— Слава богу, что не мы на ее месте! Можешь себе представить, что снова придется ходить на свидания? — Пайпер содрогнулась. — Будто во второй раз стать подростком. Некоторые пары обоюдно договаривались, что их отношения не подлежат восстановлению, но всегда развод инициировал один из партнеров. И даже если второй его поддерживал, то втайне поражался, как быстро человек, обещавший о нем заботиться, исключал его из своей жизни. О Господи! Шон поступил со мной так же, как я поступила с Пайпер. Я дотянулась до телефонной трубки на тумбочке и, хотя часы показывали 2:46, набрала номер Пайпер. Телефон тоже лежал рядом с ее кроватью, хотя она спала на левом боку, а я на правом. — Алло? — сказала Пайпер тяжелым незнакомым голосом. Я прикрыла основание трубки. — Шон хочет развода, — прошептала я. — Алло? — повторила Пайпер. — Алло? — Раздался сердитый приглушенный вздох, что-то опрокинулось. — Кто бы это ни был, черт подери, нельзя звонить в такой час! Пайпер раньше спокойно могла проснуться посреди ночи. Будучи акушером, она почти все время была готова поехать по вызову. Должно быть, в ее жизни многое поменялось, раз она даже не предположила, что у кого-то начались роды. Жизнь многих людей поменялась, и я стала катализатором. Мое ухо заполнил голос оператора. «Если хотите совершить звонок, повесьте трубку и попытайтесь снова». Я представила, что это голос Пайпер. «О боже, Шарлотта, — сказала бы она. — Ты в порядке? Расскажи мне все. В малейших подробностях». Утром я проснулась и запаниковала, что проспала. Солнце стояло слишком высоко и слишком ярко светило. — Уиллоу? — позвала я, выпрыгивая из постели и вбегая в твою комнату. Каждое утро ты пела для меня, а я помогала тебе перейти из постели в ванную, а потом обратно для переодевания. Я проспала? Или ты? Но твоя спальня оказалась пуста, простыни и одеяла аккуратно заправлены. Рядом с кроватью Амелии стояли твои распакованные чемоданы, застегнутые и готовые, чтобы их отнесли на чердак. Спустившись вниз, я услышала твой смех. Шон стоял у плиты, намотав на голову кухонное полотенце, и переворачивал блинчики. — Я просила пингвина, — сказала ты. — А у пингвинов нет ушей. — Почему ты не могла попросить чего-нибудь обычного, как твоя сестра? — спросил Шон. — У нее идеальный медведь. — Было бы здорово, — отозвалась Амелия, — но, вообще-то, я просила ящерицу. Она улыбалась. Когда в последний раз я видела, чтобы Амелия утром улыбалась? — Один пингвин-тире-ослик уже на подходе, — сказал Шон, отправляя блинчик на твою тарелку. Вы оба заметили меня на кухне. — Мам, посмотри, кто меня сегодня разбудил! — воскликнула ты. — А я уж думал, ты перепутала, Уиллс. — Улыбка Шона совершенно не соответствовала взгляду, когда он посмотрел на меня. — Решил дать тебе несколько часов поспать. Я кивнула и плотнее закуталась в халат. «Как оригами», — подумала я. Могу сложиться пополам, а потом еще, пока не стану кем-то совсем другим. — Спасибо. — Папочка! — крикнула ты. — Блинчик подгорает! Не то чтобы подгорает, а уже сгорел и дымится! — Проклятье! — Шон развернулся, чтобы соскрести его со сковороды. — А я думала, ты учился готовить все это время. Шон посмотрел на меня поверх открытого мусорного контейнера. — Удивительно, что делает с парнем отчаяние… и коробка «Бисквик», — признался он. — Я тут подумал, раз у меня выходной, я могу провести время с девочками. Закончить пандус для Уиллоу. Он намекал, что это первый шаг нашей договоренности — и совместного проживания в условиях бракоразводного процесса. — Ах да, — произнесла я, стараясь говорить непринужденно. — Мне как раз нужно по делам. — Тебе стоит прогуляться и отдохнуть, — предложил он. — Посмотреть фильм. Встретиться с друзьями. Но у меня больше не было друзей. — Конечно, — через силу улыбнулась я. — Отличный план. Час спустя я уезжала с мыслями о том, что есть разница между тем, когда тебя выставляют за порог дома и когда тебя там не ждут, но сейчас мне казалось, что это практически одно и то же. Я доехала до заправки и залила топлива, а потом… потом стала бесцельно ковыряться в машине. Всю твою жизнь я была либо рядом с тобой, либо в ожидании телефонного звонка, сообщавшего, что у тебя перелом. Свобода нахлынула на меня волной. Я не испытывала облегчения, только беспредельную пустоту. Сама не осознавая этого, я подъехала к офису Марин. Посмеялась бы, не будь все так мрачно. Я взяла сумочку, зашла внутрь и поднялась на лифте. В приемной Бриони, секретарь, висела на телефоне. Она помахала мне, когда я пошла по коридору. Я постучала в дверь кабинета Марин. — Привет, — сказала я, заглядывая внутрь. Она подняла голову: — Шарлотта! Заходите. — Я села в одно из кожных кресел, а Марин встала, обошла стол и прислонилась к нему. — Вы говорили с Саттон? — Да, я… в растерянности. — Представляю. — Шон сейчас дома! — выпалила я. — Мы пытаемся выработать график, чтобы вместе заботиться о девочках. — Похоже на крайне зрелое решение. Я посмотрела на нее: — Я тоскую по нему, когда он стоит в двух футах от меня, а не когда его нет в доме, как так? — Вы скучаете не по нему, а по самой идее того, какой она могла быть. — Он, — поправила я, и Марин заморгала. — Верно, — сказала она. — Конечно. Я замешкалась: — Знаю, что сейчас у вас приемные часы и все такое, но не хотите выпить со мной кофе? Можем сделать вид, что это встреча адвоката и клиента… — Это и есть встреча адвоката и клиента, Шарлотта, — сдержанно сказала Марин. — Я не ваш друг… я ваш адвокат, а это, честно говоря, требует того, чтобы я закрыла глаза на личные чувства. По моей шее поползла горячая волна. — Почему? Что я вам такого сделала? — Не вы, — возразила Марин; казалось, ей очень неловко. — Просто… это не тот иск, который лично я смогла бы вынести. Мой собственный адвокат считала, что я не должна подавать иск о неправомерном рождении? — Я не говорю, что у вас нет шанса выиграть дело, — пояснила она, будто услышала мои мысли. — Просто хочу сказать, что с моральной — и философской — точки зрения я понимаю, что творится с вашим мужем. Я встала, потрясенная ее словами: — Не могу поверить, что спорю со своим же адвокатом о справедливости и ответственности. Возможно, мне стоило обратиться в другую фирму. Я уже шла по коридору, когда Марин крикнула мне вслед. Она стояла в дверном проеме, сжав руки в кулаки: — Сейчас я пытаюсь найти свою родную мать. И меня не слишком радует ваше дело. Поэтому я не стану пить с вами кофе и надеяться, что мы устроим пижамную вечеринку и будем заплетать друг другу косички. Если бы в мире было все, как вы хотели, Шарлотта, если разрешили бы избавляться от детей, не соответствуй они стандартам и мечтам матери, у вас бы сейчас не было адвоката. — Я люблю Уиллоу! — Я сглотнула комок в горле. — Я делаю то, что лучше для нее. И вы осуждаете меня за это? — Да, — призналась Марин. — Так же как осуждаю свою мать за то, что она сделала, что считала лучшим для меня. Марин вернулась в кабинет, а я еще стояла в коридоре, прислонившись к стене. Этот иск не существовал в вакууме. Можно было посмотреть на него со стороны и подумать так: «Хм… да, в этом есть смысл». Но в стерильных условиях в голову не приходила ни одна мысль. Если прочитать в газете статью о том, что я подала в суд на Пайпер, если посмотреть фильм «День из жизни Уиллоу», то можно сложить картину воедино, но с учетом личных понятий, мнений, истории.