Мы провели семь часов бок о бок, и она ни разу не упомянула, что собирается подать на меня иск. Я сняла мобильник с пояса и набрала быстрый номер 3, которому предшествовал лишь Дом и Офис Роба. — Алло? — ответила Шарлотта. Я не сразу нашлась, что сказать. — Что это? — Пайпер? — Как ты могла? Все пять лет все было нормально, и ты внезапно бросаешь мне в лицо иск? — Не думаю, что нужно обсуждать это по телефону… — Ради всего святого, Шарлотта! Разве я этого заслуживаю? Что я тебе такого сделала? Последовала тишина. — Дело в том, чего ты не сделала, — сказала Шарлотта и отключилась. Медицинская карта Шарлотты находилась в моем кабинете, в десяти минутах езды от больничного родильного дома. Как только я вошла в клинику, на меня посмотрела секретарь: — Я думала, вы принимаете роды. — Они закончились. Я прошла мимо нее в архив, достала папку Шарлотты и вернулась в машину. Села за руль, положив документы на колени. «Не думай о ней как о Шарлотте», — велела я себе. Это просто пациентка. Но когда я попыталась открыть коричневую папку с яркими ярлыками с краю, то не смогла. Тогда я поехала в клинику Роба. Он был единственным ортодонтом в Бэнктоне, Нью-Гэмпшир, сохраняя монополию среди подростков, но все равно старался изо всех сил, чтобы зубные процедуры приносили детям хоть какую-то радость. В углу офиса находился проекционный телевизор, по которому показывали заурядную подростковую комедию. Также там был автомат для игры в пинбол и компьютер, за которым пациенты могли играть в видеоигры. Я подошла к секретарю в приемной Кейко. — Привет, Пайпер, — сказала она. — Мне кажется, мы не видели тебя тут уже месяцев шесть… — Мне нужно увидеть Роба, — прервала ее я. — Прямо сейчас. — Я сжала в руках папку. — Можешь сказать, что я подожду его в кабинете? В отличие от моего кабинета — в разных оттенках моря, чтобы женщины чувствовали себя умиротворенно, даже несмотря на гипсовые модели развития плода, которые, как маленькие будды, украшали полки, — кабинет Роба был роскошным, обшитым панелями, в мужском стиле. Там стоял гигантский письменный стол, книжный шкаф из красного дерева, на стене висели фотографии, сделанные Анселем Адамсом. Я села в стеганое кожаное кресло и крутанулась на нем. Здесь я казалась себе такой маленькой. Незначительной. Я сделала то, что хотела последние два часа: разревелась. — Пайпер? — произнес Роб, когда пришел и увидел меня в слезах. — В чем дело? — В мгновение ока он оказался возле меня; я ощутила запах зубной пасты и кофе, когда он заключил меня в объятия. — Ты в порядке? — На меня подали иск, — выдавила я из себя. — Шарлотта. Он отпрянул: — Что?! — Врачебная ошибка. Из-за Уиллоу. — Не понимаю, — сказал Роб. — Ты даже на родах не присутствовала. — Это из-за того, что случилось ранее. — Я опустила взгляд на папку, которая все еще лежала на столе. — Диагноз. — Но ты диагностировала заболевание. И направила ее в больницу, когда узнала. — Очевидно, Шарлотта думает, что я могла сказать ей об этом раньше, тогда бы она сделала аборт. Роб покачал головой: — Чушь собачья! Они же католики. Вспомни тот раз, когда вы с Шоном спорили из-за дела Роу против Уэйда и он ушел даже из ресторана. — Это не имеет значения. У меня есть и другие пациенты-католики. Если есть выбор прервать беременность, они идут на это. Ты не принимаешь решение за пару, основываясь на своих предположениях. Роб замешкался: — Может, дело в деньгах? — Ты смог бы подорвать репутацию лучшего друга как врача, только чтобы получить компенсацию? Роб посмотрел на папку: — Зная тебя, ты задокументировала беременность Шарлотты во всех подробностях, верно? — Я не помню. — Что в этой папке? — Я… я не могу ее открыть. Открой ты, Роб. — Дорогая, если ты не помнишь, возможно, нечего помнить. Это безумие. Просто посмотри, что в папке, и спиши все на врачебную ошибку. Для этого и нужна страховка, так? — (Я кивнула.) — Хочешь, чтобы я остался с тобой? Я покачала головой. — Все в порядке, — сказала я, хотя сама в это не верила. Когда дверь за ним закрылась, я сделала глубокий вдох и открыла папку. Прочитала первую страницу, где была медицинская история Шарлотты. «Необходимо разграничить ее с нашей личной историей», — подумала я. РОСТ: 5 футов 2 дюйма. ВЕС: 145. Пациентка безуспешно пыталась забеременеть в течение года. Я пролистала страницы с лабораторными анализами, которые подтверждали беременность: анализы крови на ВИЧ, сифилис, гепатит В, анемию, анализ мочи, который показывал бы наличие бактерий, белок. Все показатели были в норме до четверного теста и повышенного риска синдрома Дауна. УЗИ на восемнадцатой неделе являлось стандартным исследованием для беременной, но я также пыталась найти подтверждение синдрома Дауна. Может, я была так сосредоточена на этой задаче, что не посмотрела на другие аномалии? Или их просто не было? Я задумчиво изучила заключение УЗИ, подробно рассмотрела снимки на признак хотя бы малейшего перелома, который могла упустить. Проверила позвоночник, сердце, грудную клетку, конечности. На тот момент у плода с НО уже могли быть переломы, но недостаток коллагена затруднил бы шанс их увидеть. Разве можно возложить вину на врача за то, что он не нашел что-то при нормальных показателях? Последний снимок УЗИ изображал череп плода. Я положила ладони по обе стороны от снимка, распрямляя четкую фотографию мозга. Кристально ясную. Не из-за нашего качественного нового оборудования, как я тогда подумала, но из-за деминерализованного черепного свода, который неправильно окостенел. Врачей учат искать отклонения от нормы, а не то, что идеально. Знала ли я тогда, еще до знакомства с тобой и твоим заболеванием, что деминерализованный черепной свод был отличительной особенностью НО? Должна ли я была знать? Надавливала ли я на живот Шарлотты, чтобы узнать, поддавался ли череп плода? Я этого не помнила. Я ничего не помнила, лишь то, что у ребенка, скорее всего, нет синдрома Дауна. У меня не получалось вспомнить, предпринимала ли я действия, которые могли бы снять с меня вину. Я достала из сумочки кошелек. В самом низу, среди оберток от жевательной резинки и ручек от фармацевтических компаний, лежала стопка визиток, перетянутая резинкой. Я пролистала их, прежде чем найти нужную. Подняла телефон Роба и набрала номер адвокатской фирмы. — «Букер, Худ и Коутс», — ответила секретарь. — Я застрахована в вашей фирме касательно врачебной ошибки, — ответила я. — Похоже, мне нужна ваша помощь. Той ночью я не могла уснуть. Я пошла в ванную и посмотрела на себя в зеркало, стараясь увидеть изменения, которые уже коснулись меня с начала дня. Можно ли увидеть сомнения, написанные на лице? Можно ли разглядеть их в морщинках, которые пролегли под глазами, или в линии рта? Мы с Робом решили не говорить Эмме, что произошло, по крайней мере, пока все не станет более-менее понятным. Мне пришло в голову, что Амелия может сболтнуть что-то в школе, а учебный год начался совсем недавно, но, может, и Амелия не знала, что делают ее родители. Я сидела на унитазе и смотрела на луну. Круглая оранжевая, она словно балансировала на подоконнике. Свет лился в комнату, растекаясь по кафелю, наполняя ванную. До рассвета осталось немного, а потом мне опять нужно будет идти на работу и заниматься пациентками, беременными или теми, кто только пытался зачать ребенка, но я уже не была так уверена в своем профессионализме. В те моменты, когда от огорчения я не могла уснуть — когда, к примеру, умер мой отец или когда мой офис-менеджер украл несколько тысяч долларов из клиники, — я звонила Шарлотте. Обычно посреди ночи звонили мне в чрезвычайном случае, но подруга никогда не жаловалась. Она вела себя так, будто ждала моего звонка. И хотя я знала, что на следующий день ее ожидает множество дел с Уиллоу или Амелией, она часами разговаривала со мной обо всем и ни о чем, пока мои мысли не успокаивались, позволяя мне расслабиться. Я зализывала раны и хотела позвонить подруге. Вот только на этот раз именно она стала их причиной.