– Этот немец твой, – сказал майор Герасимов Миронову, спрятавшись за изгиб траншеи. – Понял, – охотно откликнулся сержант. Осторожно выглянув, увидел, как караульный отсчитывает привычный шаг. Вот подошел к двери, затем сделал в обратную сторону один шажок, за ним второй… Третьего сделать ему не довелось – выскочивший из укрытия разведчик крепко зажал ему рот ладонью и вогнал нож под ребра. Уже бездыханного оттащил в траншею и привалил к стенке. – Готов, товарищ капитан. Неожиданно среди артиллерийского многоголосья майор Герасимов различил едва слышимую знакомую мелодию. Внимательно вслушавшись, понял, что она раздавалась из-под земли, расползалась по позициям и растворялась где-то в траншеях. Услышанное не выглядело чем-то удивительным. Иногда среди артиллерийского грохота можно услышать писк перепуганной мыши. А тут музыка, казавшаяся совершенно нереальной среди сотен грохочущих артиллерийских орудий, среди пулеметных и автоматных очередей, среди грохота разрывающихся снарядов и свиста мин. – Шопен, – произнес майор Герасимов. – «Блестящий вальс». – Чего? – не понял сержант, глянув на убитого немца у борта траншеи. – Никого не вижу, они все попрятались. – Идем! – сказал майор Герасимов. С наблюдательного пункта сообщили, что это был личный блиндаж командира батальона. – Он должен быть один. Держать автоматы наготове. Он нужен нам живым. Теперь снаряды разрывались еще дальше. Доносились глуховато. Но вот с крепости, не жалея боеприпасов, вели сильный огонь, в котором отчетливо различался треск зенитных орудий. Где-то внутри Познани яростно полыхнуло. Длинные языки пламени обожгли почерневшее небо, слизав сразу несколько созвездий, осветили округу, а потом пламя как-то помалу осело, выдавая себя лишь отдельными искрами. Говорить ничего не следовало, каждый знал свою роль. Потап с Макаром встали у проема двери. Подошедший майор дернул на себя дверь, и тотчас внутрь вскочил сержант Миронов, наставив автомат на сидевшего в углу немецкого пехотного оберст-лейтенанта, слушавшего играющий патефон. На какое-то мгновение вальс Шопена вырвался наружу. Смешавшись с артиллерийским гулом, он пропал, но уже в следующую секунду, прорвавшись через грохот, заявил о себе торжествующими аккордами. Немец, не ожидавший появления русских, потянулся к стоявшему в углу блиндажа автомату, но, услышав предупредительный окрик оберст-лейтенанта, лишь хмыкнул и что-то невесело произнес. – Что он сказал? – спросил сержант Миронов, продолжая держать немецкого офицера на прицеле. – Сказал, что предвидел свой конец. Знал, что все закончится именно таким образом. – Повернувшись к немецкому офицеру, продолжил по-немецки: – Jetztwerden wir Sieaufunsere Seitebringen. Ich garantiere dir ein Leben. Wenn Sie versuchen zu fliehen oder jemanden um Hilfe zu rufen, werden Sie sofort zerstört[44], – приподнял он для убедительности ствол автомата. – Ichverstehealles[45], – негромко произнес немецкий офицер. Вытащив из кармана кожаный ремешок, сержант Миронов уверенно и быстро связал его запястья веревкой и подтолкнул к выходу: – А ну пошел! Глава 17 Такие крепости не берутся Взять с ходу город Познань в лобовую атаку не получилось. Крепость оказалась куда крепче, чем можно было ожидать, осажденные встретили танки ожесточенным огнем, который проводился как с линии обороны, так и со стен крепости. Удалось лишь смять первую линию немецкой обороны, вплотную приблизиться ко второй, но далее атака как-то забуксовала. Значительной преградой предстала река Варна. Стянутая льдом, она не могла стать преградой для пехоты, но вот пропускать многотонные танки не собиралась. На поле брани осталось немало разбитой техники, в том числе убитых мотострелков мехкорпуса, вывести которых на свою сторону не представлялось возможным из-за сильного и плотного огня со стороны города. Генерал-полковник Катуков не оставлял надежды взять город вновь, следовало только выявить наиболее уязвимое место и ударить в него танковым кулаком. А далее крепость падет сама, не выдержав ожесточенного натиска. Наиболее разумное решение – это танковыми колоннами обойти город с севера и с юга, взять его в крепкие клещи, а затем с помощью десанта и мотострелков мехкорпуса овладеть им. Мотострелки даже при полном боевом вооружении могут перейти Варну по льду. А вот для танков и остальной тяжелой техники, поддерживающей пехоту во время штурма, придется сооружать мост. А еще нужно подтянуть резервы, подождать тыловое обеспечение. На все это требовалось время, которого в пору всеобщего наступления всегда катастрофически не хватало. Одним или двумя днями тут не обойтись. А тут, как выясняется, в городе засел весьма сильный и многочисленный гарнизон с хорошим вооружением. И сама крепость имеет немало хитростей, которые доставят немало трудностей во время штурма. Особую сложность представляют форты внешнего обвода крепости. Тщательно замаскированные среди усложненной местности, укрытые за высокими деревьями парков, оснащенные современным вооружением, они представлялись весьма грозными опорными пунктами. Артподготовку артиллерийские и пулеметные расчеты пережидали за толстыми стенами крепости, и как только артиллерийский огонь завершается, они тотчас возвращаются на прежние места и ведут прицельную стрельбу. Наблюдателям следовало выявить замаскированные огневые точки и уничтожить их артиллерийским огнем. Расположившись в небольшом селе под Познанью, Михаил Ефимович проживал в небольшом, но крепком каменном домике с узкими оконцами, построенном еще лет двести тому назад и спрятавшимся за аллеей молодых тополей, разросшихся вдоль дороги. В доме было натоплено. У печки в желании попотчевать Михаила Ефимовича пирогами с капустой хлопотала его фронтовая подруга Екатерина. От печи потягивало ароматом добротно приготовленного теста. Овдовел Катуков в мае сорок первого и очень тяжело переживал утрату любимой женщины, которую по-настоящему любил. Екатерина, которую он встретил на фронте, внесла в его жизнь некое подобие домашнего уюта, не хватавшего ему в последние годы. Ладная, быстрая, пригожая, она лишь одним своим появлением вносила в его душу праздник. Пусть ненадолго, но она сумела отвлечь его от тяжелых дум. Прозвеневший телефон вывел генерал-полковника из задумчивости. Подняв трубку, он произнес: – Катуков слушает. – Михаил Ефимович, когда ты планируешь продолжить наступление? – зарычала трубка голосом маршала Жукова. – Город очень сильно укреплен. У немцев имеется противотанковое и тяжелое вооружение. Мы наступали практически без разведки, с ходу. Понесли значительные потери. Нам нужно как следует подготовиться к предстоящему штурму. Провести дополнительную разведку, выявить огневые точки, подтянуть резервы. А потом, у нас немало разбитых танков, сейчас их восстановлением занимаются ремонтные батальоны… – У нас на все это нет времени, – повысил голос Георгий Константинович. – Мы должны двигаться дальше! Наступление осуществляется по всему фронту. А ты там застрял перед каким-то городишкой! Сколько у тебя их было? Чем этот город крепче остальных, которые ты уже взял? – Товарищ маршал, городов было много, но этот город отличается от остальных толстыми крепостными стенами и сильным подготовленным гарнизоном. А потом, если я войду в город, так это будет настоящая душегубка для танков. Улицы узкие, танки не сумеют в нем развернуться. Половина танков будет уничтожена в первые минуты боя! – Что-то я тебя не пойму, – громыхал маршал. – Ты что, воевать, что ли, разучился? Мне тут пишут доклады, что ты проявляешь полнейшее бездействие, армией совсем не руководишь, пригрелся на печи и никуда выходить не желаешь, сожительствуешь с какой-то девкой, которая тебе в делах мешает. – Товарищ маршал, – повысил голос генерал-полковник Катуков. – Это не просто какая-то девка, а моя боевая подруга, старшина медицинской службы, дважды раненная. Если хотите, жена! Я вдовец и вправе сам решать, с кем мне жить, а с кем нет! И в указаниях сверху я не нуждаюсь! – Приказываю тебе начать наступление завтра! У меня нет времени ждать! Если сам не уберешь от себя свою… фронтовую подругу, которая мешает нашему наступлению, то я прикажу органам «СМЕРШ» изъять ее у тебя и вышвырнуть вон с фронта! Надеюсь, тебе все понятно? Повторять не нужно? Завтра доложить мне во всех подробностях о взятии крепости! Не прощаясь, Георгий Константинович положил трубку. Лицо Катукова покрыла бледность. – Что-нибудь случилось? – спросила Екатерина, держа перед собой алюминиевую тарелку с нарезанным хлебом. Улыбнувшись через силу, Михаил Ефимович сказал: – Все в порядке, Катя. Позже поем. Сейчас у меня дела. – Подняв трубку внутренней связи, спросил: – Генерал-лейтенант Попель у себя? – Никак нет, товарищ генерал-полковник, только что вышел. Сказал, что скоро будет. – Скажите ему, чтобы зашел ко мне. Минут через пятнадцать в дверь сдержанно постучали. На пороге предстал начальник охраны младший лейтенант Озеркин. – Товарищ генерал-полковник, к вам генерал-лейтенант Попель. А с ним еще трое разведчиков и пленный немец. – «Языка» взяли? – Так точно! – Пусть заходят. Дверь распахнулась, и в комнату вошел член Военного совета армии генерал-лейтенант Николай Попель, за ним Герасимов с автоматчиками, конвоировавшими немецкого оберст-лейтенанта. – Это что за почетный караул? – невольно удивился Катуков, строго посмотрев на вошедших. – Товарищ генерал-полковник, – заговорил Попель по праву старшего. – Разведчики «языка» привели. Подумал, что вам в связи с предстоящим наступлением интересно с ним будет поговорить. Обратил внимание, что четверо бойцов, стоявших в карауле у его двери, не доверяя подошедшим, совсем ненавязчиво и очень грамотно взяли гостей в полукруг. Автоматы держали с той привычной небрежностью, каковая отличает солдат, привыкших к ежедневному обращению с оружием и прекрасно осознававших силу, затаившуюся в стволах. Одного взмаха руки будет достаточно, чтобы привести их в боевое положение. В показательно-равнодушных лицах читалась немедленная готовность к действиям. – Немецкий кто знает? – спросил генерал-полковник Катуков. – Я знаю, товарищ командующий, – отвечал майор Герасимов. – Пойдемте в дом, остальные остаются за дверью, – сказал генерал-полковник, отступая немного в сторону, давая возможность Попелю и майору войти внутрь. После приглашения Катукова пройти в дом охрана отступила на шаг, демонстрируя к оставшимся за порогом разведчикам полнейшую лояльность, но готовность к действиям оставалась. Служба у них такая – быть всегда настороже. В свою охрану генерал-полковник Катуков набирал бойцов с большим боевым опытом, предпочтение отдавал разведчикам, понимая, что за ними быстрота реакции и умение принимать верное решение из сотни возможных. Екатерина, заприметив вошедших, спряталась в другой комнате. – Развяжите ему руки, – сказал Катуков, разглядывая немца. Майор Герасимов развязал руки и положил ремешок в карман. – Пусть сядет. Герасимов перевел. Пленный оберст-лейтенант, слегка пододвинув к себе стул, аккуратно опустился и выжидающе посмотрел на генерал-полковника, с интересом его разглядывающего. – Из какой части и как зовут? – спросил Катуков. Герасимов, стоявший рядом, немедленно перевел. Немец ответил без промедления. – Оберст-лейтенант Флакке, командир батальона четвертого пехотного полка. Спрашивает, не расстреляют ли его? Выслушав ответ, генерал-полковник продолжил: – Я гарантирую вам жизнь, даю слово офицера… Если вы ответите на мои вопросы. Майор Герасимов немедленно перевел. На лице оберст-лейтенанта застыло отрешенное выражение и полнейшее безучастие к собственной судьбе, только где-то внутри крохотных зрачков пульсировала жизнь. – Ich habe mein Leben lange nicht mehr geschätzt, und die Tatsache, dass ich noch am Leben bin, ist ein reiner Zufall. Das einzig schlechte ist, dass er heute gefangen genommen wurde.