– То есть в моменты, когда моя целостность из-за тебя находилась под сомнением… – на выдохе констатировала я, обращаясь к первой части монолога собеседника. – По поводу яблок – это дешёвый кондиционер, название которого тебе точно не понадобится в жизни, если только ты не намерен преподнести девушке в подарок флакончик чистящего средства. Лучше яблоко подари, – уже собираясь спускаться вниз на подвальный этаж, добавила я. – Ты за Кристофером? Он отпросился на сегодня. Вроде как у его сына ушиб, с которым им необходимо явиться сегодня к травматологу, – спокойно произнёс Дариан, после чего подбросил в воздухе ключи от машины и ловко словил их. – Сегодня за Ирмой поедем вдвоём. – Классно, – прищурившись, едва ли не прошипела от предвкушения грядущего дня я. И почему эта пятница не могла стать просто пятницей, безо всяких неожиданных сюрпризов? Сюрпризы, не смотря на моё скептическое отношение к ним, продолжали сыпаться мне на голову, словно хлопья альпийского снега. Во-первых, Риодан слишком сильно хотел послушать мой рассказ о себе, на что я неоднозначно реагировала односложными предложениями вроде: “День рождения первого февраля”, “Не отдыхала за границей” или “Недолюбливаю фастфуд и порошковый кофе”. Сам же Дариан также не горел желанием трепаться о своей личной жизни, из-за чего наш диалог выглядел скорее как обмен любезностями, нежели непринужденное общение двух оказавшихся в одной машине малознакомых людей: “Ненавижу воздухоочистители” – “В Париже сегодня двадцать градусов тепла”, “Англичане – странный народ” – “Предпочитаю шоколадное мороженое”… Мы словно бросались друг в друга пригоршнями ничего не значащих для нас обоих фактов, хотя Дариан лучше меня справлялся с тем, чтобы удерживать на своём лице маску заинтересованности – я даже могла бы в неё поверить, если бы не была столь сильно побита жизнью. А вот мне едва ли удавалось скрывать присущую мне холодность, с потрохами выдаваемую моим отсутствующим взглядом. Впрочем, я и не старалась. Как только мы забрали Ирму из школы и отъехали от парковки буквально на пятьсот метров, я поняла, что в салоне слишком тихо. Мне сразу же вспомнились слова Криса о том, что Ирма редко может закрыть рот в компании своего брата, поэтому я украдкой посмотрела через зеркало заднего вида на заднее сиденье и вдруг увидела, как Ирма вытирает с глаз слёзы. Отведя взгляд прежде, чем девчонка могла бы заметить, что её застукали, я незаметно взмахнула левой ладонью, тем самым успешно обратив внимание Дариана на себя. Молча и без особых эмоций, я начала сигнализировать указательным пальцем в сторону задних сидений. Благо Риордана нельзя было причислить к тугодумам – посмотрев в зеркало заднего вида, он сразу понял, что у девчонки сегодня не лучший день. Ничего не сказав, он незаметно изменил маршрут, и уже спустя десять минут мы выехали из Лондона, вместо того, чтобы углубиться в него с целью доставить Ирму на очередной дополнительный урок французского. Молчание в салоне словно заряжало воздух и особенно этот заряд стал чувствоваться после того, как мы покинули пределы города. И всё же, не смотря на весь вес напряжения, никто из нас на протяжении всей дороги не проронил ни слова. Каждый по своей причине. Я – потому что разучилась любопытству, Дариан, наверное потому, что не хотел связываться с девчоночьими соплями, Ирма же, скорее всего, боялась невзначай напомнить брату о том, что её необходимо везти в сторону дома миссис Ришар. Мы так и доехали до особняка Риорданов в коконе плотного молчания, которое мне даже начинало нравиться – никаких расспросов и никакой лишней информации извне. Почти идеально. – Что произошло? – не думала, что этот вопрос Ирме задам именно я, но у меня не было другого выбора – Дариан молча ретировался в свой кабинет, явно ожидая, пока Ирма отойдёт от слёз, а мне ещё нужно было проверить её домашние задания. – Я не поехала сегодня на французский, – хитро, через забитый нос, ухмыльнулась раскрасневшаяся девчонка. – Нужно так почаще… – Пускать слёзы? – скептически посмотрела на собеседницу я. – Просто не мой день, – мгновенно насупилась она, бросив свой портфель под стол. – Мало того, что начали ходить слухи о том, что Люк целовался с Элси в туалете, так ещё и все догадались, что ты никакая не модель… – Я ведь говорила тебе о том, что сколько верёвочке не виться… – Ладно-ладно… Не наставляй меня, словно престарелая нянька. Я и сама понимаю, что сморозила глупость. Какая из тебя модель?.. Блин, дело даже не в этом. Я ведь знала, что моя роль в спектакле отойдёт Хизер, так почему же меня это так добило? – Хм… – задумчиво сдвинула брови я. – А какая же роль досталась тебе? – Служанки, – резко скривилась Ирма. – У меня даже слов не будет. – Так вот в чём дело, – скрестила руки на груди я. – Ты бы видела, как эта крашеная кукла смотрела на меня, когда брала в руки мой текст! Она, с её прихвостнями-подружками, почти неприкрыто смеялись с моего проигрыша… – Ирма всхлипнула. – Ты проигрываешь лишь тогда, когда сдаешься. – Тебе легко говорить, – вновь поморщилась от подступивших к глазам слёз девчонка, словно злилась на мои слова. Если бы она только знала, как ошибается, она бы взяла свои слова обратно. – Я никогда не сдаюсь, – скрестив руки и буквально впившись пальцами выше локтя, холодно отозвалась я. – Хочешь сказать, что ты никогда не проигрываешь? – скептически ухмыльнулась собеседница, в явной попытке высмеять меня, но вдруг встретилась со мной взглядом и с вниманием замерла. – Я хочу сказать лишь то, что говорю, – отчеканила я, буквально приковав девчонку взглядом к её стулу. – Я – никогда – не сдаюсь. И ты тоже не сдашься. Ты ведь этого хотела? Чтобы я тебя научила? Глава 22. Суббота. День встреч. Я еду по шоссе со скоростью восемьдесят километров в час, хотя могу гнать и быстрее. Я не люблю превышать скорость, чего Нат, обладательница навороченного байка, первое время во мне категорически отказывалась понимать. Пока не узнала обо мне больше. Я не солгала Дункану о том, что в эту субботу у меня планы на весь день – смысл мне лгать? Эта моя суббота была спланирована мной ещё месяцем ранее – настолько всё было сложно с Айрис. Айрис двадцать лет, она моя двоюродная сестра по отцовской линии. Полгода назад ей поставили диагноз – нервная анорексия. Знаете, что это такое? Это когда ты неосознанно, самостоятельно, ежедневно самоуничтожаешься. Вот что это такое. Айрис едва исполнилось одиннадцать, когда тётя Майя, младшая сестра отца и Генри, умерла от ботулизма. Знаете, что это такое? Ботулизм – это тяжелое токсикоинфекционное заболевание, характеризующееся поражением нервной системы, преимущественно продолговатого и спинного мозга, протекающее с преобладанием офтальмоплегического и бульбарного синдромов. Проще говоря – Майя неблагоразумно злоупотребила непроверенной консервированной рыбой. Отравление было настолько сильным, что привело к параличу. Майя умерла в своей постели. На следующий день она должна была встретить Айрис на вокзале – девочка возвращалась из лагеря – но она не пришла на вокзал. Айрис сильно разозлилась на мать за то, что из-за её отсутствия миссис Хеймитч, её классная руководительница, при всех её одноклассниках взяла Айрис за руку, словно пятилетнюю девчонку, и повела по перрону домой. Услышав смешки ровесниц, девочка вырвала свою руку из руки миссис Хеймитч и всю оставшуюся дорогу мысленно бранила свою мать за безответственность. Повезло, что миссис Хеймитч заподозрила неладное и решила зайти в квартиру без приглашения насупившейся Айрис. В итоге именно она нашла Майю в её постели, но было уже слишком поздно – прошло десять часов с момента смерти. Это произошло спустя почти пять месяцев после аварии, в которой я потеряла мать и братьев. Для отца потеря сестры стала очередным сильным потрясением за последние несколько месяцев. Он и дядя Генри редко общались с Майей, хотя она и жила в Лондоне – казалось бы под боком. Просто как-то так получилось, что у неё не было сильной привязанности к своим братьям, хотя она, безусловно, и любила их. На тот момент у Генри продолжали стремительно ухудшаться отношения с Ширли, поэтому было решено, что Айрис будет жить с нами, хотя и под нашей крышей была, мягко говоря, не самая лучшая обстановка для воспитания ещё одного травмированного подростка – отец пребывал в глубокой депрессии, большинство своего времени проводя в мастерской или у койки впавшего в кому Хьюи, Энтони уже практически забыл о нашем существовании, с головой уйдя в торговлю своим телом, и Миша как раз начинала постепенно вкушать запретные плоды “взрослой жизни”. По факту, первое время компанию Айрис составляла только бабушка, что хоть как-то помогло девочке удержать равновесие в новой для себя жизни – жизни без старых друзей и знакомых людей, оставшихся в столичной школе и на лондонской лестничной площадке перед её квартирой… Айрис привыкала к жизни без единственного своего родителя в максимально неблагоприятных для неё условиях. Она словно перебралась из утонувшей лодки в тонущую. Мы все тонули, нам всем не хватало воздуха и никто не мог поделиться с новоприбывшей в нашу компанию утопающих хотя бы веслом, ведь у нас не было даже этого. Какое-то время мы думали, что у “нас” есть “мы” и это “мы” справится со всем, но оказалось, что даже “нас” у нас не осталось… Мы раздробилось на тысячу острых осколков, незаметно и резко приобретших новый смысл: “я”, “ты”, “он”, “она”, “оно”… “Мы” больше не было и “мы” больше нет. Мне от этого до сих пор обидно и больно, моя душа всё ещё кровоточит и стенает, но, по крайней мере, я себя не обманываю. Я давно уже решила, что готова испытать любые муки взамен на кристальную правду. Просто я стала надеяться на то, что когда-нибудь меня прикончит хотя бы одна из сотен жестоких правд моей искорёженной потерями жизни… По крайней мере, я не разучилась надеяться. Айрис сидела напротив меня бледная, словно лунная нить, и всё же она выглядела лучше, чем месяц назад. Я с ней виделась ровно один раз в четыре недели, так как чаще приезжать попросту не могла себе позволить, да и остальные выходные в месяце были поделены между отцом, Рупертом и Пени, и Дэйлом – парнем Айрис. Иногда к ней приезжала бабушка Пандора, мать моей матери, но эта женщина не признавала графиков и расписаний, и потому она навещала Айрис тогда, когда ей вздумается, ни с кем заранее не советуясь и никого не предупреждая о своих наездах. Впрочем, к её импульсивности вскоре привык даже доктор Коннор, ведущий дело Айрис. Место, в котором Айрис проходит курс лечения, едва ли можно было назвать клиникой – скорее это был лагерь. Доктор Коннор в молодости был известен своей помощью людям, страдающим от истощения, но потом в его жизни что-то произошло, что заставило его скрыться от социума на целое десятилетие, после чего он вновь “всплыл” на севере от Лондона. На территории своего громадного особняка, доставшегося ему в наследство от деда, доктор Коннор, уже взрослый мужчина, относительно бедный и достаточно забытый всеми, реализовал проект, которым когда-то грезил в молодости. Так он стал этаким профессором Ксавьером для этаких людей-икс, собрав анорексиков под крышей своей “школы”, после чего превратился для каждого из них в персонального учителя. Думаете, он учил людей больных истощением есть? Ничего подобного в его планы не входило. Он возвращал своим пациентам вкус к жизни. – Выглядишь лучше, – произнесла я, протянув бумажный пакет сестре после коротких объятий, во время которых я старалась не сломать её хрупкий скелет. – Правда? – вяло отозвалась Айрис, всё же постаравшись улыбнуться. Она стояла передо мной с гулькой на голове, укутанная в мешковатый коричневый свитер, хотя на улице воздух прогрелся не меньше чем на семнадцать градусов. Даже не помню, когда в последний раз видела её вне её теплого свитера, в котором она, казалось, пыталась скрыться от всего мира. Скрыться или утонуть… – Правда, – поджала губы я. – Как и то, что тени под твоими глазами никуда не делись, – на тяжелом выдохе добавила я. Айрис обладала не только шоколадными волосами, принадлежащими всем членам семейства Грэхэм, но и невероятно большими шоколадными глазами, которые, казалось, за последний год вдвое увеличились на её истощённом лице. – Выйдем на улицу? – предложила она, и мы машинально направились к белоснежным шезлонгам, стоящим напротив небольшого бассейна, расположенного приблизительно в двадцати метрах за панорамными окнами гостиной. Хотя территория вокруг особняка была достаточно большой, основную часть времени наших встреч мы с Айрис, даже при пасмурной погоде, предпочитали проводить на этих шезлонгах у бассейна. Вне стен особняка Айрис будто чувствовала себя более свободной, отчего, как мне казалось, на свежем воздухе она даже меньше сутулилась. – Как там Мия? – поинтересовалась она, когда мы только вышли на улицу. – Нормально, – коротко произнесла я, так как большего ответить не могла. Состояние Мии было предсказано на год вперёд, так что в нём ничего не менялось ни в лучшую сторону, ни в худшую. Отец два раза в месяц проходил с ней плановые обследования и каждый раз слышал одно и то же – один год до операции, либо девочку придётся переводить на “аппаратное” дыхание. Нам оставалось насобирать восемьдесят девять процентов от требующейся суммы, и-то те одиннадцать процентов, которые мы уже успели наскрести по знакомым, дались нам лишь благодаря сбережениям близких – больше никаких сбережений ни у кого из нас не оставалось, так что и рассчитывать на то, что в ближайшее время мы соберём хотя бы половину из того, что уже успели, было глупо. Даже если бы мы ежемесячно откладывали по десять штук в течении последующего года, нам всё равно бы не хватило на операцию. Я предпочитала не думать об этом, в своей безысходности надеясь на то, что время как-то поможет мне урегулировать данный вопрос жизни и смерти, но время работало не на меня. – Знаешь, доктор Коннор говорит, что я иду на поправку, – сев на шезлонг, выдавила из себя Айрис, поёжившись от тёплого дуновения ветра. – Вот как? – откинувшись на соседний шезлонг, отозвалась я, закрыв глаза солнцезащитными очками. – Это правда, Таша. Я стараюсь, – буквально врезалась в меня взглядом девушка. – Я знаю, Айрис, – посмотрев на сестру, спустя несколько секунд ответила я, после чего повторила для убедительности. – Я знаю. Когда Айрис поставили диагноз “анорексия”, ей было наплевать не только на него, но и на себя, и на окружающих… Нам пришлось в срочном порядке искать “нечто между лечебницей и лагерем”, так как она наотрез отказалась ложиться в клинику, и, по итогам поиска, мы наткнулись на мистера Коннора, вот только больную и это не интересовало. Её не интересовало ни своё здоровье, ни беспокойство близких, ни тот прискорбный факт, что на её лечение, которое она всё это время всячески игнорировала, уходило целое состояние, а если говорить точнее – семьдесят процентов пенсии Амелии плюс тридцать процентов моей прошлой зарплаты. Мы буквально из кожи вон лезли для того, чтобы под кожей Айрис появилась хотя бы миллиметровая прослойка жира, в то время как сама Айрис выступала безучастным зрителем в нашей войне за дополнительные калории в её организме… За дополнительные дни в её жизни… Отношение Айрис к своему лечению изменилось лишь месяц назад, когда она узнала о том, что Мии требуется операция, баснословную сумму денег на которую нам необходимо насобирать всего лишь за какие-то двенадцать месяцев. С того дня она взялась за лечение, словно внезапно осознав за собой вину в том, что является утечкой столь важных финансов, которые могли бы помочь Мии. Посещавшая её в прошлую субботу Пени сказала мне, что Айрис боится нас подвести, что у неё появился стимул к излечению своего тела – она хочет избавиться от анорексии, чтобы иметь возможность устроиться на работу и помочь нам собрать необходимую сумму… Что ж, такой настрой моей кузины меня более чем устраивает. Ещё месяц назад она готова была к смерти от истощения, а уже сегодня говорит мне о том, что старается излечиться. Как бы цинично это не звучало, но едва ли она сможет закрыть ту дыру в бюджете нашей семьи, которую прорвало лечение её страшного психологического недуга, и всё же было бы неплохо, если бы хотя бы к концу лета она приноровилась впихивать в свой желудок пищу без помощи психолога. Я провела с Айрис четыре часа прежде, чем наступило время её очередного перекуса. В “лагере” доктора Коннора не было понятия трёхразового приёма пищи. Доктор Коннор “подсаживал” своих подопечных на еду, словно та была наркотиком. Он пичкал анорексиков пищей шесть раз в сутки небольшими порциями, которые незаметно увеличивались на протяжении всего курса реабилитации. Помимо доктора Коннора в “лагере костей”, как я его называю, на постоянной основе работало ещё пять человек, и я точно знаю, что среди них есть женщина психолог, однако функции других персонажей представляю себе весьма смутно. На данный момент Доктор Коннор ведёт одновременно пятнадцать пациентов – двенадцать девушек плюс трёх парней. С некоторыми из тех, кто в этом месте стал компанией моей кузины, я была знакома лично: улыбчивый рыжеватый девятнадцатилетний парнишка, заработавший анорексию на фоне нестабильной учёбы в университете, двадцатидвухлетний парень-гот, до сих пор не способный понять, чем именно миру может пригодиться его существование, двадцатисемилетняя экономистка, внезапно потерявшая вкус к жизни и в начале года ставшая самым “старшим” анорексиком в лагере доктора Коннора, и шестнадцатилетняя девчонка, являющаяся самой младшей среди других больных, загремевшая сюда спустя два месяца после пожара в собачьем лагере, в котором погибли сразу два её любимых пса, осознанно оставленных ею там за неделю до трагедии. У всех этих людей есть родственники. Среди этих родственников, измученных болезнью близкого человека, уже полгода состояла и я. И всё же я подозревала, что моя ноша была тяжелее, чем у многих, потому как на моих плечах была не только самоуничтожающаяся Айрис, но и уже десятилетие пребывающий в царстве сновидений Хьюи, и, блин, я не могла толком спать из-за мыслей о том, как спасти Мию от удушения… Несправедливо говорить будто этот воз тянула только я одна, так как в него были впряжены все мои родственники, но что-то мне подсказывает, будто мы тянем не один воз, а каждый из нас проталкивает вперёд свою отдельную, личную телегу боли и страданий. Мы лишь воображаем, будто помогаем друг другу с этой ношей. На самом же деле её несёт каждый самостоятельно, не разделяя её тяжесть с ближним. Мы одиноки в своей боли, что лишний раз доказывает анорексия Айрис. Анорексия – болезнь одиночества и страха. Она возникает даже у тех, кто окружен любящими людьми, но никогда не возникнет у того, кто не одинок в своём страхе. Если ты присутствуешь в жизни человека, это совершенно не означает, что ты занимаешь полноценный квадратный метр в его душе. После смерти матери я так и живу – в своём одиночестве, окружённая одинокими. Уже на парковке я столкнулась с Дэйлом. Парень Айрис навещал её два раза в месяц и, каким-то невероятным образом, он постоянно попадал на встречу с ней в один день и одно время со мной. Обычно мы делили выходные между всеми желающими посетить Айрис, но у Дэйла всегда был один “плавающий” выходной в месяце, когда он освобождался от учёбы и работы, благодаря чему мог посетить свою девушку “лишний” раз. На протяжении всего полугодия эти “плавающие” выходные выпадали именно на мой день посещения, отчего, в очередной раз столкнувшись с парнем, я не была удивлена нашей встрече. Я даже специально приехала сегодня пораньше, чтобы оставить Дэйлу время на уединённое общение с Айрис. И всё же я чего-то не понимала – прошло целых полгода, а этот парень всё ещё не бросил больную анорексией девушку ради более реальной, пышущей здоровыми формами девицы. А ведь он даже не мог знать, когда именно Айрис сможет вылечиться. И всё же, не смотря на щенячью преданность Дэйла, я почему-то слабо верила в то, что этот парень способен на столь сильные чувства. Возможно я просто ровняла окружающих под себя, что мне неприятно признавать, и всё же я отчего-то не верила в то, что такой парень как Дэйл может с лёгкостью исполнять роль поражённого амуром прямо в сердце влюблённого, способного прождать свою возлюбленную столько, сколько от него того потребует время. Но не смотря на все мои сомнения я также не могла не признать того факта, что прошло уже полгода, а Дэйл всё ещё встречается на моём пути к Айрис. Обменявшись любезностями с ухажёром кузины, узнав о том, что он всё ещё успешно готовится к защите диплома и уже нашёл себе место консультанта в юридической конторе, я поспешила с ним распрощаться, хотя на самом деле никуда не спешила. Кажется, я просто слишком сильно хотела вернуться домой, хотя, по факту, никакого дома у меня давно уже не было. В последнее время мои желания всё больше походили на ватную дымку, сотканную из микроскопических “Хочу” в огромную паутину под названием “Однажды”. Хочу Однажды увидеть Мию здоровой, Хочу Однажды забрать Айрис из “лагеря костей”, Хочу Однажды вновь услышать голос Хьюи, Хочу Однажды узнать, что Миша полностью “чиста”, Хочу Однажды сходить с отцом на пикник и Хочу Однажды проснуться с ощущением, что Никогда Больше Не Захочу вернуться в прошлое, чтобы умереть прежде, чем моя жизнь успеет превратиться в то, во что она превратилась спустя мгновение после той страшной аварии. Глава 23. Всё нормально! У меня всё нормально. Хьюи уже десять лет как не просыпается, Айрис находится в лечебнице, Миша постоянно под кайфом, Мие требуется операция, мягкотелый дядя Генри не может разобраться со своим гаремом, а отец в горе отстранился от семьи. Я уже даже не помню, когда в последний раз задумывалась о том, что всё могло бы быть иначе… Это моя жизнь, моя норма. И я из-за этого не злюсь, не грущу и не чувствую себя наполовину убитой. По крайней мере ежечасно. В конце дня или в его начале я даю волю своим демонам, потому как в состоянии, близком ко сну, душа человека, моя душа, слишком слаба, чтобы сопротивляться той реальности, в которой она заточена словно в клетке. …Стоя напротив кинотеатра, я ожидала появления Кристофера, который опаздывал уже на семь минут. Как позже выясниться, у него возникли проблемы с Мавериком, когда тот пытался вытащить зажатый кулак из банки, но, если честно, меня мало интересовали подробности отцовской части жизни Кристофера. Он был здесь, держал в руках два билета на фильм, который я уже давно хотела посмотреть, и мило улыбался, почёсывая свой затылок в знак извинения за опоздание. Этого было достаточно. Я просто хотела приятно провести пару часов своей жизни и меня совершенно не интересовало, чем Кристофер занимался до или чем будет заниматься после нашей встречи. Фильм, попкорн, приятная компания, и я не думаю ни о чём, кроме бегающих на экране подстреленных людей. Замечательно. – Попкорн? – предложил Кристофер, взглянув на свои наручные часы. – До начала сеанса ещё пятнадцать минут, так что времени достаточно, чтобы отстоять всю эту ужасную очередь к кассе. Я угощаю. – Карамельный, – согласно кивнула головой я, поморщив носом при виде длинной очереди. – Не переживай, я в силах сам пройти этот квест, – ухмыльнулся Крис, прочтя на моём лице откровенное нежелание стоять в очереди. – Подожди меня здесь. – Ладно, – слишком быстро согласилась я, даже не попытавшись солгать парню о том, что я “с удовольствием” составила бы ему компанию. Не успела я вытащить мобильный телефон из кармана, когда обернулась и мой мозг мгновенно пронзило совершенно неосознанное “нет!”. Неосознанное, так как я не сразу поняла, что увидела именно Ирму. Я никогда не была из робкого десятка и тем более никогда не была трусихой, но увидеть Ирму в свой выходной день не могло предвещать для меня ничего хорошего. Девчонка явно кого-то искала в толпе, и мне определённо не хотелось, чтобы она меня заметила, поэтому я неосознанно попятилась к огромному дереву, элегантно торчащему позади меня из белоснежного горшка. Убедившись в том, что нахожусь вне зоны досягаемости блуждающего взгляда подростка, я провела рукой по корням своих распущенных волос, ниспадающих по моим плечами густыми волнами, и тяжело выдохнула – не хватало ещё, чтобы моя “выходная вылазка” была испорчена отголосками трудовых будней. Как только я выпустила весь воздух из своих лёгких одним продолжительным выдохом, за моей спиной кто-то прокашлялся, и хотя я даже не задумалась о том, что, возможно, кто-то хочет привлечь подобным образом моё внимание, я машинально обернулась. – Прекрасно выглядишь, – прежде, чем я осознала, кто именно передо мной стоит, произнёс Дариан. Он был настолько “большим”, что с первого раза осознать его нахождение перед собой было бы сложно для любого человека ниже двух метров ростом. – Прячешься от Ирмы? – он бросил взгляд через дерево, служащее мне укрытием.