– Да, – пробормотал он. – Понял. Я согласен. – Отлично. Тогда начнем. – Резким движением Эмили включила кассетный магнитофон. – Начнем с того, как вы познакомились с мистером Кураши. Мы ведь имеем основания полагать, что вы знали его, верно? – Я знал его, – подтвердил Хегарти. – Да, я знал этого человека. Они встретились на рыночной площади в Клактоне. Клифф часто наведывался туда по делам, связанным с работой. Покупал кое-что, а между делом занимался тем, что называл «немного поразвлечься». – Немного поразвлечься и отдохнуть душой, вы понимаете, что я имею в виду. Ведь когда вы все время имеете дело с одним и тем же парнем, это действует на вас как успокоительное средство. Поразвлечься – это в данном случае означает внести разнообразие в уже наскучившее существование, понимаете? Именно так все и было. Мне просто хотелось немного поразвлечься. Он заметил Кураши, когда тот рассматривал шарфы, якобы выпущенные фирмой «Гермес», а на самом деле поддельные, но поначалу не остановил на нем взгляда – «я не любитель темного мяса», – и только когда этот азиат поднял голову и посмотрел на него… – Я видел его прежде возле фабрики Малика, – пояснил Хегарти. – Но я никогда не встречался с ним и никогда не думал о нем. Однако, когда он посмотрел на меня, я сразу понял, что к чему. Это был взгляд гомика, и тут не могло быть ошибок. Поэтому я пошел в туалет. Он пошел следом. Вот так это и началось. Верная любовь, подумала Барбара. Он поначалу подумал, что их роман будет эпизодическим, объяснял Хегарти, именно это ему и было нужно – они встречались, когда он приходил на рыночную площадь. Но Кураши это не устраивало. Хайтам хотел, чтобы между ними была постоянная – пусть и незаконная – любовная связь, и в конце концов Клифф был вынужден удовлетворять не только любовные, но и все прочие потребности пакистанца. – Он рассказал мне о своей помолвке с дочерью Малика, но их отношения не шли дальше подписания бумаг. Он был нужен ей, чтобы прикрыть добрачную связь. Она была нужна ему по той же причине. – Прикрыть добрачную связь, – перебила его Барбара. – Вы хотите сказать, что дочь Малика – лесбиянка? – Она беременна, – ответил Хегарти. – Так, по крайней мере, Хайт сказал мне. Ну и дела, мысленно покачала головой Барбара. – Мистер Кураши твердо знал о том, что Сале беременна? – спросила она, чтобы внести полную ясность. – По его словам, эта цыпочка сказала ему об этом сама. Сразу, как только они встретились. А его эта новость обрадовала, потому что ему не нужно было трахаться с ней. По его словам, трахать женщину – это сплошная скука. Поэтому лучше всего представить новорожденного его ребенком. Все будет выглядеть так, будто он совершил свою супружескую работу в первую брачную ночь. Если новорожденный окажется мальчиком, то ему лафа: он уже никогда не притронется к жене. – И он бы все это время встречался с вами. – Так было запланировано. Меня это тоже устраивало, поскольку, как я говорил, иметь изо дня в день дела с одним партнером… – Он слегка пошевелил поднятыми вверх пальцами. – Я мог получать удовольствие на стороне, а то – постоянно Джерри, Джерри, Джерри… Эмили продолжала внимательно слушать все, что говорил Хегарти, а мысли Барбары были заняты совсем другим. Если Сале Малик беременна и если не от Кураши, то отцом будущего ребенка мог быть только один человек. Слова «Жизнь начинается сейчас» приобрели совершенно иной смысл. А также и тот факт, что у Теодора Шоу не было алиби в тот вечер, когда произошло убийство. А ведь ему и нужно было лишь перегнать свой прогулочный катер от Балфордской яхтенной пристани по главному каналу до северной оконечности Неца и выйти на берег в том месте, где Хайтам Кураши умер в результате падения. Вопрос заключается в том: мог ли он взять катер на яхтенной пристани и остаться незамеченным? – Мы встречались в доте на косе, – объяснял Хегарти Эмили. – Это было самое безопасное место. У Хайта была квартира на Первой авеню – где он и его цыпочка должны были жить после женитьбы, – но там мы не могли появляться, поскольку по ночам там работал Джерри, приводя квартиру в порядок. – Так вы встречались с Кураши по ночам, когда Джерри был на работе? – Да, так оно и было. Не могли они встречаться и в отеле «Пепелище», опасаясь, что Базил Тревес – «этот ватный пенис Тревес», как назвал его Хегарти – растреплет всем об их встречах, и в особенности Акраму Малику, вместе с которым он заседал в городском муниципалитете. Не могли встречаться они и в квартире Хегарти и Джерри на Сыпучих песках, в этом малонаселенном районе, где каждый человек на виду и слухи об их встречах сразу дошли бы до ушей Джерри, а уж он-то немедленно понял бы, что его любовник завел себе нового партнера. – СПИД и разное другое, – добавил Хегарти, словно желая подробнее объяснить полиции тупоголовую упертость Джерри. Итак, они встречались в доте на косе. И там Клифф поджидал Кураши в ту ночь, когда его убили. – Я видел, как это произошло, – медленно произнес он, и его глаза помрачнели, словно перед ними всплыла картина того, что он видел в ту ночь. – Было темно, но я видел огни его машины, когда он остановился у края скалы. Он подошел к ступенькам и огляделся вокруг, будто услышал что-то. Я уверен в этом. Потому что видел его силуэт. Задержавшись на верхней ступеньке, Кураши вдруг покатился с лестницы. Упал он почти с самого верха, максимум с пятой ступени. С резким стуком покатился по ступеням – переворачиваясь с головы на пятки, с пяток на голову – и докатился до подножия скалы. – У меня внутри все заледенело. – Лицо Хегарти покрылось испариной. Безделушка, свисавшая с кольца на губе, дрожала. – Я не знал, что делать. Я не мог поверить в то, что он упал… Я ждал и ждал, надеясь, что он встанет… отряхнется… может быть, засмеется над своей неловкостью или засмущается. Но тут я увидел другого человека. – Там был кто-то еще? – встрепенулась Эмили. – Он прятался за кустами дрока, растущего у подножья скалы. Хегарти описал, как двигался силуэт, который он видел: какая-то фигура выскользнула из-за кустарника, спустилась на несколько ступенек, открепила что-то от железных опор перил, стоящих по обеим сторонам ступенек, после чего скрылась. – Вот тогда-то я и понял, что его прикончили, – заключил свой рассказ Хегарти. Рейчел поставила свою подпись всюду, куда указал палец мистера Добсона. В его офисе было так жарко, что ее одежда прилипла к стулу, а капли пота с бровей, словно слезы из глаз, падали на документы. Но плакать она и не собиралась. Сегодня, да и во все предшествующие дни, она была готова на все, кроме плача. Час, положенный ей на обед, Рейчел использовала на то, чтобы приехать в «Приют на утесе». Она изо всех сил жала на педали, не обращая внимания на жару, на автомобили, на пешеходов, изматывала себя – и все это ради того, чтобы мистер Добсон не успел продать кому-либо другому единственную еще остававшуюся непроданной квартиру в «Приюте». Она была настолько поглощена своими мыслями, что даже не отворачивала лицо от любопытных взглядов, что делала всегда, когда оказывалась среди незнакомых людей. Что значили для нее эти взгляды сейчас, когда решалось ее будущее? Рейчел искренне верила тому, что сказала вчера Сале перед тем, как расстаться. Тео Шоу, сказала она, передумает. Он не бросит Сале в такой ситуации. Не в натуре Тео Шоу бросать того, кого любишь, особенно когда любимой необходима помощь. Но она совершенно выпустила из виду Агату. Открывая утром магазин, Рейчел в течение десяти минут слушала новости о том, что у миссис Шоу был инсульт. На Хай-стрит в тот день только и было разговоров, что о здоровье этой пожилой дамы. Рейчел и Конни едва успели снять покрывало с главной витрины с ожерельями и браслетами, как к ним ворвался мистер Ансворт из книжного магазина. В руках он держал огромную открытку с пожеланием скорейшего выздоровления, которую попросил их подписать. – Что на это раз? – полюбопытствовала Конни. Открытка, имевшая форму гигантского зайца, больше подходила для пожелания счастливой Пасхи ребенку, чем для выражения наилучших пожеланий даме, стоящей у края могилы. Этих четырех слов было достаточно для того, чтобы мистер Ансворт пустился в долгие разглагольствования об «апоплексическом пароксизме» – так по-научному он называл удар, приключившийся с миссис Шоу. Это было как раз в стиле мистера Ансворта. Он уделял много времени чтению словарей, а потому любил вставлять в свою речь словечки, которые никто, кроме него самого, не понимал. Но когда Конни – которую ничуть не интересовала его почерпнутая из словарей мудрость, поскольку она никаким боком не касалась ни свинга, ни продажи бижутерии – сказала: «Алфи, о чем ты там трендишь? Нам нужно работать», мистер Ансворт мгновенно перешел от лукавого мудрствования к простой и всем понятной манере общения: – У старой Агаты Шоу произошло в голове короткое замыкание, Кон. И случилось это вчера на глазах Мэри Эллис. Ее отвезли в больницу, и как минимум до субботы она подключена к машинам, которые делают за нее все. Нескольких минут разговора хватило на то, чтобы прояснить подробности и главное – прогноз на будущее миссис Шоу. Конни интересовало это, потому что пребывание престарелой дамы во здравии означало продолжение реконструкции Балфорда-ле-Нец, в которой владельцы магазинов на Хай-стрит, естественно, были заинтересованы. Рейчел интересовалась этим потому, что самочувствие миссис Шоу в настоящий момент определяло будущее поведение ее внука. Одно дело – чувствовать уверенность в том, что Тео в нормальных обстоятельствах исполнит свой долг по отношению к Сале. Но совсем другое дело – предугадать, возложит ли он на себя бремя супружества и отцовства в самый разгар семейного кризиса. Рейчел узнала от мистера Ансворта – который узнал это от мистера Ходжа из «Бабушкиной пекарни», а тот от хозяйки магазина «Картины и этюды» миссис Барриган, доводившейся Мэри Эллис тетей по отцу, – что состояние здоровья миссис Шоу на данный момент чревато для семьи самыми серьезными последствиями. Конечно же, она будет жить. А раз так, то Тео наверняка возложит на себя ответственность мужчины по отношению к Сале. Но когда мистер Ансворт пустился в рассуждения о том, что может ожидать миссис Шоу в отдаленной перспективе, Рейчел посмотрела на вещи совершенно иначе. Его речь изобиловала такими терминами, как «постоянный уход» и «интенсивная реабилитационная терапия», и такими патетическими сентенциями, как «преданность любимого человека», «жребий родиться под счастливой звездой», «какое счастье, что рядом с нею этот прекрасный юноша». Слушая это, Рейчел очень быстро сообразила, что, осознавая свою ответственность перед Сале, основное внимание Тео Шоу сосредоточит на бабушке. По крайней мере, так рисовалась перед ней ближняя перспектива. Поэтому все утро Рейчел постоянно смотрела на часы. Сейчас отношения ее с матерью все еще были натянутыми, и она не могла просить разрешения отлучиться из магазина, чтобы доехать до «Приюта на утесе». Но в тот момент, когда часовая стрелка дошла до двенадцати, она выскочила из магазина, оседлала велосипед и, пригнувшись к рулю, понеслась словно участник гонки «Тур де Франс». – Прекрасно, – воскликнул мистер Добсон, когда она поставила последнюю подпись на договоре о покупке, и, взяв бумаги со стола, стал размахивать ими в воздухе, словно желая высушить чернила. Одарив Рейчел лучезарной улыбкой, он снова воскликнул: – Прек-рас-но. Воистину прекрасно. Вы никогда ни на секунду не пожалеете о своем приобретении, мисс Уинфилд. Покупка такой квартиры – это самое надежное вложение капитала. Не пройдет и пяти лет, как вложенные вами деньги удвоятся. Вспомните потом мои слова. Поверьте, вы очень мудро поступили, купив эту последнюю квартиру раньше других. Но я уверен, что вы и в других вещах проявите себя умной девочкой, я прав? И он пустился в рассуждения о заемщиках по ипотеке, о жилищно-строительных кооперативах, о сотрудниках по инвестициям различных банков. Но все, что он говорил, пролетало мимо ушей Рейчел. Она кивала головой, улыбалась, заполняла чек на оплату в рассрочку, обнуляя тем самым свой счет в банке «Мидландс», но думала при этом лишь о том, что надо как можно скорее завершить деловую часть, успеть домчаться до горчичной фабрики и поддержать Сале, когда до нее дойдет новость о несчастье, постигшем Агату Шоу. Она не сомневалась, что Сале воспримет эту новость так же, как и она сама: увидит в ней неустранимое препятствие к тому, чтобы начать новую жизнь с Тео и их ребенком. Трудно даже предвидеть, как эта новость может подействовать на Сале. А поскольку люди, когда на них обрушиваются такие неожиданные известия, нередко теряют ориентацию в событиях и ситуациях, а потому принимают скоропалительные решения, о которых впоследствии жалеют, то сейчас ей – Рейчел Линн Уинфилд – необходимо быть рядом с Сале и не дать ей возможности наделать глупостей. Рейчел надо было спешить, но все равно она не могла уйти, не пройдя в очередной раз по квартире. Она понимала, что уже скоро будет жить здесь – они будут жить здесь, – и все-таки ей казалось сном то, что она действительно обладает этой квартирой, и чтобы претворить этот сон в реальность, надо было всего лишь пройти по всем комнатам, заглянуть в распахнутые шкафы, полюбоваться видом из окон. Мистер Добсон передал ей ключ. – Конечно, конечно, – угодливо проквакал он и добавил: – Naturellement, chиre mademoiselle. – Его речь сопровождалась подрагиванием бровей и косыми взглядами, что по опыту Рейчел свидетельствовало о том, что он, глядя на ее лицо, не испытывает отвращения. Она обычно резко и враждебно реагировала на проявление такого топорно-лицемерного bonhomie, но сейчас она чувствовала истинно дружеское расположение к этому мельтешащему вокруг нее человеку, и поэтому, отбросив назад спадающие на лицо волосы, предстала перед ним во всем своем безобразии. Ведь благодаря мистеру Добсону Рейчел сжимала сейчас в ладони ключ, которым открыла сейчас дверь квартиры 22, своей квартиры. Осматривать там практически было нечего: две спальни, одна ванная комната, гостиная, кухня. Квартира была на первом этаже; к гостиной примыкала крошечная терраса, выходящая на море. Здесь – Рейчел мечтательно закрыла глаза – они будут сидеть по вечерам, а ребенок будет лежать в колыбельке, стоящей между ними. Глядя в окно гостиной, она блаженно вздохнула, словно уже видела перед собой эту идиллическую картину. Бриз с Северного моря колышет дупатту на голове Сале, слегка раздувает юбку на Рейчел, когда та встает с кресла, чтобы поправить одеяльце на груди спящего младенца. Она воркует над ним – может быть, над ней – и осторожно вынимает крошечный пальчик из херувимского ротика. Чуть дотрагивается до мягкой маленькой щечки, до которой еще никогда в жизни не дотрагивалась, нежно проводит рукой по волосам… а какого цвета будут волосы у ребенка, вдруг задумывается она. Да, это интересно. Так какого же цвета будут волосы у него или у нее, вот это вопрос… Тео блондин. Сале жгучая брюнетка. Волосы у их ребенка будут скомбинированными из их волос, так же как и его кожа будет скомбинирована из белой кожи Тео и оливковой кожи Сале. Рейчел сейчас была всецело поглощена мыслями о том, каким чудом будет совместная жизнь Сале Малик и Тео Шоу. И в этот момент она поняла, что едва ли способна ждать несколько месяцев до того, как своими глазами увидит, какое именно чудо представляет собой их совместная жизнь. Внезапно до нее дошло, какую доброту и какое участие она, Рейчел Линн Уинфилд, проявляла и проявляет по отношению к Сале Малик. Она ей больше чем подруга. Она служит ей тонизирующим средством. Общаясь ежедневно с ней до момента родов, Сале будет чувствовать себя сильнее, счастливее, будет с большим оптимизмом смотреть в будущее. И все – все – в конце концов уладится: между Тео и Сале, между Сале и ее семьей, а самое главное, между Сале и Рейчел. Рейчел, рисуя в своем сознании будущее, чувствовала неизъяснимое блаженство. Ой, ей надо спешить на горчичную фабрику к Сале и поделиться этим с ней. Как жаль, что у нее нет за спиной крыльев, которые могли отнести ее к подруге. Проезд на велосипеде через весь город под палящим солнцем был настоящей пыткой, но Рейчел едва ли обратила внимание на такой пустяк. Она неслась на сумасшедшей скорости вдоль моря, прикладываясь к бутылке тепловатой воды всякий раз, когда велосипед катил под уклон и можно было не давить на педали. Она не обращала никакого внимания ни на себя, ни на то, что творилось вокруг. Она думала только о Сале и о будущем. Какую спальню выберет Сале? Та, с окном, выходящим на улицу, больше, но в спальне, расположенной напротив, из окна видно море. Под шум моря ребенок будет быстрее засыпать. Да и сама Сале тоже – по крайней мере тогда, когда груз забот, связанных с материнством, будет давить на ее плечи. А согласится ли Сале готовить еду на троих? Ее религия накладывает массу разных ограничений на диету, а что до Рейчел, так ей легче легкого приспособиться к подобного рода ситуациям. Так что будет разумно, если Сале будет готовить на всех. К тому же, если Рейчел будет главной добытчицей денег, пока Сале будет сидеть дома с малышом, Сале наверняка и сама захочет готовить. Рейчел видела, как Вардах Малик готовит для отца Сале. Рейчел, конечно же, не станет претендовать на то, чтобы к ней относились так, будто она является чьим-то отцом, и уж никоим образом, как к отцу ребенка Сале! Для этого есть Тео. И Тео, в конце концов, будет вести себя соответствующим образом. Он будет исполнять свой долг и свои обязанности, но в свое время, когда его бабушка поправится. – Врачи уверены, что ей жить да жить, – уверял их сегодня утром мистер Ансворт. – Она, эта миссис Шоу, непотопляема, как военный корабль. Таких, как она, одна на сотню. Но для нас-то это к лучшему, согласны? Она не умрет, пока Балфорд снова не станет на ноги. Увидите, Конни, так оно и будет. Положение улучшается, вы же сами это видите. Так оно и было. Все говорило о том, что положение действительно улучшается. И сейчас, когда Рейчел делала последний поворот перед тем, как въехать в старую промышленную зону на северной окраине города, она буквально задыхалась от желания поскорее обрушить подготовленный ею водопад счастья на Сале и залить им все горести подруги. Она соскочила с велосипеда и прислонила его к баку с отходами, открытому и наполненному до половины. Из бака сильно тянуло уксусом, яблочным соком, гнилыми фруктами. Вокруг него, гудя, роились мухи. Рейчел замахала руками над головой, отгоняя отвратительных насекомых. Допив остатки воды и расправив плечи, она направилась к входной двери. Рейчел не успела взяться за ручку, как дверь распахнулась перед ней, словно кто-то ждал ее прихода. Из двери вышла Сале. И сразу за ней вышел ее отец; на этот раз он был не в белом, как обычно одевался на работе, когда трудился в экспериментальной лаборатории фабрики. Сейчас он был одет так, что Рейчел поначалу приняла его за муфтия: голубая рубашка и галстук, серые брюки и до блеска начищенные туфли. Отец с дочерью решили пообедать вместе, мелькнуло в голове Рейчел. Но новость о том, что случилось с Агатой Шоу, не испортит аппетит Сале, решила она. Ну, а даже если и испортит, то на этот случай у Рейчел была другая новость, которая сгладит отрицательное воздействие первой. Сале сразу заметила ее. На ней было одно из самых любимых ожерелий, и, увидев Рейчел, она сразу прикрыла его ладонью, словно взялась за талисман. Сколько раз за все годы их дружбы мне доводилось видеть этот жест, мелькнуло в голове Рейчел. Это был первый знак того, что Сале взволнована, и Рейчел поспешила успокоить подругу. – Привет, – весело закричала она. – Ну и жара сегодня. Когда же, наконец, погода поменяется? Уже сколько дней над морем ни облачка, хоть бы подул какой-нибудь ветер, пригнал бы облака, а заодно охладил бы нас. Сале, ты очень спешишь? Ой, мистер Малик. Акрам Малик поздоровался с Рейчел, как всегда церемонно, словно перед ним стояла королева. Он не рассматривал ее лицо и не отворачивался поспешно, как это делали другие, и за это Рейчел была ему очень благодарна. Повернувшись к дочери, он сказал: – Я дойду до машины и подъеду. Поговори пока с Рейчел. Как только он отошел, Рейчел повернулась к Сале и порывисто обняла ее. – Я все сделала, Сале! – сдерживая волнение, сказала она полушепотом. – Я сделала это. Я обо всем позаботилась. Ее ладони, лежащие на плечах Сале, мгновенно ощутили дрожь, пробежавшую по телу подруги. Пальцы Сале, сжимавшие желтый кулон, разжались; ее лицо приблизилось к лицу Рейчел.