К тебе, позвякивая ортезами, подошла маленькая девочка с черными кудряшками. — Ты здесь новенькая, — сказала она. — Как тебя зовут? — Уиллоу. — А я Ниам. Странное имя, потому что там нет буквы «в», но звучит похоже. У тебя тоже странное имя. — Она посмотрела на Амелию. — Это твоя сестра? У нее НО? — Нет. — Что ж, хуже для нее. Самые классные программы здесь для детей вроде нас. Всего за съезд прошло сорок информационных лекций за три выходных дня — от «Финансового планирования для вашего ребенка с ограниченными возможностями» до «Написания индивидуального учебного плана» и «Спроси у доктора». Для детей были свои творческие мероприятия и мастерские, квесты, плавание, соревнования в видеоиграх, беседы о том, как быть независимым, как улучшить самооценку. Я не слишком хотела отдавать тебя на весь день, но здесь повсюду был медперсонал. Подростки с НО участвовали в «Ночи игр», а также в «Приключениях костяного мальчика и молочника». Даже Амелия могла выполнять некоторые задания для сестер и братьев больных НО. — Ниам, вот ты где! — Девочка-подросток примерно одного с Амелией возраста подошла ближе с группой детишек, которые ходили за ней хвостом. — Ты не можешь просто так убежать, — сказала она, беря Ниам за руку. — Кто твоя подруга? — Уиллоу. Девочка присела напротив инвалидного кресла, оказавшись с тобой на уровне глаз. — Приятно познакомиться, Уиллоу. Мы на другом конце холла играем в «Спит». Если хочешь, давай с нами. — А можно? — спросила ты. — Если будешь осторожна. Амелия, можешь отвезти ее… — Я помогу. — Вперед вышел парень и взялся за ручки твоего кресла. У него были пепельно-русые волосы, которые падали на глаза, и улыбка, способная растопить ледник — или Амелию, на которую он без отрыва смотрел. — Ты не идешь? Амелия, к моему удивлению, покраснела. — Может быть, позже, — сказала она. Хотя в отеле были специальные номера для инвалидов, мы поселились в обычном. Мы с Амелией не нуждались в открытой душевой кабине, а сама мысль использовать взятое напрокат сиденье для душа вызывала во мне отвращение. Ты с легкостью могла помыться в ванне, а голову вымыть под краном. Мы присутствовали на вступительной речи, в которой говорили о современных исследованиях в области НО, потом сходили на масштабный фуршет, где были низкие столики, чтобы люди в инвалидных креслах или небольшого роста могли дотянуться до еды. — Выключаем свет, — сказала я. Амелия зарылась под одеяло, не вынимая наушников. Под тканью светился экран. Ты перевернулась на бок, на твоем лице уже мелькали сновидения. — Мне здесь нравится, — сказала ты. — Хочу остаться тут навсегда. Я улыбнулась: — Когда все твои друзья с НО уедут домой, здесь будет уже не так весело. — Мы можем приехать сюда снова? — Надеюсь, Уиллс. — А папа поедет с нами? Я посмотрела на цифровой будильник, где единица сменилась двойкой. — Надеюсь, — повторила я. Вот так мы пришли к соглашению. Как-то утром, когда вы с Амелией были в школе, я занималась выпечкой. Вот что я делала в твое отсутствие: было нечто успокаивающее в смешивании сахара и маргарина, во взбивании яичных белков, нагревании молока. На кухне царствовали ароматы ванили и карамели, корицы и аниса. Я делала королевскую глазурь, раскатывала идеальные коржи для пирогов, замешивала тесто. Чем больше двигались руки, тем меньше оставалось возможности для размышлений. Это произошло в марте, через два месяца после того, как Шон отказался от участия в иске. Спустя несколько недель после нашего скандала на шоссе я на всякий случай оставила подушки и постельное белье у камина, пытаясь хоть как-то извиниться. Он изредка приходил домой, чтобы повидаться с вами, девочками, но в такие моменты мне казалось, что я мешаю. Я сверяла баланс в чековой книжке, мыла ванную и слушала ваш смех внизу. Мне не хватало смелости сказать: «Я совершила ошибку, как и ты. Мы теперь квиты?» Иногда я невыносимо скучала по Шону. Иногда злилась на него. Иногда хотела повернуть время вспять, вернуться в тот день, когда он спросил: «Что насчет поездки в „Дисней уорлд“?» Чаще всего я просто удивлялась, как легко работает голова, когда еле ворочается сердце. Пусть я казалась уверенной в себе, когда думала, что мы с вами и сами справимся, но я все равно любила его. Будто пропало что-то важное: потерянный зуб, поврежденная нога. Ты понимал это, но все равно ощупывал языком десну или ощущал боль в отсутствующей конечности. Каждое утро я занималась выпечкой, чтобы забыться, пока не запотевали окна, а воздух наполняли такие сладкие ароматы, будто ты сидел за роскошным столом. Я пекла до тех пор, пока мои руки не становились красными и грубыми, а под ногтями застревала мука. До тех пор, пока не переставала размышлять, почему судебный процесс так медленно продвигается вперед. Пока не переставала думать, откуда придет следующий счет по кредиту. Пока на кухне не становилось так жарко, что я раздевалась до топа и спортивных шорт, накидывая поверх фартук, пока не представляла, что я оказалась под золотистым куполом из слоеного теста моего приготовления, в надежде, что Шон спасет меня прежде, чем я задохнусь. Поэтому я удивилась, когда в процессе приготовления бенье позвонили в дверь. Я никого не ждала — мне нечего было ждать. На пороге стоял незнакомец, и я поняла, что стою полуголая, а мои волосы покрыты сахарной пудрой. — Это вы мисс Силлабаб? — спросил мужчина. Он был невысокий и пухлый, с двойным подбородком и залысиной на линии роста волос. Мужчина держал в руке полный пакет с моими бисквитами, перевязанный зеленой бечевкой. — Это просто название. Не мое имя. — Но… — Он посмотрел на мою одежду. — Вы же пекарь? — Да. Пекарь. — Не охотница за наживой, не стерва и даже не хорошая мать. А кто-то другой, распавшийся на части, с ясной и сверкающей, как нержавеющая сталь, личиной. Я протянула руку. — Шарлотта О’Киф. Он уверенно встал на коврик прихожей: — Я бы хотел купить у вас выпечку. — Ох, для этого не обязательно приходить сюда. Можно просто оставить пару долларов в коробке. — Нет, вы не понимаете. Я хочу купить все это. — Он передал мне визитку с рельефными буквами. — Меня зовут Генри Девилль, я возглавляю сеть минимаркетов «Гас-н-гет» в Нью-Гэмпшире, и я бы хотел представлять вашу выпечку. — Он покраснел. — В основном потому, что я не могу перестать ее есть. — Правда? — спросила я, и на моем лице расползлась улыбка. — В прошлом месяце я навещал сестру. Она живет в двух улицах отсюда, но я заблудился и был очень голоден. С тех пор я совершил восемь двухчасовых поездок, чтобы приобрести то, что вы продаете в определенный день. Может, я не лучший бизнесмен, но становлюсь отличным доктором экономических наук, когда дело доходит до хорошего десерта. Мне потребовалась неделя, чтобы согласиться на предложение. У меня не было ни времени, ни желания утром ехать через весь Нью-Гэмпшир и доставлять маффины. Я не знала, какой объем выпечки могу пообещать. Но на каждую отговорку Генри находил решение, и через неделю я получила черновик договора, который прошел через Марин и оказался подходящим для меня. Чтобы отпраздновать это событие, я испекла для Генри кофейный кекс с миндалем и черникой. Он сел за мой кухонный стол выпить кофе и съесть кекс в компании новоиспеченной бизнес-леди. — Я пытался объяснить это, — задумчиво сказал он, глядя, как я подписываю договор. — В вашей выпечке есть нечто такое, что я никогда и нигде не пробовал. Она вызывает привыкание. Я слабо улыбнулась ему и пододвинула бумаги на столе, пока он не передумал. Генри Девилль был прав. Я добавляла в выпечку более концентрированный ингредиент, чем любой другой, более жгучий, чем любая специя, ингредиент, который все узнавали, но не могли назвать: сожаление, которое появлялось, когда ты его совсем не ждал. На следующее утро, в качестве акции «Будь в форме!», которую проводили в рамках ежегодного фестиваля, мы с тобой направились на спортивные курсы, где участники могли кататься на инвалидном кресле или идти пешком четверть или половину мили. Когда ты закончила, прижимая к груди сертификат, мы быстро позавтракали перед дневными занятиями. Амелия спала, но я собиралась посетить мастерскую по самовосприятию для девочек с НО. Оставив тебя в зоне для детей — медсестра попросила «дать пять», и ты подняла правую руку выше, чем на любой физиотерапии за последние четыре месяца, — я направилась в уборную, чтобы помыть руки перед началом лекций. Как и все прочее в отеле, туалеты были приспособлены для людей с НО: наружная дверь легко открывалась, на низком столике лежали мыло и полотенца. Я включила кран, когда вошла другая женщина со стаканом молока: его подавали в рамках главной темы сохранения здоровья. Проблема НО — дефицит коллагена, а не кальция. — Мне здесь нравится, — улыбнулась она. — Единственная конференция, где подают молоко вместо кофе или сока. — Возможно, это дешевле, чем стакан гранатового сока, — сказала я, и она засмеялась. — Думаю, мы еще не встречались. Я Келли Клау, мама Дэвида с пятым типом. — Уиллоу, третий тип. Я Шарлотта О’Киф. — Уиллоу здесь нравится? — Она словно в раю. С нетерпением ждет похода в зоопарк сегодня вечером. Вечером зоопарк Генри Дорли открывал свои двери после обычных часов посещения для участников съезда, и во время завтрака ты составила список зверей, которых хотела бы увидеть. — Дэвид обожает плавание. — Женщина посмотрела на меня в зеркало. — Есть в вас что-то знакомое. — Я никогда раньше не бывала на съезде. — Но ваше имя… Раздался звук смыва, и через секунду из кабинки вышла женщина нашего возраста. Она поставила ходунки перед раковиной для инвалидов и включила воду. — Вы читаете блог Крошки Тима? — спросила она. — Конечно, — ответила Келли. — А разве кто-то нет? Например, я. — Это она подает иск из-за неправомерного рождения. — Женщина повернулась и вытерла руки полотенцем, прежде чем посмотреть на меня. — Если честно, это отвратительно. И еще более омерзительно, что вы здесь. Нельзя играть за две команды. Нельзя подавать в суд, потому что жизнь с НО не имеет значения, а потом приезжать сюда и говорить о том, как ваша дочь рада быть с такими же, как она, детьми и как здорово, что она может пойти в зоопарк. Келли сделала шаг назад: