хозяина. Все, что он может, это отвести нас в сторону от его людей. Но ведь должен же быть кто-то, кто спасет его людей от него самого. До того, как отправиться в управление, Барбара заехала в отель. Там ее ожидало известие о том, что ей звонил Kriminalhauptkommisar Кройцхаге и продиктовал для нее таинственное сообщение: «Получена информация, касающаяся Гамбурга и представляющая интерес для сержанта Хейверс». Она сразу же позвонила ему и в ожидании соединения откусила кусок сандвича с сыром и маринованным огурцом, приготовленным для нее Базилом Тревесом. Перед тем как пройти к себе в номер, ей пришлось немало потрудиться над тем, чтобы хозяин отеля не маячил перед ее дверью в надежде подслушать телефонный разговор. Кройцхаге начал с того, что подтвердил ее подозрения: телефон, на который Кураши звонил из отеля «Пепелище» незадолго до своей смерти, установлен в Гамбурге по известному ей адресу. Услышав это, Хейверс почувствовала то же самое, что и Эмили после ее доклада: крепнущую уверенность в том, что они подбираются к истине. Но когда она наложила на эту уверенность то, что видела в компании «Истерн Импортс» – ведь там не было ничего необычного, если не считать сломанного сортира и подушки на полу, – ее голова наполнилась вопросами, но отнюдь не ответами на них. Интуиция подсказывала ей, что все виденное и слышанное сегодня каким-то образом связано если не с убийством Кураши, то, по крайней мере, друг с другом. Но как? На этот вопрос ее мозг отвечать не хотел. В офис вошла Белинда Уорнер. – Шеф, вот выписка из журналов регистрации обращений, – объявила она. – Я выписала все заявления о происшествиях, так или иначе связанных с мошенничеством или подобными делами. Будете смотреть сейчас или во время дневной встречи? Вместо ответа Эмили протянула руку и, многозначительно посмотрев на Барбару, произнесла: – Это может дать нам веревку, на которой мы его и повесим. Выписка – солидная пачка листов, распечатанных на принтере, – представляла собой выборку сообщений о происшествиях и преступлениях, мелких и значительных, зарегистрированных полицией Балфорда с начала года. Белинда Уорнер выделила желтым маркером те сообщения, которые подпадали под категорию мошеннических и сомнительных, а потому заслуживающих особого внимания руководителя следственной группы. Такие сообщения Эмили зачитывала вслух. Шесть угонов автомобилей с января – по одному в месяц, – и все угнанные машины, как сообщалось, были впоследствии обнаружены на морском берегу в приливной зоне между Конским островом и площадкой для гольфа в Клактоне. Мертвые зайцы, положенные на ступеньки у входной двери в дом директрисы начальной школы. Четыре акта поджога: две уличные урны для мусора, один почтовый ящик на Уэйде, один ящик для поминальных записок, установленный на погосте у церкви Святого Иоанна, который к тому же был осквернен похабными надписями. Взлом пяти пляжных шкафчиков для одежды. Двадцать семь краж со взломом, в том числе и с проникновением в жилища; взлом разменного автомата в прачечной самообслуживания; многочисленные несанкционированные проникновения в летние домики на морском берегу; кража денежного ящика из китайской закусочной. Кража сумки возле аттракционов на пирсе. Три надувные лодки «Зодиак» украдены с прокатной станции на Балфордской яхтенной пристани; одна из них была впоследствии найдена в приливной полосе южной оконечности Шкиперского острова, а две других, с поломанными моторами, – на середине Уэйда. Читая последнюю запись, Эмили негодующе качала головой. – Если бы Чарли Спенсер уделял безопасному хранению своих «Зодиаков» хотя бы половину того внимания, с которым изучает ежедневные сообщения со скачек, он бы не докучал нам своими еженедельными жалобами на кражи его лодок. Но мысли Барбары были заняты тем, что она видела и слышала в течение этого дня, что выяснила прошлой ночью, и тем, как все это может быть увязано хотя бы с одним из зарегистрированных полицией происшествий, которые только что зачитала Эмили. Почему же она раньше не задумалась над тем, что говорила ей Рейчел Уинфилд? Наверное, ей просто не с чем было соотнести эту информацию. – Проникновение в летние домики на побережье… Эм, а что было украдено из них? Эмили удивленно посмотрела на нее. – Да о чем ты, Барб? Неужто ты думаешь, что эти проникновения в домики имеют отношение к тому, что мы сейчас расследуем? – Возможно, они и не связаны напрямую с убийством Кураши, – согласилась Барбара, – но кто знает, вдруг это пригодится в других делах. Так что все-таки было украдено? Эмили пробежала глазами несколько страниц. Теперь она более внимательно смотрела на них, чем при первом прочтении, но, по-прежнему не желая придавать значения этим сведениям, стала пренебрежительным тоном перечислять украденное. – Солонки, мельницы для перца… Господи, да кому нужен этот хлам? Кому нужен сэмплер? Или сетка для игры в бадминтон? Ну, я понимаю, украсть газовую печь – ею можно пользоваться, или, на худой конец, продать; но кому, скажи на милость, нужна рамка с фотографией прабабушки, сидящей под пляжным зонтиком? – Это как раз то, что надо, – выпалила Барбара. – Суть в том, что воруешь и продаешь ворованное. Эм, это примерно то, что старьевщики продают на блошиных рынках. И именно такой хлам Раддоки вывозили вчера днем из своей гостиной. И еще, подобный хлам я прошлой ночью обнаружила в рюкзаке Тревора Раддока. Теперь ясно, что он делал после того, как расстался с Рейчел Уинфилд, и до того, как заявился на свое рабочее место на пирсе: воровал все эти мелочи из летних домиков ради пополнения семейного бюджета. – А это, если ты права… – Держу пари, что это именно так. – …снимает с него подозрения. – Эмили энергично встряхнула кипу листов. – Но это, черт возьми, это снова делает Малика подозреваемым. Зазвонил телефон, и она, бормоча проклятия, сняла трубку, не отводя взгляда от листов с выпиской. – Барлоу слушает, – сказала она в трубку. – Да, отлично, Фрэнк. Тащи его в комнату для допросов. Да, иду к вам. – Положив трубку, она бросила кипу листов на стол. – Наконец-то SO4 прислал идентификацию отпечатков пальцев на «Ниссане» Кураши, – с торжеством объявила она Барбаре. – Детектив Эйр уже доставил нашего мальчика в управление. «Их мальчик» сидел под замком в камере для допросов – в той самой, где до него содержался Фахд Кумар. С первого взгляда Барбара поняла, что к ним попал предполагаемый любовник Кураши. Он в точности соответствовал описанию. Это был худощавый жилистый мужчина с коротко подстриженными светлыми волосами. С его брови свешивалось золотое кольцо, а сережки в ушах были самой разнообразной формы: кнопки, колечки; с одной мочки свешивалась английская булавка с пластиковой головкой, такими булавками обычно застегивают детские пеленки. На губе у него тоже было кольцо, серебряное, и с него свешивалась какая-то крошечная безделушка. Тесная футболка без рукавов открывала бицепсы, покрытые татуировками. Эти татуировки, казавшиеся с первого взгляда крупными цветками лилии, под которыми были выведены надписи «оближи меня», при более внимательном рассмотрении оказывались фаллосами. Здорово, восхитилась про себя Барбара, когда лилии после внимательного взгляда раскрыли ей свою тайну. Ей нравились хитрости подобного рода. – Мистер Клифф Хегарти, – переступая порог, произнесла Эмили. – Как хорошо, что вы пришли к нам, чтобы ответить на некоторые вопросы. – Разве у меня был выбор? Насколько я понимаю, нет, – ответил Хегарти, демонстрируя такие белые и красивые зубы, какие Барбаре доводилось видеть не часто. – Двое ваших парней нарисовались на пороге моего дома и спросили, не соглашусь ли я пройтись с ними в управление. Мне нравится, как это делают копы. Они всегда для вида предлагают вам альтернативу, когда им нужно навести какие-либо справки. Эмили не была расположена вести пустопорожние разговоры, а потому сразу перешла к делу. Отпечатки пальцев Хегарти, объявила она ему, были обнаружены на машине убитого по имени Хайтам Кураши. Сама машина была найдена на месте преступления. Не потрудится ли мистер Хегарти объяснить, как отпечатки его пальцев оказались на этой машине? Хегарти скрестил руки на груди. В этот момент татуировки на бицепсах проявились во всей красе. – Я могу позвонить адвокату, если сочту нужным, – заявил он. Когда он говорил, свет от висящей под потолком лампы отражался на свисавшем с губы кольце. – Можете, – согласилась Эмили. – Но, поскольку я еще не зачитала вам предостережение при аресте[121], меня заинтриговало то, что вам уже потребовался адвокат. – Я не сказал, что он мне уже потребовался. Я не сказал, что хочу, чтобы он присутствовал. Я лишь напомнил, что могу позвонить адвокату, если захочу. – Так что вы решили? Высунув язык, Хегарти быстро, как это делают ящерицы, провел им по губам. – Я могу сообщить вам все, что вас интересует, и сам хочу сделать это. Но вы должны дать мне гарантию, что мое имя не попадет в прессу. – Не в моих правилах гарантировать кому-то что-то, – поморщилась Эмили, садясь напротив него. – А учитывая тот факт, что отпечатки ваших пальцев были обнаружены на месте преступления, вы не в том положении, чтобы предлагать какие-то свои условия. – Тогда я не буду говорить. – Мистер Хегарти, – вступила в разговор Барбара, – мы получили свидетельство об идентификации отпечатков ваших пальцев от отдела SO4 в Лондоне. Я полагаю, вам известно, что это значит: вы можете быть арестованы. Неужели вам нужно объяснять то, что и так яснее ясного: если отпечатки пальцев некоего уголовного преступника обнаружены на месте убийства, а потом оказывается, что задержанный и этот уголовный преступник – одно и то же лицо, какой может быть разговор? – Я никогда никого и пальцем не трогал, – ощетинился Хегарти. – Ни в Лондоне, ни где-либо в другом месте. И я не уголовник. То, что я делал, касалось двух взрослых людей, и раз один из них платил, то это никак нельзя считать насилием. К тому же тогда я был почти ребенком. Если полиция будет уделять больше внимания предотвращению настоящих преступлений и отстанет от парней, желающих заработать несколько честных монет при помощи своих тел, как это делают шахтеры или проходчики тоннелей, тогда, возможно, в этой стране жить станет более комфортно. Эмили не выразила желания вступать в спор о том, что общего между мужчинами, занимающимися физическим трудом, и мужчинами-проститутками. – Послушайте, адвокат не может сделать так, чтобы ваше имя не попало в газеты, так что вы в данном случае напрасно рассчитываете на это. Да и я не могу гарантировать, что какой-либо ловкач из «Стандарта» не подстерегает вас, сидя в засаде возле вашего дома. Но чем быстрее вы выберетесь отсюда, тем меньше шансов, что это случится. Обдумывая ее слова, Хегарти снова высунул язык и снова, как ящерица, быстро провел им по сухим губам. Его бицепсы напряглись, и фаллосы в окружении тычинок вызывающе распрямились. Наконец он решился. – Похоже, все именно так, как вы сказали. Дело в том, что существует еще один человек. Он и я… мы вместе уже некоторое время. Четыре года, если быть точным. Я не хочу, чтобы он знал о том… ну, что я собираюсь рассказать вам. Хотя он уже что-то подозревает, но он не должен знать. И я не хочу посвящать его в это. Эмили бросила беглый взгляд на фарфоровую доску, которую по пути в камеру для допросов захватила в приемной. – У вас, насколько я знаю, есть свой бизнес? – спросила она. – Ай, да какой там бизнес. Я же не могу сказать Джерри, что вы зацепили меня из-за картинок. К тому же ему не нравится, что я делаю эти пазлы. Он постоянно донимает меня разговорами о том, что надо заниматься чистыми делами – чистыми в соответствии с его пониманием законов, – и если он прознает, что у меня неприятности с копами… – И как я знаю, ваш бизнес делается в промышленной зоне Балфорда, – не обращая внимания на его слова, продолжала Эмили. – По соседству с горчичной фабрикой Малика, на которой работал мистер Кураши. Мы, как вы понимаете, по ходу расследования опросим всех бизнесменов в промышленной зоне. Вам это надо, мистер Хегарти? Хегарти шумно выдохнул воздух, который набрал в легкие, намереваясь высказать протест ее намерениям. Он ясно понял, что именно она имеет в виду.